Владимир Стрельников - Переярок

И как-то так вышло, что лишился я с ней девственности, о чем сейчас ни грамма не жалею.

Она ко мне буквально на пару минут зашла, посуду забрать. Когда наклонилась, то в вырезе платья я увидел небольшую, но красивую грудь, и так и стоял, смотрел. Дыхание, как говориться, сперло, красивая женщина рядом, я стою, боюсь лишний раз вздохнуть. А она перехватила взгляд и улыбнулась.

— Извините, Алсу Расимовна, — я вспыхнул, и отвернулся, для того в основном, чтобы скрыть колом стоящие шорты.

— Леша, глупый, — две тонкие руки обняли меня со спины. Я почувствовал, как к спине прижалось упругое женское тело, в душе вообще гормональный шторм начался. — Повернись ко мне.

— Алсу Расимовна, я…, - обернувшись, я попытался что-то сказать и объяснить, но мне на губы лег тонкий палец.

— По-мол-чи! Просто стой, молча, хорошо? — и женщина гибко опустилась передо мной на колени, потянув завязку шорт. От неожиданности я даже глаза закрыл, и только чувствовал, как умелые и нежные губы и сильная рука ласкают мой, такое впечатление, что дымящийся, член. Развязка, вроде как, наступила почти мгновенно, и вот уже соседка улыбаясь смотрит на меня снизу вверх, опираясь на мою руку встает, облизывая губы. — Только об этом никому, понял! И вечером открой дверь в предбанник, в десять часов. Это был аванс, будешь расплачиваться. — И соседка ушла, прихватив тазик с посудой. А я так и стоял минут двадцать со спущенными штанами, пытаясь отдышаться и прийти в себя.

— Алсу, — я едва не назвал ее по имени-отчеству вечером, после того, как она меня основательно покрутила. Точнее, работал в основном я, молодая женщина указывала, показывала, отдавалась и трахалась, трахалась, трахалась, получая наслаждение. — Но почему? Почему я?

— Потому что ты молодой красивый парень, Леш. А я молодая женщина, и мне хочется ласки. Знаешь, я даже завидую той девчонке, с которой ты будешь заниматься любовью.

— А мы сейчас чем занимались? — я нерешительно погладил ее по крепкой груди с острыми сосками. Но Алсу выгнулась как кошка, взяла мою руку и провела ей вниз по телу.

— Мы сейчас здорово потрахались, Леш. Очень здорово. А любовь — это когда к тому, что ты трахаешься, прибавляется лунный свет. Поймешь, наверное, со временем. У тебя еще все впереди, — и соседка вскочила с полка, накинула халатик и чмокнув меня в губы, исчезла за дверью.

С тех пор мы любовники. Жаль, что нельзя нам в доме, остальные соседки каждый ее шаг пасут. Еще бы, у нее в официальных любовниках один из наших местных богатеев, хозяин пары мясных магазинов. Жена у него затюканная, сам гоголем по поселку ходит. Точнее, ездит на белой "Нексии". И пару раз в неделю вывозит соседку в уездный город, в ресторан, а потом в номер тамошней гостиницы. От куда я это знаю? А Алсу Расимовна ко мне раза четыре в неделю, а то и каждый день вечером в дверку ширк, и у нас в предбаннике трах-тибидох происходит. Заодно плачется о жизни, о том, как тяжко жить вдове. А что, ни одна душа кроме нас про эти двери не знает, дочь у соседки в это время уже спит, ей отдых, и мне разрядка, хоть о вечном стояке думать не приходится. Хотя вру, гормоны бурлят. Но все же полегче.

С Алсу и мной на днях прикол был. Стоит она передо мной на коленках, стонет, и тут ей по телефону этот мужик звонит. Алсу берет телефон, приказывает мне остановиться, но не вынимать, и отвечает. Мужик ей мол, собирайся, заеду, отвезу тебя на канал, душа романтики просит.

А Алсу на него как полкана спустила. Ты мол, такой-сякой, время видишь сколько? Я девочку ночью одну не оставлю, и т. д и т. п. Отлаяла его, и командует мне продолжать. И чет-то ее этот звонок задел, она мне все душу вытрясла, злая как чертиха, не я ее трахаю, а она меня. Четыре раза на меня залазила, в четвертый раз с меня без сил упала. Ушла по стеночке, молча. С тех пор ее второй день нет. Не, днем-утром все нормально, здороваемся, разговариваем, она улыбается, но вечерами не приходит, хотя месячных у нее еще не должно быть, не время еще.

Ладно, пора в школу. Заткнув пару учебников и общую тетрадь сзади, за пояс джинсов, я вышел из дома.

— Не, Рахим, я тут спокойно докачу. Не переживай, — я выгрузил "Вихрь" и улов, три крупных толстолобика и пару хороших сазанов в свою тачку, которую оставил у знакомых в магазине. Они и ночью водочкой или пивом приторговывают, я их периодически рыбой снабжаю. Спиртное-то я не пью вообще, матери пообещал, а вот шоколадку порой или пакет с сахаром я у них в ларьке беру. Вот и сейчас оставил хорошего усача, Исмаил-ака очень любит именно усачей, балдеет он от этой рыбы. Я и сам, конечно, от вяленого усача бы не отказался, но тут никуда не денешься, если нет денег, то нужно крутиться.

Оставив единственный качающийся фонарь позади, я впотьмах, в освещенном только светом луны и звезд проулке неторопливо толкал свою тележку. Тяжеловато, но я парень здоровый, а свой груз не тянет. Дорогу знаю практически наизусть, не первый и не двадцатый раз здесь тачку толкаю, каждую выбоинку успел изучить. Так что топаю потихоньку. Тишина, собаки изредка брешут и вдалеке, на пределе слышимости, тепловозы гудят.

Проходя мимо бросающего из окон свет дома одноклассницы, больше похожего на замок, я было удивился тому, что они не спят. Празднуют, что ли?

Тут калитка в воротах распахнулась, грохнув об стену, и из нее выскочила Сайорка. Выбежав со света в темноту, сослепу запнулась об мою тачку и упала через нее.

— Сайора, ты чего? — удивился я здорово. Но удивлялся недолго, из калитки выскочил парень с женским чулком на голове и со здоровенным тесаком в левой руке. Рванул было к Сайоре, и нарвался на мой хук правой в челюсть. Хорошо нарвался, чистый нокаут. Так кулем и рухнул под ноги.

— Что это было? — снова повернулся я к девушке. Красивой, надо сказать, девушке. А сейчас вообще эффектной, в коротких шортиках и топике. Но та вместо ответа всхипнула, и осела на землю. А из ворот выскочил еще один тип, тоже в чулке. Ну да, я много-то не шумел. Вот только у этого арматурина была, с приваренной крестовиной. Так что мне пришлось схватить из тачки свой багорик и шагнуть вперед. Тут и немного светлее, и девчонка под ногами не путается.

Тип, не долго думая, попробовал меня навернуть своей железякой с богатырского замаха, но я шагнул влево, ловя арматуру на древко и уводя удар в сторону, а потом резко, тычком тупой стороны ударил его в солнечное сплетение. И практически тут же, всей своей тяжестью и обеими руками, середкой древка по макушке. Тип молча лег у моих ног, надеюсь что живой, а то у меня с перепуга сердца ходуном заходится.

— Мама! — моя одноклассница вскочила, и рванула во двор. Ну а я за ней, эти, похоже, пару минут полежат.

Сайорка взлетела по лестнице, и отлетела вниз от сильного удара по лицу. А я с ужасом увидел блеснувший ствол пистолета, который вытягивал из-за пояса еще один хрен в чулке, и длинным выпадом ударил его острием гарпуна в пах. Единственное место, куда я уверенно дотягивался. И попал, хорошо попал. Аж чвакнуло, а чулкоголовый в негромким воем схватился за причинное место, где сейчас торчал мой багорик.

Сайорка вскочила, и длинным прыжком через пострадавшего грабителя, наверное, махнула в дом. А я подобрал пистолет (пневматика, чтобы его!), отбросил его в сторону, и затащил во двор обоих налетчиков. Содрал чулки с голов, и ими же стал вязать. Какие-то незнакомы молодые узбеки, годов по двадцать пять. Оба живы, тот, который на мой хук нарвался. В себя приходить начал, так что я ему в пасть сорванную с веревки тряпку засунул. Ничего, главное все живы, а Абдуразак-ака человек здесь не из последних, богатый, уважаемый, пусть он с полицией объясняется.

Подойдя к третьему, я поглядел на окровавленные руки, которыми тот, скуля, прикрывает свои причиндалы. Похоже, что-то я ему все-таки пропорол. И сдернул с него чулок.

— Ибрагим! — Млядь! Как же я попал! Это же младший из сынов нашего районного раиса! Ходили слухи, что он в дурной компании обретается, анашой побалывается. Но что такое может быть — мне и в страшном сне не могла присниться.

Я, несколько ошалев от нахлынувших в голову вариантов — главный из которых — бросить все и валить в Туркмению и пробовать через нее перебраться в Россию, что не обратил внимания на вышедшую из двери девушку. А та коротким и сильным ударом топорика с мерзким, глухим звуком пробила Ибрагиму висок.

— Ты чего? — я подскочил к девчонке, и, схватив за руки, тряхнул, отчего топорик отлетел в темноту. — Ты что сделала, дурра?!!!

— Не ори, соседи спят, — злой, шипящий как у кобры голос Сайорки привел меня в чувство. — Они убили отца и мать, братик без сознания. Так что не надо, — тут девушка глянула случайно на растекающуюся из-под расколотого черепа кровищу, и, схватившись за горло согнулась в рвотных спазмах.

А я лихорадочно думал, что делать. Раис района вроде как белый и пушистый, но только вроде. Он Каримову дорогу не перебегал, особо в политику не лез, но про него нехорошие слухи ходили. И про исчезнувших в пустыне конкурентов, и про сгоревший завод, который он не смог к рукам прибрать. А за сына он вообще и мой, и Сайоркин дом спалит вместе с нами, если узнает.