Туллио Аволедо - Корни небес
— Вы его не накажете? — удивленно спрашиваю я Дюрана.
— За что?
— Как это «за что»? Он только что хладнокровно убил человека!
Капитан пожимает плечами:
— Меньше чем через два дня это место превратится в огромную могилу. Тот, кто сделал это, хотел покончить с собой. И, сделав это, забрал с собой всех остальных. Если этот человек виновен, тем лучше. Но это все равно ничего не меняет. Они все обречены.
Я испытываю желание заговорить с ним об исповеди жены диакона. Но удерживаюсь от этого.
— Почему вы говорите, что они обречены? Они могут пойти в Новый Ватикан.
— Ах да! И как же? Нам понадобились часы, чтобы доехать сюда на санях. А им придется идти пешком. У них бы это заняло не меньше трех дней. Никто из них не выжил бы. Им лучше оставаться здесь. Оранжереи, конечно, жаль. Приятно было время от времени есть свежую еду. Но ничего не поделаешь.
— Ничего не поделаешь? Как вы можете быть так циничны? Мы говорим о десятках человеческих существ!
— Вопрос точки зрения. Некоторые думают по-другому.
— Что скажет кардинал Альбани, если вы оставите их умирать?
Дюран разражается смехом.
Это очень неприятный смех.
— Альбани ничего не знает об этом месте. Это мы обнаружили его. Оно наше.
— Ваше?
— Военный аванпост. Под нашим контролем. И в нашем распоряжении. Смотрите на это как на… протекторат. Мы обеспечиваем их безопасность. И свое молчание…
— Молчание о чем?
— Это не ваше дело, священник.
— До вчерашнего дня вы называли меня «святой отец».
— Вчера было вчера.
Я указываю на машину. Дым становится все гуще. Открытые язычки пламени, мизерные, но угрожающие, начинают появляться в черноватой дымке.
— Вы бросите ее так?
— Это не наша проблема. Идемте со мной, святой отец.
— А если я не захочу?
— Можете оставаться здесь, — отрезает Дюран, поворачиваясь и выходя из комнаты.
Столовая похожа на загон для скота. Такое впечатление производят покорные лица жителей и то, как гвардейцы присматривают за ними, словно пастухи за стадом.
Их собрали в центре комнаты. Среди них нет ни жены диакона, ни доктора Ломбар.
Три швейцарских гвардейца — Диоп и двое итальянцев — держат всех под прицелом своих автоматов.
Это не собрание.
Это перекличка заключенных.
Я инстинктивно, как будто мои ноги сами решили за меня, присоединяюсь к гражданским, стоящим в середине комнаты.
Дюран легким движением запрыгивает на стол. Он садится на корточки, держа руки за спиной и рассматривая своих пленников одного за другим. Он не произносит ни слова, пока в зал не входит красавица Адель Ломбар.
Я жду, что она присоединится к нам в середине зала. Вместо этого она при помощи капитана забирается на стол. Это разочаровывает меня.
Они с Дюраном обмениваются тревожным взглядом. Потом она обращается к пленникам:
— Капитан рассказал мне, что произошло в отопительном отделении. Это ужасно. Безумно. Кто-то сломал компьютер, регулирующий температуру. Вы понимаете, что это значит? Это верная смерть для нашей общины. Ее уже не спасти. Кто бы это ни был, наша судьба решена.
Сопровождаемые грохотом металла, Егор Битка и сержант Венцель входят в комнату, таща тело, которое затем кидают на пол, где оно остается лежать неподвижно, как тряпичная кукла.
— Мы поймали эту шлюху в подземной кладовке, — радостно объявляет сержант, — она пыталась покончить с собой.
Он показывает запястья женщины, кое-как перебинтованные грязной изодранной тряпкой.
— И посмотрите, что было у нее в кармане, — улыбается Венцель.
Он победоносно показывает отвертку и разводной ключ. Он ржавый.
Дюран спрыгивает со стола.
Какой-то человек отделяется от группы гражданских. Он становится на колени рядом с женщиной. Это ее муж, диакон Фьори.
Он гладит и обнимает ее. Утешает ее, как мать ребенка.
Дюран оттаскивает его за волосы.
— Идиот поганый! Из-за твоей жены вам всем крышка! Спроси ее, почему она это сделала!
— Кто сказал вам, что это была она? — возражает Фьори.
Женщина медленно поднимает голову. У нее разбита губа и сломан один зуб. Глаза красные от слез.
— Это была я, — спокойно признается она.
Диакон мотает головой:
— Не слушайте ее. Она сошла с ума.
— А мне кажется, что она прекрасно соображает, — возражает Дюран, подходя к женщине медленными легкими шагами хищника.
— Почему ты сделала это, шлюха?
— Потому что я должна была это сделать.
— Должна? Что это, блин, значит? Говори правду, проклятая шлюха, кто велел тебе сделать это?
Женщина с трудом выпрямляет спину. Она отвечает гордым взглядом на взгляд Дюрана.
— Мне это повелел Бог.
Капитан достает из кобуры пистолет. Направляет его в висок женщины.
— Последний раз спрашиваю тебя, женщина: кто приказал тебе разрушить это место?
Невероятным образом на ее разбитых губах появляется улыбка.
— Бог.
Пистолет выстреливает. Кровь пачкает белый пиджак и волосы диакона. Посередине его лба появилась черная дыра.
— Смотри же, этот раз будет по-настоящему последним. Кто приказал тебе совершить эту диверсию?
Женщина спокойно смотрит на труп мужа. Встряхивает головой.
— А ты все отказываешься понимать…
— Скажи, кто это был!
— Я же тебе только что сказала — Бог.
Дюран фыркает:
— Егор, подойди сюда.
Битка приближается к начальнику.
— Уведи эту… эту старуху и заставь ее запеть. Мне нужны имена, факты. Я должен понять. Иди.
Капрал Битка грубым рывком поднимает пожилую женщину. Она встает на ноги, стараясь идти как можно более ровно. Прямая, гордая.
Перед тем как выйти, Битка почти с детской улыбкой берет со стола разводной ключ и отвертку, найденные, по словам Венцеля, у женщины. Он насмешливо отдает честь и выходит из комнаты, уводя свою пленницу.
— А теперь о вас, славные жители станции Аврелия. Что заботит вас больше всего? Есть ли что-нибудь, о чем вы непременно хотите поговорить со мной?
Никто не отвечает.
— Например, кто-нибудь из вас мог бы сказать мне, что вы собираетесь делать теперь, когда ваша подруга решила лишить вас света и отопления. Правда, с запасами метана у вас и так было плохо, но некоторая экономия и жертвенность, — произнося это слово, Дюран злобно ухмыляется, — могли бы дать вам продержаться еще некоторое время. А теперь все стало несколько сложнее. Навскидку вам осталось не больше трех дней жизни.
— Вы могли бы сопроводить нас до Нового Ватикана…
Дюран отрицательно мотает головой:
— Нет, не могу. Вы забыли, кто вы? Что вы сделали? И потом, там ничего не знают о вашей общине. Для них вы не существуете.
— Мы могли бы принести им еду, технологии…
— Кто это сказал?
— Я, — поднимает руку человек около сорока, одетый в одежду из мешковины. Сделав два шага вперед, он выходит из круга пленников.
— И тебя зовут?..
— Эрнесто Рабито.
— Ты что-то не кажешься мне похожим на ученого, Эрнесто.
— Теперь я крестьянин. Но я не всегда был им. Когда-то я изучал медицину. Думаете, это не в счет? Вам в Новом Ватикане не нужны медики? А вон тот, Карло, агроном. Дайте ему метр земли, и он покажет вам чудеса.
— Можно я дам ему его метр земли? — спрашивает Дюрана Бун. — Может, даже метр на метр…
— Попридержи язык, солдат. То, что ты говоришь, очень интересно, брат Рабито. К сожалению, с этой точки зрения у нас в Новом Ватикане все уже хорошо. Мы, конечно, не устраиваем банкетов, но мы выращиваем все необходимое для жизни. Грибы, спаржу, картофель…
— Однообразная диета… — комментирует Рабито.
— Лучше такая, чем ваша, — отрезает Дюран. — О’кей, теперь я объясню вам, почему мы не можем вам помочь. У нас есть миссия. Важная миссия, возложенная на нас высшей властью Ватикана. Мы не можем терять время на то, чтобы сопровождать вас. К тому же, мы не сможем перевезти ваше оборудование, а без него вся ваша наука ни на хрен не нужна. — Он улыбается человеку в одежде из мешковины: — Возвращайся-ка на свое место, Эрнесто. И спасибо за предложение.
Когда Рабито поворачивается спиной, Дюран достает пистолет и приканчивает его выстрелом в затылок. Толпа пленников отступает, как волна отлива.
— Это чтобы показать, до какой степени я зол на вас. На всех вас. Я больше не хочу слушать глупости. С моей стороны ни на что не рассчитывайте. Скажу больше: я чудовищно взбешен оттого, что все эти годы мы защищали вас, прося взамен только самую малость, а вы отплачиваете нам вот этим!
Дюран оборачивается к доктору Ломбар.
— Адель, только не говори мне, что ты тоже понятия не имеешь, почему они сделали это с нами…
Женщина тоже спускается со стола. Встряхивает головой.
