Александр Тихонов - Кремль 2222. Легенды выживших (сборник)
Нео меня… мягко говоря, не любят. Смотрят как на мерзость и постоянно дают об этом знать. Только вот мне наплевать на их мнение. Я-то знаю, что кроме него есть еще кое-что. Эти волосатые вонючие твари боятся меня, полукровку. Есть за что. О, да, есть за что…
Намного раньше:
– Сдохни, хомо! – рыкнул серый здоровяк с рыжими подпалинами на груди. – Убью!
И ударил толстенной дубиной с торчащими из нее кусками заостренных железных прутьев. В победе своей он не сомневался, будучи одним из первой десятки бойцов племени.
Он ошибся. Странный пришелец, потревоживший покой часовых, сильно смахивал на нео, правда был меньше, щуплее и пах как человек. У него не было таких громадных валунов мышц под толстой шубой, острых клыков и высоченного роста. Но здоровяка с дубиной этот хомо (или кто он там был на самом деле) убил тремя ударами. Пропустил мимо выпад, со свистом разрезавший воздух, сместился вбок и ударил ногой в колено противника. Кости сухо треснули, лопнули и сломались. Нео, припав на колено, взмахнул еще раз оружием, выплюнул тягучую слюну.
Странный хомо увернулся, рубанул широким тесаком, выхваченным из-за спины, закрытой длинным и потертым серым плащом. И пока лапища его противника, еще сжимающая дубину, падала на землю, правой рукой хомо выдрал кусок горла караульного.
Двое часовых, заревевших от вида крови товарища, бросились на пришельца. И зря. Махать сталью человек не стал. Срезал здоровяков двумя короткими очередями АПСа, молниеносно выхватив его из набедренной кобуры.
– Стоять! – Жуткий, с присвистом голос человека заставил вздрогнуть остальных часовых. – К вождю мне надо. Это у него украли меч?
…Непонятный хомо ушел из стойбища не скоро. Племя входило в клан Рренга, где у вождя племени Руррка были свои серьезные привилегии. А кроме привилегий еще был у него красивый и очень острый меч, сделанный из куска откованного рельса. Его вождь взял с тела бродячего маркитанта и очень любил. Меч украли. А неведомый пришелец пообещал найти и вернуть. Плату называть не стал, сказал, что попросит услугу.
Хомо, сам себя называвший Герром Хаундом, вернулся на закате следующего дня. И вернул вождю Руррку его клинок. А услугой пользоваться не захотел, как и тремя предложенными самочками нео. Ушел и пропал. А на следующий день в стойбище нагрянул сам вождь клана Рренг, грозный, плюющийся во все стороны и требующий к себе Руррка. Сердце незадачливых вождей грозный хозяин клана обычно поджаривал и ел.
Но в этот день повезло всему стойбищу. Незнакомец вырезал две семьи из клана Крагга, а его Рренг не любил. Молодой тогда еще вождь оставил жизнь Руррку и его племени, но забрал все ценное. С Краггом ссориться он пока не хотел и подарил тому, на всякий случай, два хороших меча, снятых с кремлевских дружинников, и трех самочек провинившегося племени. Тех самых, от которых отказался Герр Хаунд. Но сначала Рренг вырезал им языки. Чтобы не проболтались о незнакомце. И начал усиленно искать встречи с ним.
Только Герр Хаунд пришел к нему сам, без приглашения.
Сейчас:
Сколько же дней прошло с того времени… Мои услуги стали нужны многим. Я был неуловим, как сумасшедший робот-серв Джо, и неотвратим, как последствия заражения нанобешенством. Будущее, для которого меня готовила живая голова на колесах, быстро превратилось в настоящее.
– Что с тобой? – Вертер продолжал штопать мое плечо. – Семеро гнилых дампов чуть не вывели тебя из строя. Тебе надо пройти полное обследование и курс некоторых препаратов для улучшения реакции.
– Данке. – Тоже мне, эскулап. Каждый раз после его курсов голова раскалывалась несколько дней. – И к тому же чуть не вывел меня из строя один-единственный дамп. Что касается обследования, я уж сам как-нибудь.
– Это решать профессору, а не тебе. – Киборг вкатил мне несколько кубиков противостолбнячной сыворотки. Плечо тут же заныло, налившись тупой болью. Вот это он сделал верно, заразу подцепить в схватке с дампами проще некуда.
Спорить с Вертером не хотелось. Пусть и имитирует живое общение, но машина, она и есть машина. Самое важное для него – выполнение вложенной программы, остальное – по барабану.
Недавно я нашел небольшой командный пункт. Из трех найденных захоронок вакуумного хранения две оказались с глупыми и ненужными инструкциями по действиям при ядерном ударе. В третьей обнаружилось сокровище: три бутыли коньяка и упаковка сигар. Спичка чиркнула о ноготь большого пальца, туго скрученные табачные листы сладко запахли, раскуриваясь.
– Ты всегда игнорируешь то, что я тебе говорю про антисанитарию. – Киборг лязгнул ножницами на лотке. – Это меня не устраивает, но деваться некуда. Ты всегда притаскиваешь с собой заразу, и я с этим мирюсь. Но зачем курить здесь, скажи мне, Пес?
– Их либе цигаретте. – Ни капли не вру, люблю это дело, тем более что мой организм чистят регулярно. – Но редко, чтобы нюх не портился.
– Лучше бы ты его не терял. Чем это тебе так распороли руку?
– Хитрое устройство. Копье с изогнутым жалом.
– А… – Киборг латал мое бедную плоть со скоростью выстрелов пулемета «Печенег». Если не быстрее. – Совня.
Вот откуда киборгу это знать? И зачем? Ходячая энциклопедия нужного и не нужного. На любой вопрос всегда готов ответ.
– Дай витаминок, битте.
– Тебе выдано в начале недели две полные тубы. – Вертер прыснул на свежезашитую рану аэрозолью. Гнида силиконово-металлическая, ведь знает, что больно. – Перерасход сложно восстанавливаемых медпрепаратов запрещен.
Спорить с жестянкой бесполезно и бессмысленно, он же с задачами в процессоре. Нет так нет. Вертер витаминок не дает… Хаунд сам найдет их и возьмет.
– Голову ты принес хорошую, – Вертер замотал несколько последних разрезов на предплечье. – Профессор уже работает с ней.
– Дас гут, очень рад этому обстоятельству. Их гее к себе в каморку.
– Твое произношение ужасно. – Киборг поправил узел забинтованного локтя. – Я говорил тебе это неоднократно. Твои попытки освоить баварское наречие хохдойча приводят к одному и тому же результату. Нулевому. Понимаешь?
– Ауфвидерзеен, майне фрёйнд.
Киборг ничего не ответил. Ему вообще-то все равно, если разобраться. Хочется мне разговаривать с ним на ломаном немецком, так пусть меня… чем бы дитя ни тешилось. Профилактику он провел и принесенный образец обработал даже раньше меня. Поесть соображу сам, одежда в стирке, значит, можно отдохнуть.
Моя каморка ждала меня привычным порядком и чистотой. Там, на поверхности, ты можешь делать что угодно, хоть в грязи кататься и радоваться своему свинству. Но дома будь добр – все содержи в порядке и чистоте. Первое правило неписаного кодекса Кровавого Пса: не сри там, где ешь.
Есть не хотелось. Наружу по плану только послезавтра, можно и побаловать себя, просто подрыхнув. Вот почему, скажите мне, умник-профессор-голова-на-колесиках, упаковываясь в бункер, не подумал о чем-то другом, кроме самого необходимого? Что мешало взять с собой не только майки защитного цвета, а хотя бы что-то цветастее?
Я лег на кровать, закрыв глаза. После инъекций и медицинского вмешательства Вертера всегда хотелось спать. А мне хотелось подумать и не сразу провалиться в сон.
Сейчас профессор вытягивает из принесенной головы, корчащейся под электричеством и введенными препаратами, необходимую информацию. Пусть его, великий злой гений. Не знаю, что он там плетет за козни и интриги. Пока что мне наплевать. В конце концов, именно этой старой мрази я обязан собственной жизнью. Поэтому и убью его очень быстро.
Все просто. Я ненавижу его. Я много кого и чего ненавижу. Почему? Все еще проще.
Я ненавижу нео, потому что кто-то из них изнасиловал мою мать, родившую такого выродка, как я. Ненавижу их за вечную вонь, за постоянный голод, за вопли их караульных, которые мешают спать.
Я ненавижу профессора за то, что он пять долгих лет издевался над моим бедным телом. Если эта мразь считает, что, сделав из меня машину для убийства, он заработал прощение, – пусть себе ошибается. Когда поймет свою глупость – будет поздно.
Вертера я ненавижу за компанию с профессором и мое детство.
Также я ненавижу маркитантов, факельщиков и прочую шелупонь погибшего города. Продажные твари, корчащие из себя хомо, хотя сами такие же людоеды, как и нео. Только хуже, потому что жрать представителей своего вида – одно, а торговать ими и предавать их – совсем другое. Я считаю, что первое честнее. Поганые лицемеры, обожаю убивать их.
Но больше всего я ненавижу тех, кто живет за кремлевской стеной. О-о-о, этих дружинников в сверкающих доспехах на чудовищных фенакодусах я ненавижу всей своей душой, если она у меня имеется. За то, что они сильные. За то, что они выжили, ничуть не изменившись за сотни лет под губительным действием радиации, Полей Смерти и кислотных дождей. За то, что они – люди.
