Дмитрий Казаков - Кровь ангелов

К тому же, после того как Нервейг два года назад изгнал из столицы прочих сестер, она осталась одна, в окружении лишь послушниц.

– И как же она ее нашла? – интересуется Валерия, чувствуя, как беспокойство трогает сердце мохнатой лапкой.

Любой крестьянин с полей Целлии или рабочий с шахт Фатума знает о сивиллах, выпускницах Антрум Ноктурна, что носят одежды красного цвета, а мудростью превосходят любого мужчину. Но мало кто ведает о том, что с Аркануса разъезжаются и эмиссары другого рода – обычные, ничем не примечательные на первый взгляд женщины.

Они ведут простую жизнь, не дают мудрых советов, не предсказывают будущее…

Но они существуют для той же цели, что и прочие сестры, охраняющие память, и всегда готовы выполнить приказ Старших Сестер.

– Боюсь, что этого мы никогда не узнаем. – Езинда вздыхает. – Фемина просит. Молит нас, чтобы мы помогли ей избегнуть гнева племянника и отомстить за мужа и детей.

– Месть? Что за гадкое слово, ишь ты, – ворчит Лерд.

– О ней речи и не идет, – замечает Домина Темплум. – Но вот помощь… Наших сил хватит, чтобы Вальгорн не смог найти Эльтирию, но вот нужна ли она нам?

– Проще выдать ее новому императору, чтобы заручиться его благодарностью, – быстро говорит Клейдор.

– Ты слишком много времени проводишь за своими занятиями, добрая сестра, – Езинда более не скрывает раздражения. – Ты умудрилась забыть, что правители не бывают благодарными, особенно хозяева Мерцающего престола!

Клейдор отшатывается, глаза ее загораются гневом, но только на миг, и она опускает голову.

– Оказывая помощь фемине Нервейга, мы поставим себя в опасное положение, – подает голос сестра Жинора, Домина Поэналис, в чьем ведении послушницы, их набор и обучение.

– Это верно, – говорит Валерия, – но зато у нас появится дополнительный козырь. Вдруг с Вальгорном что-то пойдет не так? Что мы вообще знаем о нем?

Все взгляды обращаются на Лерд, Домина Круор, в круг обязанностей которой входит знать все обо всех сколь-нибудь значимых людях Империума, об их предках, талантах и привычках.

– Взбалмошный юноша, испорченный варварским воспитанием, – говорит старуха задумчиво. – Дух Скола Анимус глубоко проник в его душу, и та отравлена бешеными страстями. Происходит из боковой ветви, единственный, кто уцелел в «дни гнева» двадцать лет назад.

Валерия слушает и думает, что да, племянник убитого императора вряд ли станет хорошим правителем – алмаз души и ума властителя, чтобы он засверкал всеми гранями, надо готовить с детства, воспитывать жестко и умело, а если отдать его в грязные лапы взыскующих «свободы духа»…

Получится не бриллиант, а инструмент для резки стекла.

– Благодарим тебя, добрая сестра, – говорит Езинда, когда Лерд замолкает. – Сложная ситуация.

– Может быть, нырнуть в нее? – нерешительно предлагает Жинора и смотрит на Валерию.

– Можно попытаться, хотя, учитывая, что здесь замешана Божественная Плоть, результат не гарантирован, – говорит та. – Рискнем, с позволения Домина Темплум и вашей помощью, сестры…

Будущего не существует, но умеющий видеть способен обращаться к таким глубинам человеческой памяти, где нет времени, и разглядывать эпизоды настоящего, недоступные обычному взору, – те, что уже сформировались, но еще не наступили, пока еще эфемерны, но представляют собой куда больше, чем вероятность.

Езинда кивает:

– Конечно. Жинора, Клейдор, помогите ей!

Все они обучены искусству ирунаре, но лучше всех им обязана владеть та из сестер, к имени которой добавляют звание Домина Каос – Валерия получила его давно, в тот год, когда Нервейг стал императором.

– Начинаем, – говорит она, когда названные Старшие Сестры придвигают свои кресла вплотную, так, чтобы получился треугольник и они могли взяться за руки.

Правой ладонью ощутить ободряющее касание Жиноры, левой – жесткое пожатие Клейдор…

Окунуться в тот мрак, что всегда живет внутри нас, но не поддаться ему…

Раствориться и стать его частью, подвижной и осознающей себя, свободной…

Валерия перестает слышать покашливание Лерд, чувствовать тепло солнечных лучей на щеке, тело ее словно исчезает, а рассудок всасывает клубящееся черное облако – та память, что лежит много глубже личных воспоминаний и простирается не только назад, но и вперед, – это выяснили много тысячелетий назад, когда люди и не помышляли о том, чтобы покинуть прародину.

Домина Каос словно открывает Сокровищницу, исполинскую, размером с целую галактику, заполненную образами, совокупностью человеческих деяний, невообразимо сложной, составленной из миллионов поступков, тысяч событийных потоков, пересекающихся и завихряющихся, сливающихся и расходящихся, могущественных и слабых…

Потерять себя и найти безумие здесь проще простого, но не зря она Старшая Сестра.

Нужно отыскать беспрестанно бурлящий котел событий, что соответствует Монтису, опоре Мерцающего престола, и разобраться в том, что творится там, какие силы будут воплощены в ближайшее время и какова роль Эльтирии, фемины Божественной Плоти.

С этим она справляется быстро, перед глазами Валерии мелькают картинки: огромный дворец, вспышки в черном небе, сражающиеся люди, кровь на клинках, раскрытые в крике рты… крутящиеся в пустоте серые птичьи перья, транснависы в космосе, взрывы ракет…

События, события, события…

Внезапно накатывает сильнейшая дрожь, и только сестры, державшие ее за руки, не позволяют Домина Каос потерять концентрацию.

Картинка сменяется… она видит потоки звезд, низвергающихся в бездну…

Черная воронка, засасывающая все… пелена, сквозь которую не прорваться… занавес из тысяч острых клинков… водовороты со всех сторон… пенящиеся волны, что ревут, подобно хищникам…

Валерия обнаруживает, что сидит в своем кресле, лицо ее мокрое от пота, а по мышцам гуляют судороги. Несколько судорожных вздохов, и она берет верх над вздумавшим бунтовать телом, а успокоив тело, занимается душой – ведь на самом деле это одно и то же.

Старшие Сестры спокойно ждут, и только когда Домина Каос выпускает руки помощниц, Езинда спрашивает:

– Ну, что скажешь?

– Ничего, – произнести это единственное слово сложнее, чем целую речь.

– Совсем ничего? – Черные брови на круглом лице Клейдор поднимаются.

– Там… – Валерия прикусывает губу: каждый умелец ирунаре описывает то, что видит, своими словами, приносит из глубин родовой, общечеловеческой памяти собственные образы, и порой бывает сложно, почти невозможно растолковать их другим, а тут еще и дополнительные сложности, связанные с объектом сегодняшнего «нырка». – Заслон, крышка…

– Божественная Плоть? – Езинда задумчиво гладит себя по седым волосам. – Нервейг? Кто-то еще?

– Одна из сестер? – начинает Жинора, но сама же машет рукой. – Нет, невероятно. Наверняка это император.

Ирунаре не позволяет видеть события, в которых участвуют существа, больше не принадлежащие к человеческому роду: сами сивиллы, Божественная Плоть, адепты отдельных школ самоизменения, распространенных на варварских планетах, «птенцы» давно уничтоженного Орлиного Гнезда…

Валерия откидывается на спинку стула и закрывает глаза – ее трясет, и дальнейший разговор не представляется интересным. Она чувствует себя странно, как никогда, и ей кажется, что там, в темной бездне, она столкнулась не с одним «непрозрачным» потоком событий, а с двумя.

Вот только что это значит, что?

Глава 5

Время изготовления Мерцающего трона определить удалось лишь приблизительно – два тысячелетия назад, период Фуги.

Предмет сей обладает выраженными психоактивными свойствами, те проявляют себя с переменной силой и по-разному действуют на разных людей. Только этим воздействием можно объяснить большую продолжительность жизни императоров и намного превышающее норму количество разнообразных отклонений в роду эру Монтис, от гениальности в отдельных сферах до безумия…

Сердце Вальгорна сладко подрагивало в предвкушении, а руки потели от волнения.

В первый раз в жизни, но далеко не в последний, о нет, он нарядился в ту одежду, что пристала лишь Божественной Плоти, и вскоре войдет в тронный зал не принцепсом, гостем, пусть и могущественным, и родовитым, а полноправным хозяином, под взглядом которого все будут трепетать…

Сапоги-калиги казались неудобными, голые ноги мерзли, путались в полах палудамента, но Вальгорн не обращал на это внимания – его возвышенный, совершенный дух парил на крыльях радости, и неприятные мелочи не имели значения.

Барабаны ударили так, что пол под ногами вздрогнул, и из-за двери, у которой стоял бывший принцепс, донесся мощный голос начавшего декламацию верховного понтифика: