Братья крови - Русанов Владислав Адольфович
Наступив на грудину, я вытащил меч из стремительно усыхающего трупа и повернулся к Амвросию.
Представшая моим глазам картина заставила зашевелиться волосы на голове. Что угодно я готов был увидеть, но не это.
Зверь стоял, выпрямившись, гордо расправив плечи, и двумя ладонями удерживал меч Амвросия, обхватив лезвие. А один из сильнейших вампиров Евразии ничего не мог поделать, хоть и прилагал, судя по окаменевшему лицу, все усилия. Прикосновение к серебру не прошло для кровососа безнаказанно – кожа тлела, тонкие дымные змейки опутывали клинок, словно паутина, – но зверь, казалось, не замечал боли. Узкие, синюшные губы растянулись в злорадной усмешке, обнажая ровные, здоровые зубы заправского хищника.
Я шагнул вперед, занося палаш.
– Ну давай! – каркнул зверь вполне членораздельно. – Убивай. Мы все уйдем в Великую Тьму. Рано или поздно. Я так устал бояться, что мечтаю о встрече с ней. Они сильнее нас. Они – потоп, опустошающий землю!
«Ну сейчас он получит»! – подумал я, начиная движение.
– Стой! – сквозь зубы прохрипел Амвросий. – Погоди, Андрий!
Трудно остановить меч, начавший смертельный полет. Практически невозможно. Мне удалось лишь изменить направление удара. Клинок врезался в покрытую белесыми разводами трубу. Жалобно зазвенев, лопнуло прогнившее железо, выпуская тонкую струйку пара.
Амвросий благодарно кивнул, а когда он обратился к зверю, в голосе вампира звучала едва ли не мольба:
– Говори! Говори еще, и я пощажу тебя.
Издевательский хохот послужил ответом.
– Я плевал на твою пощаду! Всех нас ждут объятия Великой Тьмы! Могучий киевский Князь, ты боишься небытия?!
– Ах ты кровосос паршивый, – прошипел Амвросий. – Да я тебя…
– Ты – ничто! Пылинка в сравнении с грядущей лавиной! Они уже близко. Они идут. Они – разрушительные бури и злобные ветры. Они – предвестники чумы. Они – мор, глад и избавление от жизни всех живущих. Грядут трононосцы Ниннкигаль…
С этими словами зверь шагнул вперед, насаживаясь грудью на клинок. На лице его застыла блаженная улыбка.
Острие вошло в сердце, как в масло. «Немертвый» осел на пол, съеживаясь на глазах.
Через несколько мгновений в груде лохмотьев с трудом угадывались истлевшие кости. Такова наша расплата за бессмертие – уйдя к Великой Тьме, превращаться в старый труп. Горсткой праха стану я, станет Амвросий, станет Селиван. А вот Афоня, к примеру, превратится в обтянутый иссохшей кожей скелет – ведь его семьдесят лет посмертия не такой уж и великий срок.
И внезапно меня осенило.
– Княже! – Я даже схватил Амвросия за рукав, позабыв о хороших манерах. – Сколько ему лет, княже? Тебе доводилось видеть зверя, не уступающего возрастом высшему вампиру?
Мой старый друг молчал, глядя прямо перед собой. Меч в безвольно опущенной руке воткнулся острием в грязь.
– Княже! Слышишь ли ты меня?
Кто-то осторожно коснулся моего плеча.
Повернув голову, я увидел Афанасия, слегка растерянного, но, по обыкновению, сурового. Сибиряк глазами указывал мне за спину.
– Оставь его, – прошептал он одними губами. – Смотри лучше…
Я развернулся. Убитый мною зверь тоже обратился в скелет, присыпанный кое-где серым прахом.
– Сколько же им лет?
– Не знаю, – покачал я головой. – Не меньше трехсот, думаю.
– А мой помоложе будет, – птенец Амвросия поднял за волосы голову, которую несколько минут тому назад попросту оторвал.
В самом деле, его зверя разложение еще не затронуло столь сильно. Трупные пятна, следы тления, но черты лица вполне узнаваемые. Не самые, кстати, красивые, с моей точки зрения.
– Подбросить, что ли, в Таращанский лес? То-то будет суеты у ментов киевских, – ухмыльнулся Афанасий. К правоохранительным органом он относился без малейшего уважения, считая их не способными навести порядок в городе, а следовательно, бесполезными.
– С чего бы это? – удивился я.
– А подумают, что журналисты у них двухголовые.
– Какие еще журналисты?
– Ты что, Анджей, – настал черед Афони округлять глаза, – телевизор не смотришь, радио не слушаешь?
– Нет, – совершенно искренне ответил я.
– Как же ты живешь?
– Мне книг хватает. А если что интересное, то Збышек сообщает. Или вырезку дает из газеты почитать, или распечатывает на этом, как его…
– На принтере?
– Точно.
– Ну ты даешь, Анджей… Ладно. С головой журналиста проехали. Слишком долго объяснять, – он отбросил оторванную голову, будто пустую бутылку, и она откатилась за угол.
К нам скорым шагом приближались остальные участники охоты. Джамиль хмурился, Селиван поигрывал саблей, еще ощущая острый азарт недавно завершенной схватки, а Семен внимательно оглядывался по сторонам, будто бы ожидая подвоха.
Увидев задумчиво стоящего Амвросия, они понурились. Только отчаянный Селиван доложил мне, как старшему по возрасту после князя:
– Ни один не ушел. Всех упокоили.
В его взгляде читался невысказанный вопрос, но мне не хотелось вдаваться в разъяснения. Они должны ощущать настроение Мастера, и этого пока довольно. Захочет Амвросий, сам все расскажет. А нет… Ну, значит, нет. Что поделаешь?
Словно подслушав мои мысли, Князь неспешно повернулся.
– Как там у Толстого было, Андрий? «Амвросий своим удальцам говорит: „Пора уж домой нам, ребята!“».
– «Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, сама ж ты впустила веселых гостей!»—в тон ему ответил я.
– Тогда пошли к автомобилю… Сергий, поди, заждался.
Всю обратную дорогу он не проронил ни словечка. Вернувшись на Беличи, попрощался со мной и птенцами, сразу удалившись в келью.
«Очень странно, – подумал я. – Обычно Амвросий себя так не ведет…»
Тем более что я ждал расспросов о моем московском приключении с российскими спецслужбами. Мне и самому хотелось поделиться мыслями и наблюдениями, но и навязываться я не собирался. На то он и Князь, которому я принес клятву верности. Захочет – позовет.
И я отправился домой, на Андреевский спуск.
Глава девятая
Сломанный меч
Больше недели я проторчал в Киеве. Сидел почти безвылазно на Андреевском спуске, читал, предавался воспоминаниям и упражнялся с саблей. Збышек, согласно моему распоряжению, созвонился с довольно неплохим мастером-оружейником – большая редкость в наши дни в сердце миллионного города – и отдал карабелу, чтобы привести в порядок как клинок, так и рукоять. Получилось весьма неплохо. Клинок отполировали и заточили так, что я без труда перерубил подброшенный в воздух шелковый платок. Кстати, выбравшись в ту же ночь к берегу Днепра, я с одного удара срезал у самого комля березку в руку толщиной. Рукоять, крестовину и противовес вычистили от ржавчины и пыли, веками набивавшейся в щели и мелкие трещины, и украсили, использовав имеющиеся гнезда для каменьев. Правда, самоцветами мы решили не пользоваться – вообще не люблю, когда оружие превращают в роскошную дорогую игрушку, – но их с успехом заменили морионы, цитрины и празиолиты[32]. Получилось довольно нарядно, но даже новое оружие меня не радовало.
Амвросий молчал. Не прислал гонца с запиской, что хочет меня видеть, не поручил Селивану позвонить Збышеку. Сам я не хотел навязываться и напоминать князю об отложенном разговоре. У нас сложились несколько другие отношения, в основе которых лежало уважение к личной свободе друг друга. Конечно, если Амвросий позвал бы меня, то я поспешил бы к нему при первой же возможности. Это, во-первых, входит в мои обязанности, как верного вассала, а, во-вторых, нисколько не противоречит дружеским чувствам, которые я всегда испытывал к киевскому князю.
Но дни бежали за днями. Мне становилось скучновато, а он все молчал.
А я терпеливо ждал.
От нечего делать перечитал все книги, что нашлись в моем доме, в которых люди упоминали о фейри. Даже отправил Збышека на Петровку[33] купить еще чего-нибудь. Мой слуга поворчал, но возражать не посмел. Я знал, что он не любит фантастику, в особенности то ее направление, которое получило название «фэнтези», считает глупыми измышлениями недалеких писак. Я же, напротив, сказки о волшебниках и героях-варварах читал с удовольствием – в конце концов, люди придумывали что-то подобное во все времена, просто раньше называли свои выдумки мифами, сагами, былинами, а теперь придумали вот такой вот англоязычный термин. Зато мне очень не нравились романы о полетах в космос и торжестве научно-технического прогресса. Как можно воспевать куски бездушного железа, если это не клинки благородного оружия, конечно?
