Ад - удел живых (СИ) - Ливень Юрий
— Ух… Успели… — с облегчением выдохнул Игнатич.
Осмотревшись, отец с дочерью выбрались из машины, настороженно прислушиваясь к топоту за пределами ангара, к глухим ударам в ворота и неприятному царапанью ногтей о металл. Марина, бросившись к двери, заперла замок, чтобы зомби случайно не повернули ручку.
— Что теперь, папа? — все ещё испуганно спросила девушка.
— Не знаю, доч… Тут хоть туалет есть, и холодильник. Переждем до ночи, или до завтра, может придумаем чего, или власти разгонят… этих…
Заглянув в бытовку, Марина едва не закричала — внутри царил полнейший разгром, лавки, шкафчики, тумбочки, все было перевернуто и разломано, валялись в беспорядке одежда и какой-то инструмент, осколки стекла. Но самое страшное — вся комната была залита кровью. В углу скопились бурые комки, на стене красным отпечатались чьи-то ладони… С трудом сдерживая подкативший комок тошноты, Краснова захлопнула дверь и тяжело оперлась на нее спиной, глубоко дыша.
— Не ходи туда, па… Там… — новый спазм в желудке оказался сильнее предыдущих, и девушка едва успела добежать до умывальника.
Ещё раз тщательно осмотрев ангар и заблокировав штору ворот, Красновы расположились за маленьким столом на тесной кухне, соседствующей с душевой комнатой. Игнатич налил дочери валерьянки, затем заварил чай из пакетиков.
— В общем так, девочка моя… Продуктов в холодильнике нету, только два бутерброда. Остальное, наверное, в быт… — увидев, как дочь начала зеленеть, отец замолчал на полуслове. — Короче, не протянем долго. Надо думать, как выбираться.
Пока Марина отходила от стресса, Игнатич вышел в бокс, названивая кому-то. Почти каждый звонок срывался, смог дозвониться только жене, Людмиле Ивановне, находившейся в Рыбинске, на даче, бывшей когда-то домом её родителей. Уезжая туда с приходом тепла, она возвращалась к семье лишь поздней осенью. Впрочем, это устраивало всех, характер у Красновой-старшей был не из лёгких. К тому же, с дочерью она общалась с большой неохотой, с раннего детства Марины переложив заботы о ребенке на плечи мужа.
— Люда кажет, у ней всё хорошо. — сказал Игнатич, вернувшись на кухню. — На острове[20] военных много, больных нету, токмо в городе шибко шумять, пальба и взрывы.
Марина, забравшаяся на стул с ногами, держала чашку с чаем, обняв ладошками горячий сосуд и смотрела в одну точку. Услышав отца, начавшего коверкать речь на деревенский лад, она оживилась.
— Пап, а если к маме поехать? Дом большой, втроем поместимся. Военные остров охраняют, переждем там, пока порядок наведут. Продуктов у нас нету, в магазинах, наверное, тоже все вымели, из маркета возле дома мешками выносили…
— Так-то оно так, доча, но Люда… — грустно вздохнул отец, усаживаясь за стол.
— А что Люда? Потерпит! Тут такое творится! — вспыхнула Марина. — Может, на работу временно устроимся, чтоб не пилила без конца!
Отец хмыкнул, однако, возражать не стал. Хоть и подумал с тоской о том, что придется терпеть постоянные скандалы с супругой, но деваться, в самом деле, некуда.
Налив ещё по кружке чая, Красновы принялись обсуждать возможные варианты бегства из города. Пришли к тому, что сначала следовало бы заехать домой, собрать какие-нибудь вещи и продукты в дорогу, тем более что до дома совсем недалеко. Только для начала следовало выбраться из ловушки. Давить больных отец по-прежнему не хотел, опасаясь возможности попасть в тюрьму, а эти самые больные, как назло, столпились перед воротами и во дворе, медленно вышагивая своими непослушными ногами. Пару раз Марина влезала на стеллаж, чтобы выглянуть во двор из окошка под самым потолком, каждый раз убеждаясь в присутствии полутора десятков мертвецов возле бокса.
Лишь когда стемнело, Игнатич, бродивший по ангару с задумчивым видом, вдруг хлопнул себя по голове:
— Дурак я старый! За боксом же пустырь, там твоя «лада» проедет! Надо только стену разобрать! Доча, а ну, помогай!
Отогнав машину к самим воротам, Марина прислушалась к оживившимся из-за шума в ангаре мертвецам на улице, затем схватила кофр с инструментом и бросилась к отцу. Довольно быстро сняли сайдинг, затем листы пенопласта, оголив металлическую стену, отделявшую их от свободы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Пап, здесь придется болгаркой резать! А там эти… больные! На шум могут пойти!
— Доча, так ты по воротам постучи, шобы им тама нескучно было! А я тута сам управлюся. Лучше в окошко глянь, нема кого за ангаром?
Когда отец начал резать стену, Марина от души лупила молотком по железным направляющим шторы, попутно выкрикивая всё, что приходило на ум. Зомби скреблись в металл, шумно топтались у ворот, пинали тонкую препону, отделявшую их от вожделенной добычи. Когда Игнатич закончил, дочка помогла ему убрать куски стены, расчистив дорогу. Теперь между ними и свободой оставалась только тонкая сетка ограждения, вплотную примыкавшая к стене ангара. Осветив фонарем пустырь, Красновы ещё раз убедились, что никто не встанет у них на дороге.
— Пап, я соберу инструмент, какой есть! А ты, найди какое-нибудь оружие, вдруг понадобится!
Марина забегала по боксу, хватая отвертки, ключи и прочие инструменты, способные понадобиться в дороге. Собрав все в брезентовую сумку, забросила её в багажник и побежала на кухню, налить воды в пустые бутылки. Отец тем временем отправил в машину пару свежих аккумуляторов, насос и снятый с пожарного щита топор. Нашлись также четыре канистры с бензином, слитым со стоящего на ремонте «опеля».
— Доча, давай за руль! Я сейчас по сетке болгаркой пройдусь, шобы столбы не корчевать!
Краснова прыгнула за руль, чуть прогрела двигатель, отец тем временем окончательно освободил дорогу. Закончив, аккуратно уложил резак на стеллаж и отключил рубильник, подающий питание на все помещение.
— Так-то справнее будя! — грустно сказал Игнатич, устраиваясь в пассажирском кресле. — Ходу, доча, ходу!
Выкатившись с бетонного пола бокса, машина запрыгала на кочках пустыря, однако, опасности застрять не было. Свернув в сторону дороги, Марина медленно повела «девятку», внимательно рассматривая освещенную фарами землю, поймать колесом осколок бутылки или случайную железку, очень не хотелось. Пешком по темноте, таящей в себе множество опасностей, далеко не уйти…
С желанием попасть домой пришлось расстаться, наткнувшись на блокпост возле переезда. Военные намертво перегородили бронемашинами дорогу, разворачивая всех желавших въехать или выехать из города. Повертевшись немного возле несговорчивых вояк, Игнатич вернулся в машину, сокрушенно мотая головой.
— Доча, поехали к маме. Не дадут нам в город попасть. Цельный майор на калитке стоит, не пущает! Кажет, другие въезды тожа закрыты, комендантский час в Ярославле. Айда через Чурилково до Никульского, тама до Тутаева повернем!
Доехав до Никульского, Красновы снова остановились перед армейским постом, в очереди за тремя такими же как они сами, желающими проехать. Проверив документы, постовые пропустили первые две машины, завернув обратно третью, джип «гранд чероки» черного цвета, в котором сидели трое крепких мужчин.
— Пап, теперь я поговорю с ними. Поулыбаюсь мальчикам, может, уговорю! — категорично заявила Марина собравшемуся выходить отцу.
Изящно выпорхнув из автомобиля, девушка подошла к солдатам, долго с ними о чем-то говорила, временами посмеиваясь вместе с вооруженными ребятами. Веселый разговор прервал некстати появившийся офицер, отправив солдат по своим местам, Краснову же, после проверки документов, отправил восвояси.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Пап, не проедем. Пускают только местных, кто в деревнях живет. Остальных отправляют по домам. — огорченно сказала девушка, устраиваясь за рулем.
— Бардак, как всегда… Дома вообще никого никуда не пущают, здесь домой загоняют… — начал было возмущаться Игнатич, но в этот момент в окошко Марины постучали.
— Привет, красотка! Что, не пускают? Поехали с нами! — стоило окошку немного опуститься, бритый налысо парень, весьма уголовной наружности, сразу же заговорил с девушкой. — Баньку натопим, поляну накроем, отдохнем…