Артем Мичурин - Еда и патроны
— Кто наплёл?
— Славик Хазар.
— Нашел, кому верить. Он дальше Владимира сроду не был.
— Говорит, корешь сам лично по дну прохаживался и монетки собирал.
— Ну, да. Корешь известного брехуна — это, конечно, авторитет. Ты сам-то головой подумай. Какие, нахер, монетки? Там, наверное, ила и грязи такой слой, что катер не найдёшь. Монетки, бля…
— Чё ты разошёлся? Может и спизданул малость. Но река выкипеть вполне могла, я считаю. Одна ракета, и русло нахуй. Потекла речка в обход города, а что в черте осталось — облаками ушло. Ты вот под Тамбовом не бывал? А я бывал. И не понаслышке знаю, во что железнодорожные вагоны после термоядерного жара превращаются. Да что там вагоны? Рельсы калёные, как масло тают. Помню, ещё оплавок со шпалы подковырнул — кругляшёк такой, как речная галька, только не камешек, а сталь — и в карман положил, на память. Хорошо — умные люди заметили вовремя, вразумили дурака. Вроде обошлось.
— Что обошлось?
— Всё обошлось — зубы не выпали, башка не облысела, хрен работает, кожа язвами не покрылась, собственными кишками не испражнялся. Фонят они очень, Серёжа, железяки эти. Нет, конечно, и от земли потрескивает, и от кирпича, но меньше. А вот металл лучше стороной обходить, да-а-альней стороной. Что взгрустнул-то? Небось, на каруселях думал покататься? — второй собеседник весело хохотнул. — Эх, молодёжь.
— Да, дела… — протянул первый. — А живность там водится какая-нибудь?
— Кто ж его знает? Вообще, я слышал, что в сильно заражённых местах жизни нет. Но…
Диалог прервался, за стеной послышалась возня.
— Что это? — спросил первый с придыханием.
— А сам-то как думаешь?
— Челюсть. Собачья?
— Почти угадал. Крысиная.
— Да ладно!
— Я и сам бы не поверил, если б собственными руками не отрезал её от свежего трупа.
— Под Тамбовом?
— На самой окраине. До первой воронки меньше километра оставалось. Вначале тоже подумал — собака, а пригляделся — нет. Туша-то сильно поеденная валялась, черепушка раздавлена, но лапы крысиные с собачьими разве что слепой спутает.
— Это сколько ж в той животине было? Килограмм пятнадцать-двадцать?
— Вроде того. При этом ей и кушать нужно немало. Значит, есть, на чём вес такой нагуливать.
— Да её саму кто-то схарчил.
— То-то и оно, — второй ненадолго умолк и снова заговорил, понизив громкость: — Знаешь, никому раньше не рассказывал, но там, в Тамбове, я видел ещё кое-что.
Снова воцарилась тишина. Я, припав ухом к кружке, живо представил, как у первого собеседника в предвкушении очередной тайны расслабляются мышцы лица, и челюсть медленно оседает на грудь.
— Так вот, — продолжил второй, — когда мы проходили мимо железки, среди искорёженных товарных вагонов дважды мелькала тень. По очертаниям — человеческая. А фон там — мама не горюй. Вблизи, конечно, не замеряли, но если показания счётчика с расстоянием соотнести, да результат прикинуть, выходит, что радов триста-четыреста словить проще, чем найти шлюху в борделе. Такая доза — это лучевая и похороны через месяц-другой. А если задержаться в том металлоломе подольше, можно и за тысячу поймать. Это уж лучше сразу пулю в жбан. Иначе — рвота, жар страшный с бредом, кровавый понос, и мучительная смерть в течении двух недель.
— Ну? — вопрошающе произнёс первый после нескольких секунд бесплодного ожидания.
— Что «ну»?
— Дальше-то чего было?
— А и ничего. Мимо пошли. Ты, Серёжа, всё-таки туговат на голову, только из снайперки своей шмалять и умеешь. Я ему про человека в очаге радиации, а он — «Чего дальше?» — передразнил второй. — Сам факт тебя не удивляет?
— Ну, так ты же не знаешь, может человек этот и загнулся потом, от кровавого поноса, — возразил первый. — Не все такие прошареные на счёт радиации.
— Нда… — цокнул языком второй. — Ни о чём с вами молодыми серьёзно потолковать нельзя. Ладно, пойду, справлюсь, как там наша банька. Попариться охота перед дорожкой. Даст бог — не в последний раз.
— Бля, Гейгер, типун тебе на язык.
Разговор закончился, скрипнули половицы, хлопнула дверь.
Я размял затёкшую шею и глянул в забранное решёткой оконце под потолком — небо совсем уже потемнело. Что ж, надо и мне ополоснуться, пожрать, да на боковую. День предстоял не лёгкий..
Глава 10
Наёмники. Трудно найти другой контингент, мнение о котором было бы столь же неоднозначным. Их услугами пользуются все — от сельчан, нуждающихся в защите, до городских властей, чьи намерения варьируются в очень широком диапазоне. Для одних наёмники — последняя надежда в виду нехватки собственных силёнок; для других — удобный, хоть и недешёвый, инструмент в улаживании щекотливых дел; есть и те, кто пытается использовать их в качестве пушечного мяса, ставя под главный удар. Сопливое пацаньё мечтает о вступлении в наёмнический отряд, грезя приключениями и шальным баблом. Матери, едва завидев кампанию упакованных в «комки» и увешанных стволами мужиков, за уши тащат сыновей со двора, а дочурок прячут в погребах и на сушилах. Вольные стрелки, дикие гуси, солдаты удачи, псы войны — они появляются везде, где пахнет кровью и золотом. Сегодня избавляют деревню от посягательств банды, завтра участвуют в карательном рейде, послезавтра свергают одного царька, чтобы помочь вскарабкаться на трон другому. Большинству из них глубоко плевать на принципы и мораль, их интересуют только деньги. В этом мы похожи. Будь я поуживчивее — кто знает — возможно, мерил бы многострадальную землю-матушку кровавой поступью в составе разношерстной кодлы сорвиголов. Вместе легче. У каждого своя роль, своя область ответственности: снайпер, пулемётчик, гранатомётчик, сапёр, медик, техник, повар, наконец. В полностью укомплектованном отряде можно позволить себе роскошь быть узким специалистом. Боец, грамотно управляющийся с РПГ-7, к примеру, имеет долю раза в три-четыре больше, причитающейся рядовому стрелку. Оно и не удивительно, принимая во внимание стоимость выстрелов и возникающие по той же причине сложности с обучением. Мало кому хочется держать в руках собственный ливер как результат «дружественного огня».
Чем крупнее отряд, тем выше его шансы на процветание. При наличии опытного капитана, разумеется. Сей индивид должен обладать не только светлым умом для тактических выкладок, и хорошо подвешенным языком для ведения переговоров, но и крепкой рукой, способной своевременно взять за яйца тех, кто решил поставить его авторитет под сомнение. Не каждому по зубам держать в узде толпу отъявленных ублюдков, заставляя их делать то, чего они, зачастую, делать совсем не желают. Поэтому численность наёмнического отряда редко переваливает за двадцать голов. Самые крупные, с которыми мне доводилось иметь дело, насчитывали шесть-семь десятков. Таких отрядов я знаю всего два, и их капитаны — чистые звери, не гнушающиеся фаршировать подопечных свинцом за малейшее неподчинение. На первый взгляд крутовато, но тот, кто поварился в этом котле, подтвердит, что только так и можно командовать. Ведь даже среди двенадцати приближённых Иисуса нашёлся Иуда, а апостолы, как говорят, были куда честнее наймитской братии.
Если верить Фоме, Ткач, до организации похода в Москву, рулил отрядом, чья численность колебалась в пределах тридцати-сорока головорезов. Те пятеро, что остались, были десятниками и спецами: Гейгер — техник, ответственный за радиохимическую безопасность, уже в возрасте, пятый десяток разменял, для наёмника неплохо, верный знак качества; Серёга Весло — снайпер, мужская особь субтильного телосложения лет двадцати пяти, больше о нём ничего не было известно, но судя по количеству зарубок на прикладе СВД, дело своё он знал крепко; Ряба — гранатомётчик и по совместительству сапёр, неприметный мужичок средних лет с характерным для своей специальности узором чёрных точек, обрамляющих рваный шрам на шее и правой щеке; Валера Балаган — пулемётчик, плечистый детина, на вид лет тридцать-тридцать пять, лицо доброе, но не даун, что странно, гордый обладатель ПКМа и титановой каски, которую носит не снимая. Вот и всё, что я знал об этих четверых. Но пятый участник группы, о котором Фома упомянул лишь вскользь, без имени, был мне знаком. И, честно говоря, меня сей факт здорово расстраивал. Сиплый — медик. Мы познакомились четыре года назад, когда он штопал мясо ещё в другом отряде. Странный малый. Перепробовал, наверное, весь ассортимент наркоты, до которой смог дотянуться. А дотянуться он умел. При этом не сторчался и был вполне адекватен. Называл себя «нейропилотом», «естествоиспытателем мозга». Собеседника интереснее я не встречал. Чертовски умный мужик. По слухам заведовал отделением хирургии в клинике Костромы, но за свои эксперименты получил коленом под зад. Горевал Сиплый недолго, и легко нашёл себе работу, примкнув к наёмникам. На вопросы о возрасте отвечал, что умирать в ближайшее время не планирует и остальным не советует. С виду — тридцатник, или даже меньше. Наблюдал Сиплого в деле и могу сказать, что под его нож лечь, в случае чего, не побоялся бы. Хирург он — что называется — от бога. А вот стрелок херовый. Из арсенала предпочитал «Витязь» за его слабую отдачу и возможность дать длинную очередь с неплохим шансом на «авось попаду». В атаку никогда не рвался. Даже не представляю, что могло заставить Сиплого принять участие в афёре с походом к чёрту на рога. Жаль, что так вышло. Очень жаль.
