Василий Головачев - Ко времени моих слёз
Да, он не испугался угроз неизвестного «благодетеля», понимая, что много лет назад скорее всего неправильно оценил и понял слова деда, предупреждавшего о появлении «хороших людей». Слишком велик был авторитет деда Терентия, загипнотизировавший внука так, что тот принял гостей именно за тех самых «хороших людей». Арсений ошибся. А менять что-либо было уже поздно. Он слишком глубоко увяз в болоте чужих проблем, решая их как свои, а понимать суть процесса стал только сейчас. Очень хотелось изменить подходы к проблеме коррекции, сделать так, чтобы войны на Карипазиме прекратились. Но он был связан по рукам и ногам обещанием «прекратить самодеятельность, исправить положение дел и вернуть процесс коррекции в прежнее русло». За всем этим стояла некая беспощадная сил а, которая вряд ли ограничится одной только угрозой в отношении детей. А что она могла предпринять, угадать было несложно.
Он отступился. Перестал выходить в сферу прямого контакта с запределье м, перестал следить за миром Карипазима через обычную систему человеческих чувств. Снова во время сеансов он работал в виртуальном «поле оперирования», равняя «положительные и отрицательные потенциалы», нейтрализуя наступление «темноты» или – в равной степени – вспышки «светлых зорь».
Однажды он все же рискнул и «тихонько» просочился в мир Карипазима (это и в самом деле был в высшей степени странный объект – бесконечная равнина, плоскость, как бы отграничивающая небо, местный космос, от неведомых подземных бездн), но быстро убрался оттуда, убедившись, что там по-прежнему идет война. Все его попытки поддерживать равновесие (равновесие чего – он так и не понял) сводились к уничтожению тех или иных противоборствующих контингентов. Хотя даже этот процесс был не слишком понятен, так как реализовывался системой, которую опекал Диспетчер. Гольцов же, как линейный оператор, лишь манипулировал потоками энергии, распределяя их – соответственно по векторам коррекции. Дальнейшее от него практически не зависело.
А вот слабенький вопль о помощи – нечто вроде детского плача, он забыть не смог и часто вспоминал этот «виртуальный звук», силясь представить его источник. Перед глазами возникало заплаканное личико Стеши… и он суеверно и поспешно переключал внимание на другие дела, чтобы «не сглазить» будущее девочки. В такие моменты казалось, что его мысли кто-то подслушивает и может каким-то образом наказать ту, которая была для него дороже всего на свете.
«Черная полоса» неудач в жизни потихоньку прошла.
Сын устроился на работу, повеселел. Звонить стал чаще, а однажды пригласил отца в ресторан – с первой зарплаты, что было очень приятно.
А дочь Марина неожиданно (или скорее ожидаемо) ушла от мужа, подала на развод и теперь ждала решения суда. Оставаться в одной квартире с Вадимом она не захотела и до раздела имущества решила снимать угол. Кто-то из приятелей помог ей найти двухкомнатную квартиру, и теперь она с дочкой жила на проспекте Жукова, в новостройке напротив «Макдоналдса». Арсений Васильевич еще в феврале навестил их, привез две упаковки мороженых фруктов и остался ночевать, довольный тем, как его встретили.
Вообще, с морожеными фруктами у него были связаны теплые воспоминания.
Он уже был женат на Милославе, она ждала ребенка, находясь в Чернаве у родителей, и Арсений, сдав зимнюю сессию, поехал к ней. Сошел с поезда в Топиллах, поискал попутный транспорт, не нашел и решил добираться до деревни пешком.
Морозец стоял веселый, градусов за десять, светило солнце, снег искрился и сверкал, на душе пели птицы – он жаждал встречи с женой, и настроение было приподнятое. Однако свежий воздух, солнце и снег сыграли неприятную шутку. На восьмом километре наступило сахарное голодание, как говорят спортсмены, голова закружилась, колени задрожали, и Арсений был вынужден остановиться, дыша, как рыба, вытащенная из воды на берег.
Кругом ни души, поле, пологие холмы, перелески, снег от горизонта до горизонта, но не было сил смотреть на все красоты русской зимы, и тогда он достал из сумки пачку замороженных персиков, которую вез из Рязани жене полакомиться, и съел.
Впрочем, Милослава не обиделась. Главное, что он дошел, живой и невредимый, невзирая на стужу и расстояние, разделявшее их…
Сердце защемило.
Арсений Васильевич даже остановился, глядя перед собой невидящими глазами. Господи, кто бы помог вернуться в то время, хотя бы на минуту, хотя бы на миг?..
Его окликнули, стукнули по плечу – в зал сходились любители волейбола, и он направился в раздевалку.
Игроков набралось на три команды, поэтому играли на вылет. Команде Арсения Васильевича удалось продержаться четыре партии, потом она проиграла, и Гольцов решил больше не участвовать в битве заядлых игроков. Захотелось домой, в тишину и уют, хотя усталости он не чувствовал. Да и играл лучше, чем обычно, не раз удивив соперников и соратников по площадке, доставая «мертвые» мячи или же выигрывая в нападении дуэль с блокирующими соперниками.
Дома Арсений Васильевич принял душ, уселся было в любимом кресле с книгой в руках.
Но тут в дверь позвонили.
Пришлось вставать, преодолевая нежелание двигаться и говорить о чем-либо с соседом.
Бывший полковник ФСБ был мрачен и непривычно задумчив. В руке он держал двухлитровую пластиковую бутыль новомодного пива «Злотникофф».
– Хочешь? – протянул бутыль Феликс Константинович.
– Нет, спасибо, – отказался Арсений Васильевич, не предлагая гостю пройти в квартиру.
– Можно, я у тебя посижу пару минут, пока супруга нежится в ванне?
– Посиди, – согласился Арсений Васильевич скрепя сердце. – Что нового в мире?
Они сели: Гольцов в кресло, сосед на диван.
– Ничего хорошего, – буркнул Феликс Константинович, отпивая полбутыли сразу. – Сплошные теракты и военные конфликты. Мир взбесился! Не иначе Земля-старушка решила избавиться от человека как от вида.
Арсений Васильевич насторожился: слова соседа были созвучны с теми мыслями, которые одолевали самого Гольцова в отношении мира Карипазима. Конечно, это было просто совпадение, но совпадение разительное: и на Земле, и на Карипазиме шла война! Люди воевали друг с другом, и существа Карипазима воевали, уничтожая друг друга. Не есть ли это следствием того, что Землей тоже управляет некий оператор?..
– Прочитал недавно в газете, – оживился полковник, отпивая еще треть бутыли. – Бред полный! Один американский деятель, не то Хап, не то Хоп [2], основал корпорацию и торгует участками лунной поверхности. Представляешь? Полсотни тысяч баксов одна сотка. Успел осчастливить уже больше двух миллионов человек во всем мире. И ведь покупают, идиоты!
– Почему же идиоты? – пожал плечами Арсений Васильевич. – Если все бумаги оформлены по закону, владельцы в будущем смогут полететь на Луну и обустроить частные владения. Разве что с юридической точки зрения это незаконно.
– В том все и дело, что вроде бы как законно, – скривился Феликс Константинович. – Этот Хап усмотрел в договоре ООН какую-то брешь, что присвоение Луны запрещено только государствам, но не частным лицам. И торгует!
– Пусть торгует, – улыбнулся Арсений Васильевич горячности соседа. – До освоения Луны еще далеко, а к тому времени, когда это станет возможно, юристы ООН что-нибудь придумают, чтобы такие, как этот Хап, не смогли продать всю Солнечную систему.
– Все равно это дерьмо, а не люди! Все продадут, и дом, и машину, и участок, и родину, и мать с отцом!
– Тут я с тобой полностью согласен.
– Может, выпьем чего-либо по маленькой? Наши в футбол продули…
– Кому?
– Да испанцам, чтоб их кошки драли! А могли и выиграть, здорово мяч катали.
Арсений Васильевич достал из буфета початую бутылку армянского коньяка, налил в стопочки по двадцать граммов. Чокнулись, выпили. Глаза Феликса Константиновича заблестели.
– Хорошо покатился! Приятная вещь коньяк. Налей еще.
Арсений Васильевич налил. Коньяк мягким шариком прокатился по пищеводу, упал в желудок, но ударил почему-то не в пятки, а в голову. Гольцовым на некоторое время овладел приступ легкой приятной эйфории. Захотелось петь. Но Арсений Васильевич сдержал свой вокальный порыв.
– Слушал нашего футбольного комментатора, – продолжал между тем сосед, – и плакал от смеха. Не знаю, где они учатся все, эти комментаторы, но им вполне можно выступать на эстраде. Всех перлов я не запомнил, но некоторые даже не хуже шуток Миши Задорнова.
– Ну-ну? – поощрил полковника Арсений Васильевич.
– Ну, к примеру, такое: «Рауль пожертвовал своей головой ради команды». Или вот: «Рууд прыгнул, но Пуель уже занял место в воздухе».
Арсений Васильевич улыбнулся:
– Нормально.
– Еще вспомнил: «Плохо упал, но ничего, в следующий раз получится». Хорошо сказал, да? Или вот: «Рууд головой играет на четверочку, зато внизу безупречен». А такой как тебе? «Он, конечно, хотел дотянуться до мяча, но нечем».
