Грэм Макнилл - Я, Менгск
Две верхние ступени были шире остальных, и на них расположились сотни мужчин и женщин в ярких богатых туалетах[30], все представители Сената Корхала и избранные официальные лица, получившие специальное приглашение на посещение последней сессии.
Серая полоса мраморной облицовки бежала вдоль стен, увенчанная декоративным карнизом, выше которого с равномерными промежутками располагались мраморные барельефы, лишь в трех местах уступая место нишам со статуей. Ближе к потолку барельефы сменялись гладкими серыми панелями, на которых золотыми буквами были записаны догматы конституции ранних поселенцев Корхала, и принципы, которыми необходимо руководствоваться при управлении людьми.
Купол представлял собой щедро позолоченный свод, состоящий из множества квадратных плиток с золотыми дисками в центре. Свод обрамлял балкон для зрителей, в число которых входили достаточно важные персоны, чье положение в обществе давало право присутствовать в Палатинском Форуме, однако недостаточно важные для того, чтобы сидеть в главном зале.
Ангус заметил Айлина Пастера, который, как и Кэтрин, с гордым видом ожидал его прибытия. Менгск еле удержался, чтобы не махнуть супруге. Присмотревшись, Ангус одновременно удивился и обрадовался, когда увидел рядом с ней Арктура.
Скорей всего Кэтрин насильно заставила его прийти сюда, сообразил он. На миг он задался вопросом, почему Кэтрин не сказала ему, что Арктур тоже придет. Но затем выбросил мысль из головы. Когда дело касалось Арктура, Ангусу приходилось довольствоваться тем, что есть.
Ангус изучал глазами купол, а к грому аплодисментов подключались все новые сенаторы. Шум все усиливался. И пусть процедура затягивалась, Ангус наслаждался признанием коллег. Когда он решил, что хватит, то медленно перевел взгляд на флаг Конфедерации. Флаг висел напротив входа, прямо над трибуной, за которой проводил заседания генеральный консул.
Именно с этой трибуны Ангус и произнесет речь. Аплодисменты все еще звучали в его ушах, пока он пересекал палату Сената. Менгск подошел к трибуне и смерил взглядом красно-синий флаг.
В его испепеляющем взгляде отразилась вся ненависть к тому, что символизировала регалия. И Ангус даже не пытался ее скрыть.
Жадность, коррупция и моральное разложение.
Резким движением руки он сорвал флаг.
Одобряющие возгласы среди сенаторов усилились.
Арктур вглядывался в лица людей в зале Сената, и тех, кто стоял вокруг него на балконе. Как они аплодировали и выкрикивали слова поддержки. Он был поражен тем, насколько люди очарованы отцом. Разве они не видят, какой он есть на самом деле? Обычный упрямый человек, который не умеет слушать! В этот момент решение окончательно созрело в Арктуре.
Неважно, каков на самом деле человек, важно только то, каким видят его окружающие. Люди Корхала не знали настоящего Ангуса Менгска. Они знали только то, что он демонстрировал им. Просчитанная манера поведения и поступков, направленная на то, чтобы завоевать их доверие. И тот факт, что Ангус обычный человек, и что он тоже мог ошибаться, как все они, — не имел никакого значения. Все, что имело значение, это то, как он трактовал происходящее, и что обещал им.
Арктур всегда знал, что обычными людьми легко манипулировать, но видеть то, как априори образованных мужчин и женщин так просто увлечь за собой, стало для него откровением.
Он сел на место, когда его отец прошел через весь Сенат к трибуне генерального консула, купаясь в рукоплесканиях сенаторов-единомышленников. Это был полезный урок, в торжестве силы очарования над действительностью, но у Арктура не было никакого желания слушать напыщенную речь отца о беззакониях Конфедерации.
Он уже достаточно наслушался, за свою недолгую жизнь. Столько, что хватит на целую жизнь.
Пришло его время.
Арктур глубоко вздохнул. Он нащупал во внутреннем кармане куртки пакет и вытащил наружу пачку хрустящих листов, которые подписал этим утром. Арктур положил их на колени и посмотрел на мать, чувствуя вину за то, что собирался сделать. Тем не менее, он знал, что для него лично, это верное решение. Потому что этого хочет он сам.
Почувствовав на себе взгляд, Кэтрин Менгск взглянула на сына. Ритм ее аплодисментов нарушился, когда она увидела бумаги Арктура, а также то, что было изображено на верхнем колонтитуле.
— Арктур, — произнесла она, недоумевая. — Что это такое?
— Это повестка, мама, — ответил Арктур. — Десантный корпус Конфедерации. Сегодня утром я подписал контракт.
Кэтрин изучила бумаги, и ее смятение обернулось в леденящий сердце ужас.
— Арктур, нет… Только не это… Зачем ты это сделал?
Кэтрин потянулась, чтобы выхватить бумаги у Арктура. Парень среагировал быстрее и спрятал их прежде, чем мать смогла швырнуть их в зал, в качестве приветствия толпой сенатора.
— Арктур, что ты натворил! — воскликнула женщина. — Почему, скажи мне!
— Я завербовался.
— Нет! Нет, ты не сделал этого, — все еще отказываясь верить в происходящее, произнесла Кэтрин. — Ты не можешь так поступить! Арктур, если это шутка, то очень плохая шутка!
— Я не шучу, мама, — ответил Арктур. — С сегодняшнего дня, я часть офицерского корпуса 33-й десантно-штурмового дивизиона под командованием Брантигэна Фоула.
— Нет, ты бы не сделал этого. Это ведь шутка, так? — повторила Кэтрин, и Арктур увидел настоящую панику в глазах матери. — Скажи мне, что это одна из твоих дурацких шуток!
Голос Кэтрин сорвался на крик.
Люди, смотревшие вниз, начали оборачиваться к разворачивающейся на балконе драме. Однако из-за раздающихся в Сенате аплодисментов и приветствий никто не мог разобрать ни слова, кроме ближайших по местам соседей.
— Это не шутка, мама, — сказал Арктур. Его сердце заполнила холодная ярость при мысли о том, что самое важное его решение расценивается как шутка.
"Это моя жизнь, а она думает, что я шучу?"
— Я сегодня уезжаю, добавил он.
Мать ударила его по щеке.
Когда ладонь Кэтрин соприкоснулась с щекой сына, выдох удивления среди присутствующих разбежался как рябь по воде.
— Ты глупый бестолковый мальчик, — набросилась на Арктура Кэтрин. — Глупый и эгоистичный парнишка. Таким образом ты хочешь насолить отцу? Сделать мне больно? Ты хоть подумал о том, что ты сделал?
— Я прекрасно представляю, что делаю, — сказал Арктур. Оскорбительная пощечина лишь укрепила его в принятом решении. — И ты только что облегчила мне задачу.
Кэтрин потянулась к нему, но Арктур убрал ее руки и встал на ноги. Мать смотрела на него снизу вверх. На ее глазах показались слезы.
— До свидания, мама, — ровным голосом сказал Арктур, засовывая документы в карман куртки. — Извинись за меня перед Дороти, и скажи, что у меня не было возможности попрощаться с ней лично. Скажи, что я обязательно напишу ей.
— Нет! — Кэтрин зарыдала, но ее плач поглотили аплодисменты, что по-прежнему грохотали в палате Сената. — Арктур, Боже мой, пожалуйста, не делай этого… подожди!
Казалось, Арктур не заметил ужасное состояние матери, ее горе и печаль. Гордо подняв голову, он пошел сквозь толпу сидящих в галерее людей, чувствуя на себе удивленные взгляды, намереваясь покинуть это место с достоинством.
Сильная рука схватила его. Арктур повернулся, чтобы разобраться с человеком, посмевшим сделать это.
Перед ним стоял Айлин Пастер. Лицо посла Умоджи дышало гневом.
— Ваш отец никогда не простит вам этого, Арктур.
— А я и не прошу его, — отрезал Арктур, освобождаясь от хватки.
— Вы могли это сделать это в любой момент, тогда почему именно сегодня? — не отставал Пастер.
Арктур посмотрел мужчине в глаза. В его пристальном стальном взгляде Айлин Пастер увидел нечто такое, что невольно отшатнулся, как будто его ударили
— Иногда, чтобы поставить точку, необходимо сделать нечто из ряда вон выходящее, — сказал Арктур.
Пастер осуждающе покачал головой и оглянулся на плачущую Кэтрин.
— Ну что ж парень, — с сожалением сказал он, — ты сделал это. Будем надеяться, что тебе не придется жалеть об этом.
— Не придется, — обещал Арктур и, развернувшись, ушел.
Книга вторая
Арктур
Глава VII
Десантный катер типа «Выбрасывающий» ревел в верхних слоях атмосферы Сунъяна. За его крыльями бушевал огонь, а по бронированным пластинам тепловой защиты проходили всполохи оранжевого пламени. Это делало его похожим на парящего феникса. Быстро снижаясь к поверхности планеты, судно оставляло за собой полосы конденсационного следа.
Этот летательный аппарат был доказательством того, что достаточно иметь пару больших двигателей, чтобы удержаться в воздухе. Когда судно вошло в атмосферу его двигатели, находящиеся за короткими изогнутыми вниз крыльями, изрыгнули струи пламени.