Грэм Макнилл - Я, Менгск
Генконсул точно знал, что публичная репутация Менгска сфабрикована по тем же самым лекалам, что и у любой «звезды» шоу-бизнеса, которых СНВ круглосуточно транслировала по каналу знаменитостей. Менгск претендовал на роль поборника простонародья, выступая против неких несправедливостей Конфедерации, но не поимел ли он выгоды от деяний Совета Тарсониса? Не был ли Менгск богатым благодаря этому самому аппарату, который он так воодушевленно атаковал гневными тирадами в Форуме и непрерывными интервью на СНВ?
Нет, Леннокс Крейвен насквозь видел истинную личину Ангуса Менгска. Но самым возмутительным было то, что сегодня ему приходится стоять здесь и разыгрывать комедию, — словно он и Менгск лучшие друзья.
Его тошнило от этого.
Ни за взятки, ни за бывшие одолжения, он не смог предотвратить того, что Ангус захватит сердца и умы людей, а также получит право выступать на закрытии сессии. Совет очень и очень настоятельно «рекомендовал»: Ангус Менгск должен молчать. Если в пространстве Конфедерации появится публичная информация о том, что один из ее самых богатых и избалованных миров настроен против существующего порядка, то не за горами и время, когда другие колонии последуют его примеру.
А этого никак нельзя допустить.
«Заказчик» требовал результатов, а Леннокс Крейвен ничем не мог похвастаться.
Тысячи и тысячи людей заполнили улицы. Крейвен и не помнил, когда собиралось столько народа, чтобы посмотреть на шествие сенаторов к Форуму. Он вспомнил тот год, когда для заключительной речи избрали его, и как его душила обида из-за людского безразличия к его персоне. Поэтому сегодня, на фоне популярности Ангуса, генконсул чувствовал себя так, словно его изваляли в грязи.
Он приосанился, когда Ангус с супругой подошли к широкой лестнице, что вела к входной колоннаде и огромным черным дверям, за которыми находился главный зал заседаний.
Ангус обернулся к приветствующим его людям, и поднял руки вверх, словно принимая их идолопоклонство. Новая волна ликования прокатилась по толпе. Затем народный избранник взял супругу под локоть, и чета приступила к подъему по парадной лестнице.
Крейвен видел, как в глазах Менгска плескается самодовольство, и молился, чтобы негодяй споткнулся и упал, — может быть тогда напыщенное высокомерие сползет с его лица. Но Ангус благополучно достиг вершины. Крейвен, натянув на лицо маску, приличествующую умудренному сенатору, с дежурной улыбкой приготовился приветствовать Менгска, как одного из самых дорогих ему людей.
— Ангус Менгск, вы привели с собой целую толпу, — сказал он вместо приветствия. — Кэтрин, ты выглядишь изумительно. Как всегда, я рад тебя видеть!
Кэтрин присела в реверансе.
— Спасибо, Леннокс.
Ангус Менгск шагнул вперед с раскрытыми объятиями, и улыбка Крейвена дрогнула.
"Упаси Господи! Этот человек желает обняться?"
Толпа ревела, и Крейвен знал, что он будет играть в эту дружескую шараду. Он поднял руки, и Менгск обнял его сокрушительной медвежьей хваткой. Генконсул неловко похлопал по спине Ангуса в дружеском жесте, надеясь, что этого будет достаточно.
— Я знаю, что это ты послал киллеров убить меня, — прошептал Менгск. — Просто хочу, чтобы ты знал это, прежде чем я уничтожу тебя здесь.
Крейвен застыл и прежде, чем смог ответить, Менгск разжал объятия и продолжил путь к дверям зала заседаний. Кэтрин Менгск пронеслась мимо Крейвена, глядя тому прямо в глаза. Хоть она ничего и не сказала, ее холодный взгляд пронзил генконсула, как игла коллекционера пронзает бабочку.
Глубоко вздохнув для успокоения, Леннокс Крейвен повернулся и последовал за Ангусом в Форум, уже опасаясь того, что этот мерзкий человек собирается высказать в своей речи.
Внутри Палатинского Форума было так же великолепно, как и снаружи. Пол вестибюля был выложен черными мраморными плитами с золотыми прожилками, а колонны поднимались высоко вверх. На белоснежных стенах красовались большие фрески, изображающие пионеров героического прошлого Корхала: почитаемых сенаторов, отважных исследователей космоса, великих архитекторов, знаменитых военачальников и проницательных философов.
Ангус с Кэтрин пересекли вестибюль и подошли к бронзовым дверям палаты Форума, из-за которой доносился оживленный гул голосов.
Леннокс Крейвен догнал их, но Ангус не удостоил его даже взглядом.
Кэтрин сжала руку мужа. И снова Ангус в душе поблагодарил ее за успокаивающее присутствие.
— Я люблю тебя, — окидывая взглядом дорогого человека, сказала Кэтрин.
— Я тоже тебя люблю, — с теплотой в голосе ответил Ангус.
Кэтрин улыбнулась и направилась к двери, ведущей из вестибюля на балкон, чтобы оттуда наблюдать за процессом. По традиции только сенаторы имели право пройти в главную палату через центральную дверь, поэтому Кэтрин заняла место наверху, вместе с членами семьи других сенаторов и приглашенными гостями.
Демонстративно игнорируя Леннокса Крейвена, Ангус не входил внутрь до тех пор, пока не увидел, что Кэтрин заняла свое место. Затем подошел к двери.
Створки плавно открылись, и сердце Ангуса забилось сильнее при виде собравшихся сенаторов и почетных гостей, ожидающих его прибытие.
«Да, — подумал он, — вот мой звездный час…»
— А вот и твоя мама, — сказал Айлин Пастер, и Арктур увидел Кэтрин Менгск, пробирающуюся к ним через ряды собравшихся на балконе родственников сенаторов. Кэтрин тоже заметила сына, и ее глаза засияли от такого неожиданного подарка. В этот миг Арктур по-настоящему почувствовал сожаление о том, что собирался сделать.
Жюлиана сидела позади своего отца, полна нервного возбуждения от мысли, что увидит Ангуса Менгска, выступающего с заключительной речью в Форуме Корхала. С выпускного вечера девушка проводила достаточно много времени с Арктуром, хотя, благодаря постоянному присутствию компаньонки, юноше не представилась возможность затащить дочь посла в постель.
Наоборот, большую часть времени они посвящали прогулкам по Стирлингу (под пристальным наблюдением людей Фелда), и хоть Арктур никогда не уставал от рассказов о своих грандиозных планах на будущее, компания Жюлианы ему уже начала надоедать.
«Надеюсь, серьезных проблем не будет», — поглядывая на приближающуюся мать, и нащупывая бумаги в кармане куртки, подумал Арктур.
Кэтрин улыбалась, направляясь к их небольшой группке, не скрывая радости относительно присутствия сына. Она всем улыбалась, и Арктур видел неподдельную любовь, которую она излучала. Кэтрин Менгск была не только обаятельной женой сенатора, но и учредителем множественных благотворительных обществ, а также не стеснялась публично говорить на темы, касающиеся всех слоев населения.
Она первая подняла тему незаконной торговли детьми между мирами, открыла людям глаза на проблему бездомных в Стирлинге, а также основала многочисленные организации здравоохранения для помощи жертвам войны. Кэтрин говорила добрые слова всем, мимо кого проходила, и, наблюдая за ее естественной улыбкой и природной грацией, Арктур понял, почему его маму так любит народ Корхала.
Наконец, Кэтрин подошла к ним, и Арктур подвинулся, чтобы мать села рядом. Женщина наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Я так рада, что ты пришел, Арктур, — сказала она, тепло и искренне улыбаясь.
— Я тоже, — ответил Арктур.
Кэтрин поздоровалась с семьей Пастер:
— Добрый день, Айлин! Как замечательно, что ты здесь. Жюлиана, Ангус будет очень рад, узнав, что ты пришла.
Жюлиана застенчиво улыбнулась Кэтрин, и Арктур отметил, что девушка побаивается его матери.
— Спасибо, миссис Менгск.
— Пожалуйста, дорогая, зови меня Кэтрин, — улыбнулась женщина, похлопывая Арктура по колену. — Ведь ты уже почти член семьи.
Айлин Пастер улыбнулся в ответ на ее слова и сказал:
— Я бы ни за что не пропустил такое событие, Кэтрин. Люди надолго запомнят этот день.
— Не сомневаюсь, — сказала Кэтрин, широко улыбаясь. В это время глава церемонии стукнул о кафельный пол бронзовым наконечником своей трости.
Сенаторы внизу вытянулись по струнке, а все на балконе подались вперед, когда открылись бронзовые двери, и вошел Ангус Менгск.
Ангус с триумфом поднял руки, войдя в огромную куполообразную палату Сената, отдавая должное тому, что это столь же символично, как и пересечение порога здания. Подобно большинству привлекательных женщин, Палатинский Форум приберег самое ценное на потом, и как всегда Ангус ощутил глубокое чувство гордости, трепета и уважения к тому, что представляло собой это помещение.
Демократию, свободу воли и отсутствие угнетения.
В центре пола располагалось панно, вымощенное мозаикой из кубиков порфира и серпентина, которые имели рельефную форму. Вокруг панно — три широкие, низкие, покрытые мрамором ступени. На нижнем уровне на курульных креслах[29] сидели самые видные сенаторы.
