Макс Мах - Времена не выбирают
Повинуясь мысленному приказу, на лету подхваченному адаптером повышенной чувствительности, тяжелая стеклянная плита плавно отъехала в сторону, и перед Никой открылся многообещающий натюрморт, вполне, надо отметить, политкорректный и даже не лишенный некоего, не любому, впрочем, понятного, символизма. Как показал опыт, бутылки земного происхождения прекрасно сочетались с разнообразными, в большинстве своем каменными, кувшинами и кувшинчиками аханской работы. Лика охватила выстроившиеся перед ней емкости одним быстрым взглядом и, уже не раздумывая более, взяла с полки бутылку «Луис Роер» и, вернувшись к столику, налила коньяк сразу в три стаканчика.
Медленно, с наслаждением смакуя ароматный, богатый изысканными вкусовыми нюансами напиток, она выпила первую порцию, постояла несколько секунд, переживая праздник послевкусия, и только после этого закурила традиционную пахитоску.
«Пять минут, – решила она. – Еще пять минут, и надо идти».
Второй стаканчик она пила иначе. На этот раз это был длинный гегхский глоток. Чуть меньше тонкости или, быть может, лучше сказать – манерности, свойственной склонным к нарциссизму аханкам, но результат не менее впечатляющий.
Третий стаканчик она выпила уже по-русски, потому что легкий толчок в ноги означал, что Макс уже прибыл, и ей, если она хотела произвести тот эффект, на который рассчитывала, следовало поспешить.
* * *– Что-то греческое? – спросил Макс, окидывая ее восхищенным взглядом.
– Почти, – улыбнулась Лика, предполагая, какое «чудное видение» предстало сейчас перед глазами ее Макса. «Диана-охотница» ведь ничего толком не скрывала, а только подчеркивала все, что есть. А было у Лики теперь много больше, чем нужно женщине, чтобы чувствовать себя красавицей.
«И много больше, – подумала она не без кокетства. – Чтобы Макс почувствовал себя Крезом».
– Очень органично, – кивнул Макс, с видимым трудом переводя загоревшийся взгляд с Лики на изящный столик из персикового дерева, около которого стояло ее, не иначе как в экстазе изогнувшееся, креслице. – О!
Он раскрыл глаза еще шире, в притворном восхищении глядя на терракотовый кувшинчик.
– Откуда ты узнала, что я хочу выпить? – Он чуть нагнулся вперед и, ухватив кувшинчик кончиками своих длинных сильных пальцев, поднял его к лицу.
– Это не сложно угадать, – улыбнулась она, с удовольствием наблюдая за игрой Макса. – Ты всегда хочешь выпить. И есть ты тоже хочешь всегда. Что поделать? Метаболизм.
– Только не надо преувеличивать, дорогая. – Макс сбросил пиджак, развязал галстук и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки. И все это, не выпуская из руки кувшинчик с яблочной водкой. – Всегда я хочу только тебя. – Он улыбнулся. – Что поделать? Любовь! – Он пожал широкими плечами и откупорил кувшин, отчего в теплом, чуть влажном воздухе ванной поплыл дивный аромат больших зеленых яблок с плато Птиц, кисло-сладких, невероятно сочных и душистых. – А что касается еды и питья, то не все так трагично. Последнее, что я ел, была инъекция флотского стимулятора, и случилось это двенадцать часов назад.
– А в челноке? – спросила она, выдыхая дым пахитоски.
– А зачем? – удивленно поднял брови Макс. – Я же знал, что ты меня накормишь. А в челноке я спал.
– Значит, спать ты уже не хочешь, – задумчиво протянула Лика, чуть прикрывая веки. Она знала, что Максу нравится, когда она так прищуривает глаза. Впрочем, нравится – не то слово.
– И не надейся, – с видимым сожалением покачал он головой. – Снять с тебя это было бы преступлением перед искусством. Конечно, когда-нибудь это случится, – добавил он, весело подмигнув. – Но не раньше, чем я устану любоваться этим шедевром.
– Что ты имеешь в виду, – улыбнулась довольная комплиментом Лика. – Платье или меня?
– Обоих, – галантно поклонился Макс. – А теперь мы, наконец, можем отведать нашего кальвадоса.
– Ты помнишь, – сказала она, ничуть не удивившись.
– Я помню, – кивнул он, разливая водку. – Тогда у тебя тоже было замечательное платье.
– Когда мы пили водку, милый, – сказала Лика, чувствуя, как воспоминания об этом дне заставляют сильнее биться сердце, – на мне был надет пеньюар.
– Я помню, – повторил Макс. – Но эффект… Я имею в виду эффект!
– Ты сластолюбец! – сказала она, чувствуя, как счастье вместе с кровью летит по ее жилам.
– Ничуть, – возразил Макс со своей замечательной улыбкой. – Я всего лишь жертва соблазнения. Прозит!
– На голодный желудок? – спросила Лика, просто чтобы что-нибудь сказать. Она не хотела, чтобы этот разговор завершился. Хотя, с другой стороны… С другой стороны, она хотела, чтобы он кончился, потому что не могла дождаться, когда же, наконец, он ее обнимет.
– На голодный желудок? – спросила Лика.
– Это не есть объективный факт, – усмехнулся Макс. – На самом деле я пил кофе и съел пирожное, но упоминание о них испортило бы впечатление от образа голодного и усталого бойца.
– Ты врун, Мозес Дефриз, – сказала она, в нарочитом ужасе широко раскрывая глаза. – И позер! Но я тебя люблю. Прозит.
Они выпили, но даже втягивая сквозь зубы струю ледяного огня, несущего с собой одуряющий, сводящий с ума аромат затшианских яблок, она не могла оторвать взгляд от его потрясающих серых глаз. А то, как смотрел на нее он, было важнее слов, сильнее клятв. Так он смотрел на нее уже больше десяти лет, и только Лика знала, что это такое, когда тебя так любят.
Так не любят, сказал бы любой, кому она решилась бы об этом рассказать. Человек, особенно мужчина, не может столько лет подряд длить то, что на поэтичном вайярском языке называют любовным подвигом. Так не бывает! То есть в старых романах, в кино, в пьесах Шекспира – возможно. Но в реальном мире… Нонсенс! Однако все это было правдой, и он – самый замечательный мужчина во Вселенной – любил ее именно так. И она любила его точно так же. Нет! Она любила его еще сильнее, потому что она – женщина, а женщины… Господи, как она его любила!
* * *– Да, кстати, – сказал Макс, вылезая из горячей воды. – Я там Кержака привез, но, думаю, ты потерпишь до утра?
– Кержака? – Она любовалась игрой мускулов на его атлетическом теле. – Кержак…
Но думать сейчас о поручении, которое она дала Игорю Ивановичу, ей не хотелось. Вот совершенно. Неспешное это было дело, не важное. Так, каприз. Впрочем…
– Я отпустил его к Тате, – объяснил между тем Макс, разливая водку. – Пить будешь?
– Правильно. – Лика перевела взгляд на свои ноги и, не задерживаясь на них, посмотрела вверх, где уже целую вечность терзали друг друга в приступе невероятной, запредельной, а потому не стыдной страсти черноволосая белокожая женщина и оскаливший пасть леопард. – Буду.
– Правильно-то правильно… – Выражение лица у подававшего ей фарфоровую чашечку Макса было сейчас совершенно серьезным, задумчивым. Смеялись только глаза. – Но я вот думаю, не развалим ли мы совместными усилиями твою чудную яхту. Резонанс, знаешь ли, страшная вещь.
– Не думаю, – в тон ему ответила Лика и пригубила водку. Волна сладкого огня ударила по нервным окончаниям и, подхваченная верным Золотом, пошла гулять по разнеженному любовью и горячей водой телу. – Не думаю. Вряд ли у нас совпадет ритм. О гостях ничего?
– Ничего, – поморщился Макс. – Прячутся тати.
Лика обратила внимание на слово «тати» и в очередной раз задумалась над тем, что русский язык Макса в последнее время явно усовершенствовался. Интересовало же ее не это, а то, брал или нет Макс уроки у адаптивного комплекса. Просто любопытно было, но прямо спросить об этом самого Макса она почему-то стеснялась.
– Дай мне, пожалуйста, пахитосу, – попросила она вслух. – Значит, ты уверен, что их несколько.
– Да, – кивнул он и, достав из кожаного портсигара пахитосу, прикурил ее от зажигалки и передал Лике. – Даже если в первый раз был только один, то вчера прибыли как минимум еще двое.
– Что значит «как минимум»? – На сердце стало тревожно, но показывать это Максу она не хотела. Он и так нервничает, зачем же нагружать его еще больше?
– В шесть утра по среднеевропейскому времени кто-то пришел, – сказал Макс и выпил свою водку. – Где-то в Центральной Европе. Точнее не скажу.
Он взял со стола свою трубку и стал набивать ее ароматной смесью, которую хранил в кисете из мягкой кожи.
– Около восьми вечера – второй. – Он пожал плечами и закурил.
– Тоже в Центральной Европе, – угадала Лика.
– Да, – кивнул Макс. – Просто проходной двор какой-то, честное слово!
– Центральная Европа, – повторил он и выдохнул табачный дым. – Европа… При этом я определенно знаю только то, что это не одно и то же место. И это все. Вернее, почти все, потому что вчера ночью тоже что-то такое было, но я спал и со сна не сразу сообразил, что происходит. Так что или да, или нет, но если да, то где именно, я не знаю.
