Дмитрий Самохин - Опережая бурю
Иной расклад получался, если он исчезнет в неизвестном направлении. Исчезновение констебля, первым оказавшегося на месте преступления, иначе как странным не назовешь. Сразу возникают мысли о его причастности к исчезновению Драгоценности.
Прятаться и убегать, нет ничего хуже, впрочем, как и ждать неизвестно чего.
До отъезда в Хэмпшир оставалось два дня. Так что как ни крути, но эти два дня нужно как-то переждать. Лучший вариант – из дома не выходить, но Джека уже мутило от ничего неделанья. К тому же проклятущий кашель покоя не давал. Может, если воздухом свежим надышаться, болезнь как рукой снимет. Хотя какой тут свежий воздух, в Фогштиле? Сплошной пар, да туман. Джек не любил этот город. В Норрингтоне, где он родился и вырос, воздух был совсем другой. В Норрингтоне – природа, красота, а здесь сплошная сырость, гниль, да плесень. Какое уж здоровье. Была бы его воля, родные места вообще бы не покинул. Только вот покойная матушка, да дед его мнения не спрашивали.
Дома рассиживать незавершенные дела не позволяли. Перед тем как в Хэмпшир податься, надо было разжиться деньгами. А сделать это можно только в участке, где его ждало месячное жалование и отпускные. Вместе с накоплениями у Джека набиралась вполне приличная сумма для загула в Хэмпшире. Хотя, если на соревнования приедет Дункан Раджа по прозвищу «Ртуть», то вполне возможно, что деньги еще и останутся. «Ртуть» человек состоятельный. Для него каждый день закатывать пирушку на десять персон, что для Джека на службу каждый день на омнибусе ездить.
Джек засобирался. Облачился в черный костюм, накинул поверх черный дождевик. Так, на всякий случай. В Фогштиле с погодой не шутят. Он придирчиво осмотрел себя в зеркале, попутно отмечая, что в комнате перед отъездом надо навести порядок. Мусор на полу, пустые бутылки из-под пива, повсюду пепел да свалявшаяся пыль. Вряд ли это все могло понравиться квартирной хозяйке, не дай Бог она заглянет на огонек.
Джек уже переступил порог комнаты, когда вспомнил о Сокровище. Его нельзя оставлять. Драгоценность могут украсть. Хотя, кто в здравом смысле полезет в комнату к полицейскому. Чем тут можно поживиться? Но Джек просто физически не мог ее оставить. Он уже и не мыслил себя без Сокровища. Удаляясь от него, он чувствовал, как образовывается дырка в душе.
Драгоценность удобно улеглась во внутренний карман плаща, словно всегда тут и находилась, и тут же обдала жаром.
«Радуется», – подумал Джек.
Заперев за собой дверь, Джек затолкал в замочную скважину кусок газеты. Так на всякий случай, а вдруг кто-нибудь все-таки заглянет. Привычка конечно дурацкая, но он без нее жить не мог.
До полицейского участка Джек добрался без осложнений. Полупустой омнибус, попыхивая паром, подошел точно по расписанию и без поломок прошел по заданному маршруту. Джек выскочил за две остановки до конечной, и направился к невзрачному четырехэтажному серому зданию полицейского управления.
Управление его встретило привычной рабочей обстановкой. Шум. Гам. Толкотня. Десятки знакомых лиц. С каждым поздороваться и перекинуться парой малозначимых, но обязательных фраз. Просители перед дверями кабинетов, ожидающие когда на них обратят внимание, арестованные в наручниках под присмотром конвоя, курьеры из других ведомств с толстыми папками, снующие между кабинетами. Джек лавировал между людьми с изяществом актера китайского цирка, придерживая полу плаща, чтобы не выронить ненароком Сокровище. А что если в этой толпе спрятались Охотники за его Сокровищем, и только и ждут, когда он придет к ним тепленьким и беззащитным.
Взбежав на второй этаж, Джек вошел к себе в отдел. Задерживаться здесь он не собирался. Переговорить с шефом, получить направление к казначею за расчетом и назад домой. Но фраза, которой его встретил лейтенант Муни, смутила Джека, заставила забыть о своих первоначальных намерениях.
– Тут тебя искали, – буднично сообщил Муни и уткнулся в протокол.
– Кто? – спросил Джек, подозревая недоброе.
– Мортон, я разве похож на твоего секретаря? – возмутился Муни, – Я что, должен всех твоих незнакомцев в лицо помнить?
– А человек не представился?
– Будет он представляться. Такого надутого сноба мне еще видеть не доводилось. Хотя повидал-то будь здоров. Пришел тут руки в боки. У самого рожа поперек себя шире, а сам холенный, аж лоснится от ухоженности. Нет, чтобы представиться по-доброму, спросить по-хорошему, так нет же, фирменный допрос устроил. Как будто я ему что-то должен. Пришел и права качает. Папа римский с королевой матерью в одном флаконе. А у самого взгляд неприятный, недобрый какой-то взгляд. Как будто мертвец на тебя смотрит…
Муни любил позанудствовать. Если уж его понесло, то остановится лишь к вечеру.
– А ты? – перебил его Джек.
Ему не терпелось услышать, о чём успел проболтаться лейтинант.
– А что я? Что я? Послал господина культурно куда подальше. К начальству. Нечего мне тут рабочее пространство засорять.
– И что было дальше?
– Да к шефу он нашему поплелся. А что уж тот ему наговорил, кто ж его знает. Только шеф потом злющий ходил.
– И как давно по мою душу приходили?
– Так вот сегодня утром и приходили. Шеф до обеда волком на всех глядел. А потом уехал по служебной надобности. По крайней мере, он так сказал. Но мы-то знаем, что он к мадам Лили под теплое крылышко помчался.
– Я надеялся шеф у себя, – огорчился Джек, – мне бы жалованье получить.
– Так в чем беда? Ты к казначею ступай. Все необходимые распоряжения относительно тебя отданы.
– Спасибо, Муни, утешил.
– Слышь, Мортон, а ты будешь в этом чертовом чемпионате на чертовой воздушной доске участвовать?
Джек моментально насторожился. Встал в боевую стойку, уши по ветру, когти выпущены. С чего бы это Муни стал интересоваться его планами на отпуск? В участке он давно служит. Все знают об его увлечении аэроскидингом. и что каждый отпуск он посвящает доске, воздуху и скольжению. О его намерении посетить Хэмпшир также все в курсе. Так зачем Муни уточняет? С чего бы это? Уж явно не для того, чтобы разговор поддержать. Не ахти они какие с Муни приятели.
– Куда я без доски то, – выдавил из себя Джек вместе с непринужденной улыбкой.
Получилось нечто похожее на просроченную лет на пять зубную пасту, да к тому же дурного качества. Давишь на тюбик, а из него серая клейкообразная масса выползает с дурным запахом.
– Завидую, – мечтательно произнес Муни, – Как это должно быть здорово на воздушной доске парить. Вокруг такая красотища. С ветром в вечном споре, а адреналин в крови так и бурлит, так и бурлит…
Что за чушь он тут несет? С чего бы Муни стал ему завидовать? Откуда такой повышенный интерес к его скромной персоне? Может Муни отвлекает его, забалтывает, чтобы время убить?
– Я бы тоже хотел на доске покататься, но годы, увы, уже не те.
– Извини, Муни, я пойду, – заторопился Джек.
– Подожди. Может чаю или кофе выпьешь? У меня есть отличные луковые булочки.
Но Джек его уже не слышал. Он бежал по ступенькам вниз, прочь из отдела, пока за ним не пришли. За ним и его Драгоценностью. Но пока опасность еще не клеймила затылок, нужно было заглянуть к казначею и разжиться деньгами. В бега без наличности не пускаются.
Казначей сидел в подвальном этаже. И от глаз посторонних подальше, и от нежелательных последствий тоже. А то раньше случалось, что умельцы при минимальном магическом воздействии казначеев среди полицейского участка грабили. При этом никто из бобби грабителей и в лицо не видел. А в подвальном этаже специалисты из Секретного Магистрата оборудовали специальное помещение, экранированное от магических выкрутасов. Теперь казначея можно было взять разве что вооруженным налетом, но ломиться через весь участок верх безрассудства.
Казначей, маленький сухонький старичок с морщинистым лицом и бельмом на одном глазу, сидел за высокой конторкой, отгороженной от посетителей пуленепробиваемым стеклом. Старичок выглядел настолько немощным, а конторка настолько высокой, что невольно возникал вопрос, как этот сморчок сумел забраться на Эверест.
Ребята в участке рассказывали, что когда-то сморчка звали Нолти, и был он одним из самых крутых полицейских Фогштиля. Гроза воров, домашних тиранов, уличных разбойников за пухлым кошельком и убийц всех возможных мастей и расцветок. Слава о нем гуляла по всему городу. Но о нем говорили не только как о самом бравом коне в королевской конюшне служителей закона, но и как о самой луженой глотке среди царства бобби. Пил Нолти много, но не запойно, а с удовольствием. При этом с умом пил, не вредя делу. В соревнованиях кто кого на стаканах одолеет, Нолти не было равных. Хотя всегда находился смельчак, который бросал вызов бесстрашному Нолти. А потом что-то приключилось, окутанное завесой тайны, и Нолти ушёл из полиции. Вернулся же он уже далеко не в таком цветущем виде. Дряхлой развалиной вернулся с одним мертвым глазом. При этом пить меньше не стал, но живость ума сохранил. А вот характер его в конец испортился.
