Михаил Бычков - Подземка
Недовольный охранник возвышался надо мной неприступной башней. За размышлениями я не заметил, как отведенное под перерыв время истекло. Остальные работяги уже давно взяли в руки инструмент.
– Понял, командир. Только не надо шуметь.
Я поднялся, отряхнул одежду и с тоской посмотрел на носилки. Мать моя, женщина, это сколько ж еще над нами измываться будут?! Мы ж не шахтеры какие, честное слово!
Глава 12
Грыжи я себе не нажил, однако в изолятор приплелся на полусогнутых. Сразу бухнулся на лежак и валялся минут десять, уткнувшись мордой в вонючие тряпки, служившие мне подушкой. Ни на что другое я не был способен.
– Слышь, Саша, ты как? – тревожно спросила Лило.
– Пока не понял, – признался я. – Укатали сивку. Мне носилками чуть руки не оторвало. Целый Эверест с место на место перетаскал. Ладно, не обращай внимания. Это я типа жалуюсь, рассчитывая на женское тепло и ласку.
– А мне без тебя скучно было, – неожиданно сказала девушка.
– Скучно? Я думал, к тебе целыми делегациями повалят.
– Я сначала тоже так думала, но меня почему-то трогать не стали. Поесть принесли, горшок вынесли и все.
– Значит, тебя тут больше уважают. Мне вот пришлось вкалывать как папе Карло. Надо было с тобой поменяться. Ты уж извини, я беседу поддерживать не в состоянии. Язык и тот не ворочается.
Как вырубился – не помню. Закрыл глаза и все, бухнулся в черный колодец. Зато утром нас ждал приятный сюрприз, начался который с визита самого Ашота Амаяковича, угрюмого, как знаменитая река. Мне его печали-горести были до фени, но глава администрации так сокрушенно сопел носом, что у меня непроизвольно начало зарождаться некоторое сочувствие. Что-то серьезное волновало товарища майора, и, по всей вероятности, причины его тревоги были связаны с нами. Я в последнее время стал заправским интуитом, жаль только, корочек нет.
– В общем, так, Лосев, от лица администрации приношу тебе наши извинения, – не поднимая глаз, пробубнил Ашот Амаякович. – Мы во всем разобрались. Выяснили, что тебе доверено ответственное задание. Можешь быть уверен, препон тебе чинить не будем. Даже наоборот, поможем.
– Извинения принимаются, – кивнул я. – Только скажите, что произошло?
Майор пожаловался:
– Хватились вас на Центральной, телефонограммы по всей ветке разослали. Требуют, чтобы ты поторапливался.
– Ничего себе, – присвистнул я. – Только не говорите, что вам указивка от самого Генерала пришла.
– Вот именно, что от него-то и пришла, – вздохнул Ашот Амаякович. – Он на меня полчаса в трубку орал. Я чуть не оглох в итоге. Что за сыр-бор, не понимаю. Чего он в вас такого нашел?
– А мы его родственники, – пошутил я. – Двоюродные брат и сестра.
Вышло, конечно, как про детей лейтенанта Шмидта (я книжку Ильфа и Петрова раз двадцать читал), но Ашот Амаякович почему-то поверил. Он побледнел, нервно сглотнул и упал духом еще сильнее. Вероятно, Генерал обещал спустить на него всех собак.
– Так что, мы свободны и можем идти дальше? – спросил я.
– Вы совершенно свободны, но вот одних вас я отпустить не могу. Генерал сказал, что вышлет группу сопровождения. А вы пока передохните, в порядок себя можете привести. Велено создать все условия.
– Отдых – это хорошо, тем более заслуженный. С превеликим удовольствием.
– Тогда собирайтесь. Переведу вас в нормальное место. Там и помыться можно, и покушать. Что скажете?
– Скажем спасибо.
Так что уговаривать ему не пришлось. Мы с огромным удовольствием покинули опостылевший изолятор. Ашот Амаякович поселил нас в комнате при администрации. Там были две нормальные кровати и даже постельное белье. Признаюсь, я давно забыл, что это такое, и с благоговением потрогал белоснежную простыню и наволочки.
– Живут же люди…
Две женщины наносили теплой воды. Я быстренько помылся, вытерся пушистым полотенцем и, испытывая неописуемый кайф, присел на кресло. Скоро появилась Лило в банном халате, раскрасневшаяся и оттого еще более соблазнительная.
– С легким паром!
– Спасибо, – ответила она. – Тебя тоже с легким паром.
Я поблагодарил.
Она присела к зеркалу и принялась расчесываться. Я облизнулся, как кот на валерьянку. Эх, хороша Маша! Жаль, что не наша. Хотя будем посмотреть. Вся ночь впереди: вдруг подует ветер перемен и на башне неприступной крепости появится белый флаг. С другой стороны, кто знает, чем оно все закончится. Вдруг втюрюсь по уши, а нам на Центральной прощаться. Дан приказ ему на запад…
Я заставил себя перейти на нейтральную тему:
– Скоро принесут покушать. Знаешь, я бы тут, наверное, остался. По сравнению с моими апартаментами на Двадцатке это просто рай.
– В рай попасть никогда не поздно, – наставительно произнесла девушка. – Вот только вряд ли нам разрешат здесь задержаться.
Я кивнул:
– Да, похоже, Генерал и впрямь тобой не на шутку заинтересовался. Не знаешь, с чего это он воспылал таким любопытством?
– А ты у него спроси, – посоветовала Лило.
Я фыркнул:
– Ага, так он мне и ответит.
Девушка пожала плечами:
– Извини, я тебе больше ничем помочь не могу.
– Слушай, Лило, откуда такая секретность? Куда ни ткни, сплошные загадки, и, заметь, без ответов.
Девушка молча легла на свою кровать и накрылась одеялом.
– Не хочешь говорить, не надо, – пробурчал я, злясь на собственное бессилие.
Ну не пытать же ее, в самом деле!
Я взбил подушку, поудобней устроился на лежанке и моментально отключился.
День выдался холодным. Ледяной ветер обжигал лицо, косые струи дождя ударяли по прорезиненному костюму химзащиты. Отец когда-то в таком ходил на зимнюю рыбалку. Я пока не вырос, и меня с собой он не брал. Возвращался красным не то от мороза, не то от принятых боевых ста грамм, которых на самом деле могло быть гораздо больше. Мать всплескивала руками. Отец целовал ее, потом подзывал нас с сестрой, по очереди брал в сильные руки, прижимал к себе, поднимал до потолка. Он был очень сильным. Любил шутки, веселье, компанию. Мы часто принимали у себя гостей…
– Ты чего застрял? – толкнул меня в спину Толик.
– Да так, вспомнилось кое-что, – зачем-то стал оправдываться я.
– Иди, нечего дорогу загораживать, – забурчал Толик.
– Раскомандовался тут!
Я хотел выразиться покрепче, но потом передумал. В сущности, Толик прав. Времени мало, надо спешить.
Наверху дышалось намного легче, воздух здесь хоть и отравленный, но намного вкусней затхлой атмосферы подземки. Интересно, почему так? Цианистый калий, к примеру, отдает миндалем, а ведь страшный яд. Неужели чем опаснее вещь, тем она привлекательней в глазах человека? Не всегда, конечно. Большинство тварей на поверхности не вызывают ничего, кроме страха и отвращения. Хотя причина тут может быть в другом. Мы смотрим на них с более низкого звена пищевой цепочки. Те, кто повыше, возможно, наслаждаются сейчас грациозным полетом гарпий, сокрушительной силой горилл-йети. А мы… мы смотрим на них, как зажатый в угол мышонок на вечно голодного помойного кота. Еда не может любить того, кто намерен ее съесть. А гарпии не едят, они не смакуют пищу, они разрывают ее на части и отвратительно жрут. Меня передернуло.
Я поводил глазами по окрестностям. Пока все гладко, путь открыт. Почему-то я был уверен на все сто, что так оно и должно быть. Никаких опасностей – сегодня мой, вернее, наш день.
И вдруг что-то засосало у меня под ложечкой, махонький такой червячок сомнения.
– Стойте, – приказал я.
Поисковики, привычные к любой ситуации, послушно замерли. Даже Димка Ботвинник подчинился, хоть и был старшиной каравана. Стало тихо, почти беззвучно: я слышал только дыхание ветра и падающую капель.
– Ты чего панику нагнетаешь? – едва шевелящимися губами спросил Димка.
– Что-то не так, – пояснил я. – Пойду проверю.
– Хорошо, – согласился Ботвинник и предупредил: – На рожон только не лезь.
Вместо ответа я кивнул и, стараясь не выдать себя нечаянным шумом, стал очень медленно выдвигаться вперед.
Далеко отойти мне не удалось. Тонкий, похожий на колебание струны звук привлек мое внимание. Он был легким и воздушным, как пение райских арф. Я насторожился, едва не утопил пальцем пусковой крючок автомата и усилием воли подавил желание разрядить обойму в то место, откуда исходил этот звук. Немного погодя я осознал, что мелодичное колебание начинает складываться в слова. Смысл их не доходил до меня. Я напрягся, заставил себя прислушаться и тут сообразил, что слышу не просто мелодию, а зов, причем направленный на меня. Кто-то просил меня успокоиться, не переживать, ничего не бояться и подойти.
Я поверил этому звуку, пошел на него. Уперся в кирпичную стену ржаво-красного цвета. Преграда была непреодолимой. Я протянул руку, зачем-то захотел потрогать шершавые кирпичи, но она прошла сквозь кладку как нож сквозь масло. Я удивился, подошел поближе, сделал шаг вперед и… вывалился, будто через окно.
