Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

— Снимать напряжение от неприятного разговора лучше всего не только хорошим напитком, но и в хорошей обстановке. Иначе это не лекарство, а пьянство.

Народа в ресторане было мало. И время не то и цены, мягко выражаясь, кусались. Однако у собравшихся культурно посидеть командиров с финансами проблем не было. Куда их девать в глуши Приамурья? Сделать заказ предложили Никишину. Прав оказался майор, прав. Ослепительно белая скатерть, хрустальная пепельница и такой же графинчик коньяка. Аккуратно расставляемые на столе проворным официантом блюда и столовые приборы. Атмосфера создавалась совсем иная, чем на обычной мужской посиделке. И разговор велся неторопливо. И голоса были негромкие. Да и коньяк — не водка, пьют его в основном не стаканами, а маленькими рюмочками, смакуя не только вкус, но и ощущения, прямо скажем, приятные. По молчаливому согласию про Дудкина не вспоминали. Разговор шел преимущественно про заграничное житьё-бытиё Никишина. Поскольку ни Новиков, ни Захаров за границей, не считая конечно Китая, никогда небыли, то слушали с огромным интересом.

— Сначала, я с женой уехал во Францию. Казалось, что французы нам ближе, роднее что ли. Все-таки недавние союзники. Да и культурные связи между Россией и Францией давние, устоявшиеся. Много русских туда еще перед войной уезжало. Кто на год — два, кто насовсем. Приехали. Осмотрелись. Первые недели было просто интересно. Париж, Лувр, Нотр — Дам де Пари, бульвары, Сена — красиво. Красиво и хорошо, пока не кончились деньги. А какие деньги могли быть у боевого офицера? Поместьями не владел, казну не воровал. Жалование, в переводе на советские рубли, ну разве чуть, побольше. На жизнь хватает, а шиковать не получится. Когда закончились наши скромные сбережения и то, что удалось выручить от продажи украшений жены, то все оказалось совсем не таким радужным и красивым. Чужбина — какое емкое слово… Чужая страна, чужие люди, чужие обычаи и привычки, все чужое, не наше. С этим еще можно было, как-нибудь мириться, но горше всего стало осознание того, что ты здесь нужен только до тех пор, пока у тебя есть деньги. Ни сострадания, ни сочувствия — только плохо скрываемое презрение и брезгливость. А потом, валом повалили другие эмигранты, и стало совсем плохо — ни денег, ни работы. И ведь что интересно, вот китайцы или евреи, где не поселятся — сразу создают свою общину, а русские — те каждый сам по себе. И дождаться помощи от своих труднее, чем от иностранцев. Промучились мы с женой до двадцать второго года. Подвернулась мне работа, кочегаром на каботажнике. Полгода меня не было. Экономил, на чем только мог, за любую работу брался. Думал, вернусь — снимем нормальную комнату, заживем как люди. Вернулся, а моей Елизаветы уже нет в живых. Умерла от испанки. И даже могилы её нет. У них за кладбищенскую землю платить надо. Не мог я больше в этой стране оставаться. А куда податься? Вроде бы вот он мир, весь перед тобой. Денег что бы в любой конец доехать, не первым конечно классом, хватит. Но уехать далеко — значит разорвать последние ниточки, связывающие тебя с Родиной. К тому времени гражданская война закончилась. Хотел в Россию вернуться, но в газетах такие ужасы про зверства ЧК писали, что решил подождать. Что бы хоть немного быть поближе, поехал в Германию.

Осень двадцать третьего года. Трудно описать то, что тогда происходило. Может быть, позже, найдется у немцев свой Гюго, напишет «23-й год». Коммунисты, национал-социалисты, демократы, монархисты, союзы бывших военных и союзы предпринимателей и надо всем этим довлеет позор Версальского мира. Что-то похожее было в России в феврале семнадцатого. Но только похожее. Войну мы не проиграли и до трети территории не потеряли. И вдруг, в октябре, словно свежий ветер подул.

Сначала, правда и не понятно было, что к чему. Экстренный съезд КПГ. Волнения среди рабочих. Выступление одного из лидеров, Тельмана, с требованием очистить партию от чужеродных элементов и анархистов-экстремистов. Ну, вы это знаете — раскол КПГ, межфракционная война. Интернационалисты против государственников. Побоища на улицах. Хотя надо было быть полными идиотами, чтобы пытаться выступать против рабочих отрядов. Одним словом, гнилая интеллигенция. Получили по первое число. Очень мне это наши еврейские погромы напомнило. Чудеса! Коммунисты бьют евреев! Хотя конечно там не только евреи были, но тех было много. Очень много. В общем, КПГ приказала долго жить. Тельман заявил о создании Национальной Коммунистической партии большевиков. НКП(б). Да ещё, во всеуслышание заявил, что отказываются от подготовки революции, и в это, тяжелое для Германии время, поддержат все усилия правительства, направленные на стабилизацию обстановки и спасение страны. Чудеса, коммунисты против революции! Но когда в ноябре в Мюнхене началось восстание национал-социалистов, именно боевые отряды НКП(б) первыми приняли участие в его подавлении. К приходу рейхсвера в городе уже был наведен относительный порядок.

А потом по стране поползли слухи, что не обошлось без давления на коммунистов из Москвы. Через несколько дней было опубликовано открытое письмо президента Эберта и, как говорится, расставило все точки. «Советская Россия приложит все усилия для сохранения Германского государства!» «Сталин пошел на раскол в партии, что бы остановить гражданскую войну в Германии!» Газеты буквально взорвались. Русские стали — persona grata, в любом приличном доме и обществе. Выступать против Советской России стало просто опасно. Могли здорово поколотить. Удивительно, но даже до этих событий, отношение к русским эмигрантам в Германии было намного более уважительное, чем во Франции или, тем более, в Британии. Бывший честный противник вызывал уважение. А когда этот противник в самый тяжелый момент протянул руку помощи, то он стал восприниматься как единственный друг. Буквально за один год большинство немцев стали настоящими русофилами. Если в предыдущие годы Зекта часто ругали за его восточную ориентацию, то теперь он стал героем нации.

Вообще, Германия страна необычная. Помните сказку про Золушку? Так вот Германия — Золушка Европы. Необычайно трудолюбивый и аккуратный народ, прекрасная природа, мощнейшая индустрия, прекрасные памятники архитектуры, богатейшее культурное наследие. При все при этом, в восприятии большинства, Германия — сумеречная страна. Сравните сами, романтически прекрасный образ Франции, загадочный туманный Альбион, страна тюльпанов и каналов Голландия, сказочная Венеция, Вечный Рим и «сумрачный германский гений». Сравнили? Мне думается, что такой образ Германии, как и само наше отношение к немцам как к исконным врагам России, специально навязывалось нам в течение столетий. Более двухсот лет две страны, не имеющие друг к другу территориальных, экономических или каких-нибудь других притязаний, связанные узами династических браков, почти постоянно находятся в состоянии вражды. Короткие периоды весьма плодотворного сотрудничества и снова недоверие, вражда и войны. По здравом размышлении, за всем этим чувствуется опытный дирижер. Наверняка не обошлось без извечного и подлого британского — «разделяй и властвуй».