Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
Стеклянная раздвижная дверь. Замок не поддался дешифратору. Три попытки и в пустую.
− Облом, − признал поражение Джок.
− Еще какой, − отстранил его Лонко, размахиваясь киркой.
Первый удар отскочил, следующий стекло растрескал. Третий вывалил внутрь крошку с пленкой вместе.
− Задача на сообразительность, − Феликс раскланялся с Джоком, пропуская раздосадованного умника и его женский эскорт.
Бывший больничный покой. Койки, стойки капельниц, прорехи в колонках, обозначающие места приборов.
− Все утащили! — разочарован Джок до глубины души. Уж он бы развернулся, попадись ему в руки оборудование.
Решили осмотреться. Каждый исследовал свой угол или закуток. Нашелся повод подурачиться. Харли завалился в гинекологическое кресло. Не посвящен по молодости о принадлежности конструкции!
− Земля? Земля? Я Марс. Как слышите? — бухтит он, изображая космонавта в невесомости.
Девчонки ухохатываются космической позе с ногами на подставках.
Джилли от смеха свалилась на кушетку.
− Я сейчас рожу! — уссывалась она над звездным скитальцем.
− К вашим услугам, − готовится принять «роды» Феликс и закатывает рукава.
Ржач еще больший.
Зои любила рисовать. Своих рисунков посторонним она не показывала, но мама хвалила, у нее здорово получается. Особенно всякие мелочи. Нет не маленькие предметы, а именно мелочи. Складочки, фитюлечки, неровность неоднородность цвета, пятнышки, соринки и прочие вроде бы малосущественные детали. Глаз художника должен подмечать все. Зои не считал себя художником. Возможно зря.
Коробка на полке − чужеродный предмет. Инородный. Одного взгляда достаточно понять, ей здесь не место. Но увидеть коробку и понять её чужеродность, вздорность присутствия, надо быть художником. Надо чувствовать объект. Зои чувствовала. И потому когда все бесились и гоготали, подошла к шкафу с грозной табличкой: Смотри что берешь! Коробка пряталась за пустой двухсот пятидесяти миллилитровой тарой.
− Глюкоза… Кальций Хлор… Натрий хлор…., − читала она названия растворов отставляя емкости.
Попробовала заглянуть и в коробку, но мешали полки. Тогда отважно сунула руку внутрь, представляя что сейчас её кто-нибудь цапнет. Извлекла бутылочку темного пластика. Прочитала.
— Антисептический раствор. Для наружного применения. Девяносто пять процентов. Этанол.
− Ну-ка, − подскочил к ней Джок. Забрал бутылочку, встряхнул, открыл и понюхал. — Спиртишок!
− Хо-хо-хо! — расцвел Лонко, презрев свою индейскую невозмутимость.
− Слава склеротику забывшему его здесь! — выкрикнул Феликс.
Одна из бутылочек пошла по кругу. Помацать счастливую находку должны все.
− Может не трогать? — усомнился в правильности последующих действий Влад.
− Цыпа? Это же для дезинфекции! — проорал ему в ухо Феликс.
Перво-наперво база. Бывшая перевязочная подошла как нельзя лучше. Вода наличествует в виде тонкой струйки из никелированного крана. Широкий удобный стол, кушетки. В дополнение, до комплекта, приперли несколько стульев. Пятизвездочный люкс готов!
Пока Джок разводил спирт, собрали остатки еды. Печенье, шоколад, объедки бутербродов и пиццы. Все что съедобно. В воде растворили лимонную карамельку. Толкач готов!
Пили по очереди. Кто морщился, кто отдувался, кто закашливался. Лонко держал марку. Мапуче он или нет?!
Чили сделал пару глотков. Третий задавила. Замерла, сдерживая порыв рвоты. Жидкость цепляясь, провалилась. Запекло. Затеплило. Приятно замутило голову.
Усвоили первую порцию — подавай вторую! Вторая лучше первой! Мягче. Даже толкач не нужен! Мужчины не закусывали. «Икра и осетрина» только для прекрасной половины!
Джок на скорую руку скрестил аккумуляторы из фонарика, радио и плеер Джилли. Зазвучала музыка. Бу-бум-бу-бу-бум!
Третий тост за любовь! За нее окаянную!
Бу-бум-бу-бу-бум.
Танцы! Юноши и девушки похожи на запрограммированных роботов. Однообразные движения. Смешные, но кажущиеся эротичными позы. Поскакушки-попрыгушки… Весело, легко, беззаботно.
За что пьют четвертую, никто не знает, но пьют. Перекрикивая друг друга, толкаясь и пихаясь. Харли и Анни пьют на брудершафт. Скоро и неумело. Следом банкуют пятую и прицепом шестую. Жизнь размазалась безвременьем.
Опять танцы. Дамы приглашают кавалеров.
Харли и Анни… Дуэлянты-любовники. Обмениваются поцелуями. Феликс таскает на себе Клэр и нахально её тискает. Одним глазом наблюдает за Чили и Лонко. Чили, обвив шею партнера, плотно к нему притиснулась. Вызывающе улыбается. Ждет, когда у парня сдадут нервы, а они обязательно сдадут! и он полезет целоваться. Потомок гордого народа спокоен как чучело орла в музее, откуда выдернул перо. Чили жмется сильнее, дышит ему за ухо, ложиться головой на плечо. Сердчишко выдает Лонко, отбивает сто семьдесят, но на лице невозмутимость.
Джок ведет Зои по всем строгим правилам вальса. Они замечательно кружат. Другие так не умеют. Зои счастлива. Она даже выразить не может как счастлива. Девушка ищет ответных ощущений у Джока, но у того лишь отстраненная ухмылка. Так улыбаются мачо во всех старых фильмах — уголками губ и прищурив наглые глаза.
Влад стоит в сторонке. При дефиците кавалеров ему не фарт. Он делает вид что ему: а — все равно, б — ему неохота, в — он на посту, г — оно ему надо? Кэп, кэп, признайся, что не умеешь.
Предпоследняя и последняя. Под гвалт, смех и толкание. «Шампань» выглушена, «икра и осетрина» съедены. Джок выкручивает громкость до предела. Динамик давится низкими, дребезжит высокими. Ничего не понять! Но зато музыка!
Джилли взбирается на стол, падает, поднимается. Раскачиваясь из стороны в сторону, рвет нить бус, сыплет перламутровым дождем на себя. Вторые бусы, крутанув на пальце, зашвыривает прочь. Кружиться, задирая тунику. Шоу-гелз началось.
Анни и Харли устраиваются в углу. Танцы им не нужны. Желания без табу и запретов. На полную! Ему хочется чувствовать себя взрослым мужчиной, ей… это её время. И все равно, что расскажут после. Насочиняют, наплетут, как про Клэр или «великодушно» не вспомнят.
Лонко пытается сграбастать Юш.
− Отвали, − уклоняется девушка.
− А то что? — не слушается предупреждения Лонко.
− Иди к своей трехцветной. Ждет, — тычет Юш пальцами в Чили.
− Мужчины мапуче сами выбирают себе женщин.
− И ты выбрал?
− Выбрал…
− Тогда извиняй…
Юшенг бьет ногой на полном серьезе. Лонко подставляет жесткий блок. Для тех, кто растет на улицы, не бывает середины. Только крайности. Или-или. Никаких поддавков. И не важно, кто перед тобой. Малец, девушка, бодибилдер, дряхлый старик…
Девушка хватается за голень. Спарринг-партнер не миндальничал.
− Это тебе не в папашином спортзале груши лупить, − смеется парень, пританцовывая, менял стойки левая-правая и обратно.
− Это точно, − согласна Юшенг и вновь бьет.
Лонко цепляет её за стопу, толкает вверх. Юшенг падает на спину, перекатывается.
− А ты нечего.
− Ничего это пустое место. Я мапуче! У тебя нет выбора женщина. Подчинись!
Юшенг взлетает с пола нанести короткий удар. Проваливается, отскакивает и попадает под «мельницу». Теряет ориентацию.
Лонко приседает рядом.
− Ты как? Нормально? — парень понимает, переборщил.
Юш обхватывает его за шею, притягивает и что-то шепчет. На вид победила она. У индейца очумелый вид. Он уносит девушку в соседнюю комнату.
Харли пыхтит, стягивая с себя штаны. Анни ему помогает. Ей это нужно. Ей нужно, что бы её любили. Хоть кто-то в этой сраной жизни её любил. День… час… минуту… Любил! Любил! Любил!
У Чили кружится голова, её мутит. Это отвлекает и потому руки Феликса бесприпятственно лезут ей под топ.
− Флакки, отвянь! — отпихивает она настырного ухажера.
− Флакки на линии огня, − не отстает Феликс.
− Уйди. Я спать буду, − голова кружиться и она вот-вот вырубится.
− И я буду. С тобой.
− Уйди! − злится Чили, но злость тонет во хмелю.
Минуты борьбы лишают её последних сил. Мир словно в миксере. Вращается, кувыркается, пересыпается.
Глаза закрываются сами. Она заваливается на кушетку. Руки Феликса лезут к шортам. Он расстегивает пуговицу, тянет молнию. Сдирает шорты и падает вместе с ними на пол.
«Не даст покоя», − едва находи сил сердиться Чили и поднимается с кушетки. Феликс хватает за ногу удержать. Кед остается у него. Чили бредет вдоль стены и вываливается в коридор. Перебегает, едва не падая, на другую сторону. Вламывается в первую попавшуюся дверь и ныряет в груду коробок. Уже засыпая, различает фигуру в углу. Фигура осторожно делает шаг и склоняется над ней.
− Флакки… отвали…, − засыпает Чили и пусть что будет.
Человек пахнет кислым и яблоком. Он не может быть Флакки.
Вселенная падает в пустоту, в груди замирает. Чили не видит и не чувствует, человек склоняется над ней, смотрит в лицо, сует руку под резинку стрингов к лобку.
