Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
Он летел домой.
* * *
Мир людей встретил его по старой памяти – обещанием скорого дождя. Воздух был влажным, освежающим, и Хизаши вдохнул с наслаждением, наполняя грудь ощущением жизни. Он – живой. У него есть руки и ноги, но он больше не чувствует себя ничтожным и слабым, и при этом сам пока не понимает, кто он – человек или ёкай, бог или смертный. Хизаши вытянул руку, растопырил пальцы, сквозь них глядя на хмурое сине-серое небо, обрамленное лениво шевелящимися ветками, и подумал, а не плевать ли? За него и так слишком долго выбирали, почему бы ему теперь просто не быть?
Хизаши неторопливо пошел по тропинке, ведь раз она есть, значит, обязательно куда-нибудь да приведет. По обеим сторонам тянулся светлый, чуть тронутый увяданием лес. У Хизаши не было знания ни где он, ни сколько времени отсутствовал, будто и правда пережил новое рождение, начал с чистого листа. Ноги легко несли вперед, а ветер подталкивал в спину. Встреченные лесные ёкаи не прятались при его появлении, но провожали настороженными и любопытными взглядами. Хизаши гордо проходил мимо, он чувствовал, что должен быть совсем в другом месте сейчас, и оно было где-то близко.
Лишь раз он остановился, когда случайная капля упала на лицо и сорвалась с кончика носа. Хизаши поёжился и поспешил скорее вперед. Появилось странное чувство, будто его где-то очень ждали, а он опаздывал. И нить натянулась, заныла, звала, тащила все дальше и дальше. Ему казалось, он узнает здешние места, а в следующий момент одергивал сам себя. Ну право, все леса одинаковы. Но этот… Что-то в нем было особенное.
И тут случилось то, чего Хизаши никак не ожидал. Он услышал молитву.
Когда-то очень давно ему доводилось переживать подобное, но он был глуп, горд и самолюбив, он не мог тогда проникнуться истинной красотой посвященной ему молитвы, не видел ее звонкой, светлой чистоты. Она как песня, как мелодия, наполняющая восторгом каждый сун тела. Хизаши смотрел на свои руки – золотой свет просачивался сквозь тонкую бледную кожу. Хизаши сиял.
Скоро он добрался до опушки и там, где уже виднелся просвет между деревьями, у самых корней вековой сосны, что не обхватить и в две пары рук, приютилось крохотное святилище. Несколько плоских камней для фундамента да деревянный скат крыши на простых опорах, натянута симэнава с бумажными лентами сидэ, а внутри блюдо с подношениями. Хизаши подошел ближе, опустился на колени и несмело коснулся шершавой поверхности досок. В этом скромном святилище не было изображения ками и таблички с именем, но одного касания – нет, одного взгляда – хватило, чтобы понять все.
А дождь таки начался. Хизаши по привычке сжался в ожидании холода, но не успел даже чуть-чуть намокнуть. Тень зонта упала сверху, и сердце заныло, не поймешь, от радости, или от боли.
– Я знал, что рано или поздно ты вернешься, – сказал Кента.
Хизаши так жаждал этой встречи, но отчего-то застыл, не находя в себе смелости взглянуть Кенте в глаза. Что он увидит, когда обернется? Может, знакомое лицо с родинкой у губы, может, седого старика, ждавшего слишком долго.
Хизаши медленно поднялся и заставил себя смело встретить свой страх.
– И правда ты, – улыбнулся Кента, и в этой простой фразе было скрыто столько всего, что Хизаши ни за что бы не разглядел прежде, но ясно ощущал сейчас. У людей все вперемешку: радость омрачена разочарованием, надежда – страхом, но в горе всегда есть место вере, а слабость – начало настоящей силы.
– Это я, – ответил Хизаши.
– Я перестал тебя чувствовать, но не верил, что тебя нет.
Зонтик над их головами дрожал, и капли срывались с него, заключая двоих людей в серебряный струящийся кокон.
– Меня и не было, – ответил Хизаши.
– Сорок девять дней прошло.
– И ты ждал?
– Разве у меня был выбор?
– Я… – Хизаши не знал, что сказать, все слова виделись неуместными, не передающими и малой доли того, что творилось в душе. – Я отказался стать богом, но почему-то все равно не стал человеком. Теперь я вижу, что это из-за тебя.
– Пусть я один буду служить тебе, это неважно, – заявил Кента с той горячностью и прямотой, которой Хизаши так не хватало. – Пришло время выбирать своих богов, и я выбираю тебя.
– Едва ли я достоин, – проронил Хизаши. – Эй! Ты что творишь?!
Он успел схватить Кенту за руку и не дать опуститься коленями в грязь.
– Считаешь себя недостойным быть моим богом? – спросил Кента. – Тогда прошу, будь моим другом.
Он шагнул вперед и заключил Хизаши в объятия. Зонт упал на землю, но дождь не коснулся их, окруженных божественным светом, однако истинное тепло и истинный свет исходили именно от Куматани Кенты. Это он не дал Хизаши стать таким же, как его безумный брат. Он без устали взывал к его человечности, и она откликалась на зов вопреки желаниям разума. Пока он верит в Хизаши, тот готов быть хоть ёкаем, хоть богом, хоть человеком.
– Хизаши-но-ками-сама, – тихо произнес Кента, размыкая объятия. – Надо придумать тебе звучное имя, что скажешь?
– Я скажу, что мне все еще не нравится дождь, даже если я под ним не мокну, – проворчал Хизаши. Кента усмехнулся, угадав за этим смущение, и поманил за собой.
– Идем домой.
– Домой? – удивился Хизаши.
– Увидишь, – Кента протянул руку. – Доверься мне.
Разумеется, Хизаши позволил увести себя прочь от святилища в корнях старой сосны, туда, где за деревьями из земли вырастал не менее старый дом. Едва его увидев, Хизаши узнал родные стены. Здесь он когда-то родился, здесь познал первые радости и первое горе.
– Не может быть… – вырвалось у него.
– Мы с ребятами его немного подлатали, – Кента неловко почесал затылок, – с божьей помощью.
Ну без божественного вмешательства вернуть двухсотлетней развалине более или менее жилой вид было бы невозможно.
– Но зачем? – вот что его терзало.
– Как это зачем? – удивился Кента. – Мы не можем вернуться в Дзисин после всего случившегося, но у тебя должно быть место, куда ты придешь и где я буду ждать тебя. Этот дом, – он повернулся к нему, и голос его потеплел, – может стать таким местом. Здесь все началось, но пусть останется лишь воспоминанием. А мы же создадим для себя новые.
– Так ты все знаешь?
Кента кивнул.