Союз Тигра и Дракона - Ольга Михайлова
— Да кто в это поверит? — взвизгнул какой-то толстяк, сидевший рядом с императорским столом. — Вы все в сговоре! Вы и убили сестру!
Сюаньжень усмехнулся.
— Они вовсе не в сговоре и говорят чистую правду. Запах лжи отличается от запаха правды, как аромат жасмина от вони выгребной ямы, — веско заявил он. — Но почему госпожа Бай не подозревала своих служанок? И почему запретила им поднимать шум и искать пропажу? Да потому, что прекрасно знала имя вора! Но кто он? Ответ видится мне в рассказе его величества. Император особо отметил, что госпожа Бай никогда не делала ничего, что могло бы запятнать честь её высокого рода. Значит, защищать и выгораживать вора она стала бы только в том случае, если точно знала, что он — член её семьи. Но кто из её рода мог совершить кражу и почему? Она была бездетной вдовой. Сколько родственников у неё было?
Потный толстяк с первого ряда вскочил и кинулся к императору.
— Это всё вздор, ваше величество!
Но тут оказалось, что канцлер Юань Цяньяо умел не только поддакивать императору.
— Умолкни, Бай Юймин! — заорал он, как одержимый, уперев руки в бока. — Чень прав! У неё не было никого, кроме тебя, племянника Юйлуна и старухи матери! Юйлун это и вытворил! Недаром этот Юйлун уже год на лекциях в академии не показывается, зато в весёлых домах и в квартале Пинкан он — завсегдатай! Ребёнок, как же! Здоровый лоб и распутник к тому же! А ведь сразу после смерти Бай Юйлинь говорили, что слышали ссору в её покоях, и голос мужской раздавался! Всё ясно! Дело раскрыто!
Толстяк в ответ завизжал, что его сын ни в чём не виноват! Не мог его мальчик убить свою тётку! Но Юань Цяньяо оказался не из тех, кого можно перекричать.
— Как бы ни так, не мог! Ножом в спину хрупкой женщине ткнуть — большой силы не надо! И если у твоего сыночка хватает сил по ночным кварталам шляться, глупо думать, что тетку прирезать у него сил бы не достало! И ведь в материалах дела сказано, что в день убийства племянника госпожи Бай в бане видели. А чего по баням шляться в час шень-хоу?[2] Не иначе, как кровь смыть пытался! Немедленно послать за молодым мерзавцем! Привезти в колодках! Допросить с пристрастием!
Шум канцлер поднял большой, и потому мало кто расслышал негромкий вопрос Ченя Сюаньженя, обращенный к слуге, разносившему подносы.
— А нельзя ли принести нам немного курятины с чесночком, а? Я голоден, как волк.
И как только блюда с курятиной оказались на столе, он, подвинув одно Ван Шэну, а другое — себе, с лисьей жадностью накинулся на мясо и принялся уписывать за обе щёки. Шум тем временем нарастал, и весь зал вскоре гудел, как растревоженный улей. Про повод для банкета всё как-то забыли, и только его величество, бросив внимательный взгляд на спокойно закусывавшего Ченя Сюаньженя, тихо пробормотал себе под нос, что этот человек одарён божественно.
Подскочивший к императору канцлер Юань Цяньяо льстиво заметил, что его величество абсолютно прав. Большая кисть пишет большие иероглифы, а гении рождаются гроздьями, и эти двое молодых людей будут как нельзя кстати в его академии! Император задумчиво кивнул.
Но тут сбоку от императора нарисовался канцлер Чжан Цзячжэнь и заявил, что подобные таланты нужны в правительственном аппарате куда больше, нежели на академических стезях! Император снова кивнул.
Оба канцлера знали, что кивок императора не означает согласия с услышанным: он всего только был знаком того, что его величество считает вопрос достойным внимания и рассмотрения.
И император рассматривал его досконально. Со всех сторон. Он знал, что убийство госпожи Бай пытались раскрыть специалисты правительственного судебного ведомства и академики судебной палаты академии Ханьлинь. И что? Провозились пять месяцев с нулевым результатом там, где два юнца разобрались за полчаса? Ну а раз так…
— Определить обоих в Имперский судебный магистра, — распорядился его величество.
* * *
[1] Час Петуха. Время с 5 до 7 часов вечера.
[2] Час обезьяны, с 3 до 5 часов дня.
Глава 16
«Сяо-го». 小過 Малое превышение
Плохое пройдет, а опыт, полученный в трудные дни,
навсегда останется с вами.
Имперский судебный магистрат был не столько расследующей, сколько ревизующей структурой. Сюда со всей империи стекались сведения обо всех крупных преступлениях, и те из них, что могли спровоцировать недовольство на местах или того хуже — вызвать беспорядки, — немедленно переходили в ведение магистрата.
Обычно сюда получали назначение самые опытные чиновники, прослужившие в судебных органах не один десяток лет и приобретшие солидный опыт расследования преступлений. Жалование в магистрате было в три раза выше, нежели в академии, и составляло двести даней, и служебная квартира в лучшем, Центральном, районе столицы тоже существенно увеличивала список преимуществ. А стоило прибавить сюда шесть цинов площадей «служебных» полей и восемь — наследственных, и это на низшем для магистрата, шестом ранге, как становилось понятно, что служба здесь была пределом мечтаний любого судейского чиновника.
Однако, как давно было замечено мудрыми, одна горошина мышиного помета портит целый котел отменной рисовой каши. Возглавлял ведомство господин Сю Бань, старый и опытный законник, человек неглупый и приличный. Как истинные конфуцианец, он полагал, что отсутствие постоянства в радости и горе — это болезнь, стремление к аморальным удовольствиям — болезнь, одержимость одним человеком — болезнь, возвеличивание себя через унижение других и злоупотребление дозволенной властью — болезнь.
Ну и что же тут дурного, спросите вы, и причём тут мышиный помёт? Увы, горошинами мышиного помёта были для магистрата две его дочери, погодки Сю Чуньхуа и Сю Чуньшен. Обе носили роскошные жюцуни[1], а в объемные сложные прически втыкали драгоценные шпильки с цветами из шёлка. На лицах обеих неизменно был толстый слой белил и яркие румяна, помадой они придавали рту форму цветка с четырьмя лепестками, а брови выделяли насыщенным чёрным цвётом в модных формах «утка-мандаринка», «усики мотылька» и «тёмный туман».
«Утка-мандаринка» придавала лицу Чуньхуа изумленное выражение, даже тогда, когда она справляла нужду, «усики мотылька» превращали её лицо в театральную маску бога Грома, а «тёмный туман» на лице Чуньшен неизменно вызывал у пожилых сотрудников магистрата, не привыкших к новейшей моде, вопрос, почему это дурочка не может умыться, если
