Гарри Тертлдав - Ответный удар
Васильев же, наоборот, походил на бородатый валун: низенький, плотного телосложения, он казался очень сильным человеком. Розовый шрам — возможно, след от пули — рассекал левую щеку и густую, похожую на шкуру тюленя, щетину. Если бы пуля прошла на пару дюймов левее, то Васильев не сидел бы сейчас за этим столом.
Он прогромыхал что-то по-русски. Морозкин перевел:
— Николай приветствует вас от имени Лесной республики. Так мы называли земли вокруг Пскова, пока немцы контролировали город. Теперь, когда появились ящеры, — Морозкин старательно произнес недавно выученное слово, — мы создали советско-германский совет. — Бэгнолл подумал, что игра слов исходит от переводчика; Васильев, даже и без шрама, не производил впечатления человека, склонного к юмору.
— Рад с вами познакомиться, — заявил Эмбри.
Прежде чем Морозкин успел перевести, Джером Джонс повторил его слова по-русски. Командир партизан засиял, довольный тем, что хотя бы один англичанин сможет говорить с ним без посредников.
— Что вы привезли в Советский Союз от народа и рабочих Англии? — спросил Герман.
Он наклонился вперед, нетерпеливо дожидаясь ответа, и не заметив идеологической подоплеки своего вопроса.
— Радиолокационную станцию, которая, находясь на борту самолета, помогает обнаружить истребители противника, находящиеся на достаточно большом расстоянии, — ответил Джонс.
Морозкин и Борк далеко не сразу сумели подобрать подходящие слова на своих родных языках. Джонс объяснил, что такое радарная установка, и как она работает. Васильев молча слушал. Герман несколько раз кивнул, словно понимал, о чем рассказывает Джонс.
— Вы, aber natürlich[4], имеете аналогичную установку и для Рейха? — Чилл скорее утверждал, чем спрашивал.
— Нет, сэр, — ответил Эмбри, и Бэгнолл почувствовал, как у него по спине побежали струйки пота, хотя в старой башне средневековой крепости гуляли сквозняки. Пилот продолжал: — Мы получили приказ доставить радиолокационную установку и инструкцию к ней Советскому командованию в Пскове. Так мы и сделали.
Генерал Чилл покачал головой. Бэгнолл потел все сильнее. Никто не потрудился предупредить их, что русские контролируют Псков лишь частично. Очевидно, они не предполагали, что могут возникнуть проблемы с немецкими военными. И ошиблись.
— Если установка только одна, она будет направлена в Рейх, — заявил Чилл.
Как только Сергей Морозкин перевел слова немецкого генерала на русский, Васильев схватил со стола автомат и направил его прямо в грудь Чиллу.
— Нет, — решительно сказал он.
Бэгнолл и без знания русского сообразил, что тут происходит.
Чилл ответил на немецком, который Васильев, видимо, понимал. Нацист отличался незаурядным мужеством или сильно блефовал.
— Если вы меня застрелите, Николай Иванович, командование примет полковник Шиндлер — а вам прекрасно известно, что в районе Пскова у нас имеется значительное превосходство в силах.
Александр Герман даже не взглянул на пистолет, лежавший на столе. Он заговорил сухим, педантичным голосом, прекрасно подходившим к его очкам. Бэгноллу показалось, что это немецкий, только почему-то он понимал Германа еще хуже, чем Курта Чилла. Потом он сообразил, что, по-видимому, партизан перешел на идиш. Им следовало прихватить с собой Дэвида Гольдфарба.
Однако капитан Борк прекрасно его понял и перевел:
— Герман говорит, что Вермахт сильнее в районе Пскова, чем советские войска. Он также спрашивает, сильнее ли немцы, чем русские и ящеры вместе.
— Блеф, — только и ответил Чилл.
— Нет, — вновь вмешался Васильев.
Он положил свое оружие на стол и удовлетворенно улыбнулся Герману. Он не сомневался, что немцы не смогут проигнорировать такую угрозу.
Бэгнолл тоже не считал слова партизана блефом. До того, как прилетели ящеры, Германия нажила себе множество врагов среди жителей покоренных ею территорий. Евреи Польши — один из лидеров, которых был кузеном Гольдфарба — выступили против нацистов на стороне ящеров. Если Чилл будет продолжать в том же духе, вполне возможно, что русские последуют их примеру.
А с него станется. Угрюмо глядя на партизанских командиров, он заявил:
— Почему-то я нисколько не удивлен. Благодаря вашему предательству, ящеры могут одержать победу. Однако даю вам слово, ни один из вас не успеет вступить с ними в союз. Мы заберем радар.
— Нет, — отрезал Александр Герман.
Затем он перешел на идиш, и Бэгнолл уже не поспевал за его быстрый речью. Капитан Борк вновь перевел слова партизана на английский:
— Он говорит, что устройство прислали рабочим и крестьянам Советского Союза, чтобы помочь в борьбе с империалистическим агрессором, и если они отдадут его, то предадут свою Родину.
«Если отбросить коммунистическую риторику», — подумал Бэгнолл, — «партизан абсолютно прав».
Впрочем, мнение английского бортинженера не слишком интересовало генерала Чилла.
Бэгнолл не сомневался, что Чилл намерен занять крайне жесткую позицию. Как, впрочем, и все остальные в башне старой крепости. Капитан Борк отошел от экипажа «Ланкастера» в одну сторону, Сергей Морозкин в другую. Оба засунули руки за отвороты курток, очевидно, каждый нащупывал рукоять пистолета. Бэгнолл приготовился упасть на пол.
Однако вместо этого бортинженер прошипел Джерому Джонсу:
— У тебя есть полное описание и инструкции для работы с радаром, верно?
— Конечно, — прошептал Джонс. — Если русские захотят наладить промышленное производство, без них не обойтись. В том случае, конечно, если кто-нибудь выйдет отсюда живым.
— По-моему, шансов немного. Сколько у тебя экземпляров?
— Инструкций и рисунков? Только один, — ответил Джонс.
— Кошмар. — План, который Бэгнолл успел придумать, рушился. Однако он тут же приободрился и громко сказал: — Джентльмены, прошу вашего внимания!
Единственное, чего ему удалось добиться — немцы и русские на некоторое время приостановили подготовку к решительной схватке.
— Мне кажется, я могу предложить выход из создавшегося положения, — продолжал Бэгнолл.
Мрачные лица выжидательно повернулись в его сторону. Бэгнолл неожиданно сообразил, что немцы и русские только и искали повода, чтобы наброситься друг на друга.
— Что ж, просветите нас, — сказал, переходя на английский, Курт Чилл.
— Сделаю все, что в моих силах, — ответил Бэгнолл. — Мы привезли только один радар — и тут ничего не изменишь. Если вы его заберете силой, информация о ваших действиях попадет в Москву — и в Лондон. Сотрудничеству между Германией, ее прежними противниками и нынешними союзниками будет нанесен серьезный удар. Ящеры выиграют от этого гораздо больше, чем Люфтваффе от нового радара. Разве я ошибаюсь?
— Вполне возможно, что и нет, — не стал спорить Чилл. — Однако мне представляется, что и сейчас наше сотрудничество вызывает большие сомнения — раз вы намерены передать радар русским, а не нам.
Возразить генералу было нечего. Бэгноллу совсем не хотелось делиться военными секретами с нацистами. Политические лидеры Британии, включая и самого Черчилля, занимали аналогичную позицию. Однако никто из них не хотел, чтобы Вермахт и Красная армия снова вцепились друг другу в глотки.
— Ну, а как вам понравится такое предложение, — продолжал бортинженер. — Радар и инструкции отправятся, как и предполагалось, в Москву. Но прежде… — он вздохнул, — вы сможете сделать копии всех чертежей и инструкций и отослать их в Берлин.
— Копии? — уточнил Чилл. — Вы предлагаете нам переснять документацию?
— Если у вас есть необходимое оборудование, да. — Бэгнолл предполагал, что работу придется делать вручную; Псков показался ему маленьким провинциальным городком, но кто знает, какая аппаратура имеется у разведчиков 122-ой пехотной дивизии — или других отрядов, расположенных поблизости?
— Не думаю, что начальство одобрит наши действия, но они и представить себе не могли, что возникнет подобная ситуация, — пробормотал Кен Эмбри. — Однако я считаю, что ты придумал замечательное решение проблемы — распилить ребеночка пополам. Царь Соломон гордился бы тобой.
— Надеюсь, — усмехнулся Бэгнолл.
Сергей Морозкин, между тем, переводил предложение Бэгнолла партизанам. Когда он закончил, Васильев повернулся к Александру Герману и с усмешкой спросил:
— Ну, Саша?
«Наверное, это идиш», — подумал Бэгнолл — он уже слышал это словечко от Гольдфарба.
Александр Герман уставился на Чилла сквозь свои очки. После появления Гольдфарба на авиационной базе, Бэгнолл стал гораздо лучше понимать, какие зверства творили нацисты против евреев Восточной Европы. Интересно, что скрывается за застывшей маской, которую Герман надел на свое лицо, какая ненависть разъедает его мозг? Однако партизан не дал ей вырваться наружу. Через несколько секунд он выдохнул лишь одно слово:
