Алексей Гравицкий - В зоне тумана
Хотя нет, я тут один, если не считать Хлюпика. Но Хлюпик не расскажет, а я — тем более. Так что сказок про Угрюмого не будет.
— Вылезай, — окликнул я. — И рюкзак прихвати. Он появился мгновенно. Рюкзак на плече. Надо же, послушный какой стал. Интересно, надолго ли? Я сдернул свое имущество с хлипкого плеча спутника и вернул на законное место.
— Куда теперь? — поинтересовался он.
Опять риторические вопросы. Меньше знаешь — крепче спишь. Я молча развернулся и потопал к запертой двери.
На этот раз ручка поддалась легко. Пальцы только коснулись теплого металла, а уже стало ясно, что ручку никто не держит. Она вихлялась из стороны в сторону. Говорят, в Советском Союзе все делали на века. Не знаю, СССР я застал краешком детства, когда на производство в частности и экономику вообще плевали с высокой колокольни. Для меня Союз нерушимый остался ярким и солнечным, а вся ответственность и груз системы вылились в яркую капельку октябрятского значка — вписанную в пентакль фотографию юного Володи Ульянова. Так или иначе, с советских времен ручка разболталась и держалась на соплях.
Я осторожно толкнул дверь и тотчас чуть прищурился. В коридоре за дверью горел свет. Причем яркий. Смысла в фонаре больше не было. Шагнув вперед, я выпустил из темноты Хлюпика.
Коридорчик оказался сравнительно недлинным. Всего метров пятнадцать. Далее был тупик и поворот на девяносто градусов.
— А это как? — подал голос Хлюпик.
Я повернулся к нему. Он напоминал сейчас свежевытащенную на берег рыбу. Еще не бьющуюся в агонии, но уже весьма удивленную тем непостижимым миром без воды, в который она вляпалась.
— Что?
Он ткнул пальцем мне за спину. Я повернулся. Секунды хватило на то, чтобы понять, что так удивило моего попутчика. В голове возникли слова, много слов из лексикона одной маминой подружки-профессорши, которая, зарабатывая себе степень доктора филологических наук, писала работу по теме истории и семантики русского мата.
В конце коридора под потолком недвижно висел деревянный ящик. Может быть, из-за этой неподвижности и резкой смены освещения я его и пропустил. Отмазка. Просто расслабился опять.
Я попятился, отодвигая Хлюпика обратно в темный зал. Ящик, словно уловив мою мысль, резко сорвался с места и с неимоверной скоростью полетел мне в голову.
15
Кажется, я все-таки помянул вслух чьих-то родственников по материнской линии. Толкнув Хлюпика назад, присел. Ящик пронесся над головой и впечатался в дверной косяк. Раздался треск ломающегося дерева, и на голову посыпались обломки. Болезненно, но не смертельно.
Чертова тварь. Я поднялся на ноги, стряхивая с костюма щепки. Хлюпик сидел на полу и тер лоб. Посреди лба, словно прорезающийся рог единорога, вздулась огромная шишка с рассеченной посередине кожей. Сразу стало ясно, куда и чем пришелся удар. Везет ему сегодня на оплеухи.
Беглым взглядом оценил коридор. Больше до конца коридора посторонних предметов, по счастью, не было. А там поглядим. Если ублюдок один, то не сунется. Если много, то нам хана.
— Что это было? — Хлюпик поднялся-таки на ноги и теперь, морщась, мял свою шишку пальцами. Мазохист он, что ли?
— Бюрер, — коротко ответил я.
— Тоже аномалия?
Господи! Интересно, этот дурень хоть что-то про зону знает?
— Ты бы хоть поинтересовался, куда лезешь, — пожурил я. — Или про Монолит узнал и жадность глазки затуманила?
— Иди ты, — огрызнулся он.
Опять характер показать решил. Ни черта не умеет, ничего не знает, но на неприятности нарывается и характер есть. Наверное, этим он мне и понравился. Хлюпик, но не тряпка.
— Мутанты это, — устало объяснил я. — Говорят, разумные. Насколько у них реально мозги варят, я не знаю, хотя какое-то примитивное общество у них существует и даже подобие идолопоклонничества. Натащат кучу мусора и молятся. Но самое паршивое, что в них есть, это какие-то телекинетические способности. Видел, как ящиком кинул? Это не руками, а силой мысли, что ли. Кстати, судя по тому, как швырнул, он где-то рядом.
Хлюпик перестал терзать свою несчастную шишку.
— А почему бюреры?
— А почему Хлюпик?
— Сам назвал, — парировал он.
— Вот и их так назвали. Готов? Пошли.
За углом бюрера не оказалось. Зато в воздухе парила пара бочек. В отличие от ящика, который чуть не размозжил две головы: одну — дурную, а другую — мою, бочки плавали вверх-вниз с люфтом сантиметров в двадцать. То ли бюрер был далеко, то ли бочки были тяжелыми, хотя полные он их не поднял бы ни в жизнь.
Словно подтверждая мои мысли, первый бочонок сорвался и с пустым металлическим грохотом шваркнулся об пол. Пустой. И у бюрера явно силенок маловато. Это радует. Интересно, на что он растратился? Или это не та непонятная бабочка, а он дверь держал?
— Идем быстро. Не останавливаемся, — проинструктировал я. — Смотри, аккуратнее. Как он кинуть может, уже знаешь. Идешь за мной, держимся правой стороны.
Хлюпик что-то понимающе промычал, а я уже шагал по коридору. Порванная на мосту нога начинала ныть, и мне это совсем не нравилось.
Бочка снова поднялась в воздух и заколыхалась рядом со своей подружкой. Продолжалось это недолго, секунды три. Потом снова раздался грохот, и пустой бочонок покатился по полу.
Воспользовавшись моментом, я поспешил проскочить мимо. Получилось. Во всяком случае, у меня. Сзади грохнуло. Следом послышался возмущенный вопль и выстрел. Я повернулся.
Хлюпик второй раз пальнул по валяющейся на полу бочке и потер ушибленное плечо. По себе знаю, когда в тебя попадает такой штукой, очень хочется ее пристрелить. Только толку в этом никакого. Бочку не убьешь, бюрера стрелять надо. А его сперва хорошо бы найти. Эти сволочи, когда поодиночке, очень неплохо прячутся.
Бочки зашевелились и вновь, хоть и с натугой, оторвались от пола. Я шел вперед, стараясь не отвлекаться на парящие в воздухе посторонние предметы. Справа возник проем, я мельком глянул внутрь. Бюрера не видно, выхода тоже — комната глухая. Идем дальше.
Я развил довольно приличную скорость. Хлюпик не отставал, тяжело сопел в затылок. Коридор еще раз изогнулся. Сзади загрохотали падающие бочки. Не то бюрер совсем надорвался, не то решил, что больше нет смысла держать их в воздухе.
На этот раз двери были слева, но зато — три, а не одна. Первая оказалась закрыта. Я дернул ручку. Заперто. Вторая была сорвана с петель и лежала на полу недалеко от входа. Чуть дальше были набросаны старые, еще с советской символикой, газеты. А под потолком справа завис очередной ящик.
Ящик подозрительно зашевелился, словно невидимая рука намеревалась размахнуться посильнее, чтобы швырнуть побольнее. Я шарахнулся в сторону от дверного проема. Хлюпик застыл в нерешительности с той стороны и вопрошающе поглядел на меня.
— Быстро проходи, — посоветовал я. — А то опять по башке получишь.
На сей раз повторять и отвечать на вопросы не пришлось. Хлюпик рванул с места, как будто ему всобачили клизму из скипидара с патефонными иголками. Рывок оказался настолько молниеносным, что кровососы со своим стелс-режимом могли бы порадоваться за возможности человеческого организма.
Я кивнул и двинулся дальше. Третья дверь была нараспашку. В комнате за ней оказалось темно, зато в противоположной стене светился прямоугольником еще один дверной проем.
Вперед. Комнату я просвистал едва ли с меньшей поспешностью, чем избитый мной, ящиками и бочками Хлюпик кусок коридора возле предыдущей двери. По другую сторону проходной комнаты обнаружился еще один коридор. Справа он упирался в стену, слева через десяток метров сворачивал за угол. Под стеной справа зиял провал, над ним под потолком болтался кусок прямоугольного жестяного короба. Вентиляция, что ли?
Приблизившись к провалу, я осторожно заглянул вниз. Такой же жестяной короб, что и наверху, уходил от провала вниз. Но делал он это под углом, оттого понять, что там, внизу, было невозможно. Я встал на самый край и, едва придерживаясь пальцами за стену, извернувшись, запрокинул голову и посмотрел наверх в короб…
Точнее, хотел посмотреть, но не успел. Все произошло мгновенно. Жавшийся рядом и озирающийся по сторонам Хлюпик с воплем «Угрюмый!» дернулся ко мне. Я пошатнулся, балансируя на самом краешке провала, и, не удержавшись, полетел вниз.
Последнее, что я успел увидеть, мелькнувшая физиономия Хлюпика и черный силуэт карлика, стоявшего в конце коридора.
16
Я с грохотом прокатился пару метров. Дальше короб принял вертикальное положение, и моя многострадальная тушка просто упала вниз. Слава богу, не высоко. Жестяные стенки ощутимо ударили напоследок в бок и под зад. А затем я рухнул на пол в махонькой комнатенке.
Освещение здесь было тусклым, а пространство забитым. В четырех стенах умудрились уместиться пара шкафов, некое подобие стола и здоровенные станины каких-то допотопных машин неизвестного мне предназначения.
