Александр Голодный - Ставка больше, чем смерть. Металл Армагеддона
Успокаивающим, с ноткой заботы тоном:
– Я понимаю, что тебе нелегко, что невозможно противостоять его харизме…
– Какая харизма?! Илья, я люблю его! Просто люблю.
Генерал не спорит, но знаю – он остался при своем мнении.
Помолчав, подождав, пока Лара немного успокоится, продолжил:
– Тем более. Он сейчас на пике кризиса, может сорваться в любой момент. И тогда Альфа пойдет по нашему центру, выжигая всех, кто попадется ему на глаза. Не допустить этого можешь только ты.
– С ним Ахмет и Кемаль.
– Но глубоко неравнодушен он к тебе, Лариса. Только к тебе. И помочь ему сейчас можешь только ты.
Тишина, прервавшаяся безжизненным:
– Хорошо. Я еду.
* * *Ахмет и Кемаль:
– Чувствую себя подлецом, командир.
– Кемаль, ты сказал ему правду?
– Не всю. Часть правды – хуже, чем ложь.
– Брат, мы ничего не можем сделать.
– Млять! Я знаю! Когда он сегодня… про свой дом… вспомню – сердце кровью обливается. А он держится. Воюет за нас, за нашу страну… Один, в чужом мире. Ты бы смог так?
– Он не один, Кемаль. Он наш друг. Брат.
– Брат… Почему мы тогда не можем сказать ему всю правду?
– Нельзя, брат. Сейчас – нельзя.
Немного помолчав:
– Кемаль, надо закончить отчеты. Начальник ждет.
* * *Генерал-полковник и Сергей Дмитриевич:
– Ваше мнение?
– Я уверен – четвертая фаза.
– Так быстро?
– Илья Юрьевич, статистического материала по подобным случаям ничтожно мало.
– И слава богу.
– Не могу не согласиться. Тот, что имеется, вряд ли является эталонным. Скорость изменений наверняка зависит от базиса – самого человека. Он ведь и в своем мире занимался эксплуатацией ядерного оружия?
– Да.
– Таких офицеров мало. Они незаурядны. И отбираются по жестким критериям.
– Наверное, вы правы… Но вернемся к отчетам.
– Слушаюсь. Обратите внимание – за весь путь ни одной крысы, нет даже насекомых.
– Поле отторжения?
– Вне сомнений. Жаль, что нет возможности уточнить радиус.
– А рыба-мутант?
– К рыбам он безразличен. Далее. Вам не показалось ненормальным поведение ваших подчиненных? Профессиональных диверсантов?
– Да. Они поступили, как люди. Но не как профессионалы. И абсолютно уверены в своей правоте. Считаете, они полностью под его влиянием?
– А вы считаете по-другому? Без колебаний исполняют его команды, преисполнены самых теплых чувств к объекту Альфа.
– Сергей Дмитриевич, не забывайте – ранее они совместно провели предельно сложную и опасную операцию. Такое сближает.
– Возможно. Но я вижу в отчетах полную духовную зависимость от Альфы. Это фактически уже его люди. Как и ваша помощница.
– Лариса Сергеевна – здравомыслящий офицер и опытный психолог. Другое дело, что к Альфе она испытывает искреннюю симпатию.
– Она светится от счастья в его присутствии, Илья Юрьевич. Конечно, это можно назвать любовью…
– Это и есть любовь. Сергей Дмитриевич, раз уж речь зашла о личном отношении… Как он относится к вам?
Пауза:
– Пожалуй, корректно. Сдержанно. Хотя, с его возможностями…
– Я к этому и подвожу. Он – человек. И пока не перестанет быть таковым, относитесь к нему, как к человеку.
С обидой, возмущенное:
– Илья Юрьевич!..
Генерал твердо перебивает:
– Вы излишне увлекаетесь, Сергей Дмитриевич. При этом неосознанно провоцируете Альфу на срыв. И если он не удержит себя в руках…
– Да, это место в отчетах впечатляет. Меньше секунды.
– Превратив этого бандита в сумасшедшего идиота. И узнав всю его жизнь. Так же Альфа может узнать все и о себе – вы допущены ко всем материалам проекта.
– Вы хотите меня отстранить?
– Нет, Сергей Дмитриевич. Вы – ведущий ученый проекта и добились значительных, чрезвычайно важных для страны результатов. Просто постарайтесь быть терпимее и сдержаннее, если угодно – добрее. Постарайтесь увидеть за наукой человека.
* * *Генерал и мои напарники:
– Не напрягайтесь, товарищи офицеры. Не будет разноса. Я хочу лишь одного – узнать, почему вы поступили именно так? Вы же диверсанты. Лучшие. Профессионалы. И устроили бойню при проведении учебно-боевой операции. Как это могло случиться? Не было возможности обойти этих ублюдков и вызвать милицию?
– Наверное, была. Только зачем? Мы что – не граждане своей страны?
– То, что вы сделали, любой следователь классифицирует как самосуд. Проведенный с предельной жестокостью.
Не выдерживает Кемаль:
– Там тоже не овечки были, товарищ генерал-полковник. Убийцы и насильники.
– Я понимаю, товарищ полковник. Но зачем именно резать? Нельзя было просто перестрелять?
Пауза.
– Насколько я понял из отчетов, команду «В ножи» отдал Альфа?
Илью Юрьевича твердо поправляют:
– Искандер.
– Хорошо. Подполковник Оленев. Почему вы ее выполнили?
– Потому что она правильная. И справедливая. Это было заслуженное воздаяние.
Голос Ахмета полон несгибаемой уверенности в своей правоте. И генерал-полковник это почувствовал:
– Хорошо, я понял. Прошу уточнить одну деталь: когда засветились глаза у Александра Владимировича?
– По-моему, когда мы увидели женские скелеты.
– Нет, командир. Тогда они… стали тлеть, что ли? Вроде есть огонек, но тусклый. А полыхнули, когда услышали, как Кабан насиловал ту девушку. Искандер рванул – не остановишь.
– С этого момента он действовал в ускоренном режиме?
– Так точно. И с огромной силой. Здоровенного мужика вспорол от яиц до глотки, как молния, за долю секунды. И держал при этом за шкирку, как котенка.
– Мне доложил командир чистильщиков. Вываленные на стол внутренности произвели на него впечатление. За вашу работу принял, товарищ полковник. Вы в группе самый сильный.
– Нет, это Искандер. Худой, в чем душа только держится. Но если прорвет…
Ахмет добавляет:
– Когда начался обвал, он меня из озера выдернул. Думал – руку оторвет.
– Понятно. Последнее. Как выглядело сканирование преступника? Я имею в виду ваши личные впечатления.
После паузы ответил Ахмет:
– Страшно. Пахнуло от взгляда… нечеловеческим.
– Как на вас смотрел призрак в лондонском метро?
– Нет. Там было зло. Очень сильное и умелое зло. А здесь… Я не могу подобрать определение. Что-то запредельное. Невероятное. Душа дрожит, когда видишь этот взгляд. Но он не злой. Другой. Сверхъестественный.
* * *Бродящая по исследовательскому центру часть сознания вернулась. Спокойно принимая условия сна, я без удивления увидел широкую кровать, себя на ней, заботливо укрытого одеялом и уже освобожденного от капельниц, дремлющую в кресле Лару. Ей снилось что-то плохое – милое лицо исказила болезненная гримаска.
Нет, это неправильно.
Растворилось в пространстве тело, и передо мной искра. Красивая, яркая, полная сил, с чистой, переливающейся оболочкой. Вот и истоки кошмара – она винит себя, разрывается между долгом и… любовью.
Нет, так нельзя.
Поток нежности захлестнул искорку, смыл тревогу, заставил затрепетать от счастья. И, кстати, почему она в кресле?
Женщина проснулась, взглянула на аппаратуру, спящего мужчину. Все было хорошо. Только… Не в силах сопротивляться возникшему чувству, она скинула туфли, одежду и, приподняв одеяло, осторожно прижалась к худому мужскому боку. Новая волна счастья, единения с любимым человеком прошла по сердцу, неся спокойствие и крепкий сон.
– Правильно?
– Да, правильно.
Обменявшись мыслями-образами, части сознания соединились.
В полусне я повернулся на бок, скользнувшая по шелковистой комбинации ладонь притянула послушно поддавшуюся Лару поближе. Рука так и осталась на тонкой талии.
* * *Проснуться в объятиях любимой женщины – что может быть приятнее? За окном темно, но сна уже ни в одном глазу. Пристроившись со мной на одной подушке, тихо дышит Лариса. Личико умиротворенное, на губах играет тень улыбки. Любуясь красивой женщиной, вспоминаю вчерашнее. М-да, сознание расширилось – наркоманы обзавидуются. Главный вопрос – что из этого произошло в реальности? Интеллект подсказывает два равновероятных ответа: все и ничего. Паранормальные способности, конечно, могут выкинуть любой фокус, но отправлять бродить часть сознания… это слишком. С другой стороны, услышанное (если оно не почудилось) предельно правдоподобно.
Выводы? Если довериться военной паранойе, то меня просто используют. В качестве особого подопытного кролика (одна штука, уникальный), живого артефакта военного назначения, справляющегося с невыполнимыми задачами (джинн всемогущий, одна штука, ограничений нет). Инструменты воздействия – Лариса и мои напарники. Разумные, полностью в курсе происходящего инструменты.
Холодная логика рассуждений немедленно напарывается на яростно вспыхнувшие чувства. Нет. Лара действительно любит. Я это видел в ее душе. И для парней я друг и брат, которого они никогда не оставят в беде, за которым без рассуждений пойдут хоть к черту на рога. Вот это и есть самое главное. А наша операция в Лондоне или предстоящий поход в гости к Брюсу… уж себе-то можно признаться честно – давить нечисть мне всегда доставляло некоторое эстетическое удовольствие. Хоть взглядом, хоть мощью термояда.
