Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 3
Но больше это его выражение лица меня не успокаивало – не так, как раньше.
– Т ы в е д ь т о ж е н е в е р и ш ь в э т и «ш к а т у л к и», д а, Ю р и - т я н?
Я услышал, как Юри-сан втянула воздух.
Он заставлял ее с собой согласиться. Отказ не принимался.
– …Я…
Заставить ее кивнуть и тем самым якобы узаконить свое неприятие нашего плана.
Такова была его цель.
Значит, если Юри-сан кивнет – всему конец.
Но она просто не сможет. Такая робкая девушка просто не сможет удержаться против него в нынешней ситуации.
Юри-сан кинула на меня короткий, полный слез взгляд, но тут же отвела глаза.
Дрожащими губами она прошептала:
– …Да, я не могу в них поверить.
Аах, вот и приехали…
Так я подумал, но –
– Но, – продолжила она, – думаю, мы, по крайней мере, можем доверять Хосино-сану. Поэтому я… не могу поверить, что он пытается заманить нас в ловушку.
Она не могла поверить.
Она ясно сказала это. Она сказала это, хотя ее трясло, хотя она боялась его, и все же она смогла противостоять воле Камиути-куна. Она защитила меня.
Затем она вся съежилась, прижав руки к груди, прерывисто дыша – похоже, последствия тех усилий, каких ей стоило собрать всю свою храбрость.
Камиути-кун, явно удивленный отказом, глядел на нее во все глаза. Затем кинул пристальный взгляд на меня. Я сглотнул – чувство такое, как у преступника перед судом.
– Ну, должен признать, Хосино-семпай и мне кажется довольно добрым человеком.
И наконец-то враждебность окончательно улетучилась с его лица.
…Нам удалось?..
Юри-сан подняла голову и повернулась ко мне. Ее напряженное лицо расслабилось, и на нем появилась улыбка.
Итак, благодаря храбрости Юри-сан нам удалось сохранить надежду на мирное разрешение нашей проблемы.
Дайя, Пред, Камиути-кун и Мария разошлись по комнатам. Я тоже собирался пройти в свою дверь, когда Юри-сан вдруг ухватила меня за руку.
– Что случилось?
Уже спрашивая, я заметил – ее руки дрожали.
– …Мне было страшно, – прошептала она, не поднимая головы. – Он был… очень страшный.
– Угу… ммм… ты фактически спасла нас, Юри-сан. Спасибо тебе большое.
Я пытался подбодрить ее улыбкой, но испуг с ее лица не исчез.
– [Тайная встреча].
– …Э?
– Я боюсь… следующей [Тайной встречи] с ним.
Юри-сан была вся белая, как мел – как в тот раз, когда мы с ней встретились впервые.
– Т-тебе не о чем волноваться! В смысле, ты, похоже, нравишься Камиути-куну, так что…
– …Именно поэтому я и боюсь!!!
Подняв лицо, она чуть ли не прокричала эти слова, после чего сразу же вновь уткнулась взглядом в пол. Кажется, ей было стыдно за собственный крик.
– П-прости, я не хотела тебя пугать.
– М-ммм…
Что все это значит?
[Тайная встреча] – это когда ты остаешься наедине с кем-то в комнате, похожей на тюремную камеру. Раз Камиути-куну она нравится, вряд ли он захочет убить…
– Ах…
Наконец-то до меня дошло.
До меня дошло, чего боялась Юри-сан.
Она, похоже, поняла, что я догадался, и изо всех сил сжала мне руку.
– …Я серьезно, знаешь?
– Чего?
– Я серьезно считаю, что мы можем тебе доверять, я сказала так не просто для того, чтобы утихомирить Камиути-сана.
Ее затрясло еще сильней. Я встревожено заглянул в ее опущенное лицо.
– Мне страшно… мне страшно!..
Она плакала.
Блин, и что прикажете делать?
Решив, что раздумьями делу не поможешь, я тоже сжал ее дрожащую руку. Юри-сан в ответ и левую свою руку положила на мою и стиснула пальцы.
– А…
Снова.
Да, снова.
Я снова вспомнил.
Я вспомнил «Нану Янаги» куда четче, чем когда впервые услышал фамилию Юри-сан.
Скорее другое странно: как я мог забыть ее полностью, совсем? Еще и двух лет не прошло, но я даже о самом ее существовании не вспоминал. Я забыл ее настолько плотно, что все те события как бы и не происходили вовсе.
Только не говорите мне, что мое желание, горевшее во мне с тех самых пор, как я ее предал, – «Я хочу забыть Нану Янаги», – было исполнено?
Верно – оно исполнилось, к о г д а Н а н а Я н а г и б ы л а з а к р а ш е н а м о е й п о в с е д н е в н о й ж и з н ь ю.
«Хуже того, эта твоя ненормальность существовала еще до того, как ты прикоснулся к “шкатулке”».
…Одно с другим никак не связано. Совершенно никак.
– …Прости меня, Хосино-сан, я правда очень сильно извиняюсь… сейчас я буду эгоисткой, но, пожалуйста, прости меня за это. Я тебе доверяю, сама не знаю почему. Поэтому…
И она сказала. Я н а г и - с а н с к а з а л а.
– Поэтому, пожалуйста – не предавай меня.
Ее залитое слезами лицо… напомнило почему-то лицо моей первой любви.
И тогда, сразу же, как только я подумал, что они похожи, я ответил:
– Я не предам тебя. Я никогда больше не предам тебя, «Янаги-сан»!
► День 1, <E>, комната [Кадзуки Хосино]
Вернувшись к себе, я впервые за долгое время начал вспоминать ее.
Нана Янаги. Моя одноклассница, моя первая любовь и – девушка моего лучшего друга.
Кроме фамилии, с Юри-сан у нее не было ничего общего. Если бы мне пришлось описать ее одним словом, это было бы слово «хулиганка». Скажем, как-то она на перемене взяла и сбрила себе брови; в другой раз обработала наш кабинет огнетушителем, так что все стало розовым – таких выходок у нее был миллион. Девчонки за глаза называли ее «двинутой».
Конечно же, Янаги-сан меня пугала; говоря откровенно, я не хотел иметь с ней абсолютно ничего общего. Вообще мало кто захотел бы связываться с одноклассницей, которая красится в блондинку, ходит в допотопной длинной юбке, каких даже другие прогульщицы не носят, да еще и курит втихаря.
Однако один из таких «мало кто» был совсем рядом.
«Тодзи Кидзима», мой лучший друг.
Тодзи был невероятно любопытен; его глаза начинали блестеть всякий раз, когда он натыкался на что-то новое для себя. За ее прибабахами он всегда следил сияющим взглядом. Наверно, для Тодзи было вполне естественным, что его к ней тянуло.
Янаги-сан отшивала его в первые разы, когда он ей признавался. Но, по правде говоря, она, наверно, нуждалась в ком-то, кому она была бы небезразлична. В конце концов, она приняла признание Тодзи, и они стали встречаться.
И как только они стали встречаться, она показала свою истинную натуру.
Натуру очень одинокого человека.
Она зависела от Тодзи. Зависела настолько, что это было уже ненормально. Она не отходила от него ни на шаг, она угрожала другим девушкам, которые подходили слишком близко. По желанию Тодзи она вернула волосам естественный черный цвет, стала носить нормальные юбки и закопала сигареты в саду.
Тодзи был для Янаги-сан всем.
Поэтому для нее было невыносимо, когда он, ее всё, не полностью соответствовал ее ожиданиям – даже если это были просто какие-то слова или манеры, которые ей не нравились. Даже крохотные разочарования становились для нее громадными трагедиями. Настолько, что иногда она пыталась вскрыть себе вены на запястьях.
Единственным, кто мог выслушивать ее стенания, был я.
Ее звонки всегда начинались с плача. Частенько она уводила меня в безлюдные места и рыдала там.
Сперва я всего лишь слушал, что она мне говорила. Но постепенно она стала требовать от меня более существенных утешений. Она требовала, чтобы я гладил ее по голове, чтобы я обнимал ее, чтобы я спал рядом с ней, чтобы я пил ее слезы. Помню, она говорила какие-то глупости вроде того, что она успокаивается, глядя на мое лицо, когда я слизываю слезы у нее со щек, хотя одновременно она при этом чувствует вину перед Тодзи.
Да, она зависела и от меня тоже.
Честно говоря, это было утомительно. Иногда я просто не отвечал на ее звонки, потому что уставал от нее.
Если даже я чувствовал себя так, то что говорить о Тодзи – он устал от нее куда быстрее.
Несколько раз они говорили о разрыве и в конце концов таки разошлись.
С того дня она ко мне просто прилепилась. В мире полно людей, которые за всю жизнь ни разу не пробовали на вкус слезы других; я же этой соли напробовался до такой степени, что меня начало тошнить. Я терпел, потому что знал – больше ей опереться не на кого.
Но и я был на пределе. Из-за постоянного стресса у меня начал болеть живот. Я потерял аппетит. Мне надоело до чертиков – с какой радости я должен утешать девчонку, с которой мы даже не встречаемся?
И поэтому однажды я сказал ей:
– Я не могу больше терпеть твое общество.
