Алексей Бобл - Падение небес
Привратник, тяжело топая сапожищами, подбежал и замахнулся дубиной.
— А ну, брысь!
Человек тут же заткнулся и, подбирая за собой волочащуюся цепь, пополз в конуру. Там затаился и притих. Верзила попросил:
— Вы уж не бейте его, ежели ночью по какой нужде выйти, а он облает. Это не мое дело, а хозяйкино, она не любит, когда его лупят. А так он не тронет, только шумит.
— Ну и порядочки, — произнес Разин, кладя пулемет на плечо.
— Уж такие. Хозяйка его бить не позволяет. Сама бьет, а другим не позволяет. В зале она, Картина. Обычно за стойкой торчит, сразу увидите, красная така из себя.
Дверь вела прямо в зал. Альбинос с Разиным прошли между столов, в зале было человек двадцать — сидели по двое, по трое, ели, пили, провожали вошедших ленивыми взглядами. Музыканты наигрывали что-то заунывное.
— Спокойно здесь, тихо, — заметил Альб. — Я думал, если при дверях такая собачка, в зале тоже что-то веселенькое.
— И хозяйка веселая, — Разин кивнул на стойку.
Альбинос посмотрел и мысленно согласился — тетка за стойкой была примечательная. Высокая, полная, в ярко-красном платье, ее фигура сразу привлекала внимание.
И лицо тоже. Лицо Картины было почти целиком скрыто гладко начесанными прядями, узкий просвет между локонов пересекали отчетливо заметные рубцы. Разин подошел к стойке, бухнул прикладом о пол, обхватив ручищами пулеметный ствол. Хозяйка едва глянула на него и уставилась на Альбиноса.
— Красавчик, — промурлыкала она. — Надолго к нам?
Разин придвинулся ближе, тихо сказал:
— Блажен брату Крипте привет передает. Он в Киеве шапку потерял, просит поискать.
Хозяйка тут же погрустнела.
— Редко такие славные бродяги к нам заглядывают, а если и появятся, так непременно по делу… Крипте все в точности передам. Желаете комнату снять? — Она положила на стойку ключ. — Что еще? Дурь, девочки? Или выпивку подать? Пиво у меня знатное.
Женщина облизнула кончиком языка изуродованные губы и улыбнулась Альбиносу:
— У меня все знатное, лучше во всем Киеве не сыщете.
Разин сгреб со стойки ключ, молча повернулся и потопал к лестнице.
— На втором этаже комната, окна во двор, — промурлыкала Картина, она обращалась к Альбу, который замешкался, поправляя лямки походных сумок на плечах. — Номер на ключе выбит, и на двери такой же.
— Разберусь, — отозвался на ходу Разин. — Музыкант, не спи! Давай за мной.
— Музыкант, значит. — Картина склонила голову набок, разглядывая Альбиноса. — Придешь ко мне, сыграешь на ночь?
Альбиноса хозяйка гостиницы вовсе не привлекала, но и обижать ее не хотелось. Он ответил:
— Может, в другой раз.
И пошел за Разиным.
— У меня теперь вся жизнь — в другой раз, — прошептала Картина совсем тихо, но Альб услышал. — Тот самый раз уже в прошлом, а теперь все разы — другие.
Поднимаясь по лестнице, Разин заметил:
— И бабы к тебе липнут, и с Голосом ты столковался. Слушай, Музыкант, что я не так делаю? Нет, я не о бабах, не скалься, я с этой системой столковаться не могу. С Технотьмой с этой, некроз ей в программу.
— Да не знаю я, у меня само собой выходило. Только слова правильные подбирать нужно, а то, как ни скажи — в ответ: «неопределенность концепции» да «неопределенность концепции». Тупой Голос!
— Концепции-то у меня определенные, — Разин отыскал комнату с нужным номером и отпер. — Заходи, бросай вещи. Концепции в порядке. Мне говорит: «недостаточно развита центральная нервная система носителя», рекомендует сменить.
— Чего сменить?
— Носителя, чего. А еще: «скорость обмена информацией ниже критических показателей». Непроходимость нервной системы, в общем.
— Сменить носителя, — повторил Альбинос, — это мы уже сделали. Эти штуки на тебе… в тебе… Тьфу! В общем, они у тебя, вот пусть на тебя все теперь охотятся, а с меня хватит. Завтра сходим на Майдан?
— Зачем?
— Самоход мне подыщем.
— То есть ты отваливаешь? Купишь самоход, и все?
— А что?
— Я думаю, Губерт мог бы многое рассказать…
— Это твои вопросы, Разин.
— Да, мои. Вот, к примеру, такой вопрос: почему ты лучший носитель сингулятора, чем я?
— Да, это вопрос… А что, этот твой Губерт в самом деле знает ответ? Точно?
— Точно одно: его можно об этом спросить. Воспользуйся случаем.
Альб подошел к окну, отпер раму и выглянул. Двор освещал пестрый свет, лившийся из пирамиды на крыше, среди разноцветных световых пятен очень хорошо выделялось красное платье Картины. Хозяйка гостиницы колотила ногой «собаку», человек на цепи тихонько подвывал и скулил. Когда ему удалось заползти в конуру, Картина подобрала длинную палку и несколько раз с силой сунула в проем. Раздался визг. Палка сломалась, женщина пригладила спадающие на щеки растрепавшиеся локоны и вернулась в дом.
* * *Явился подручный Картины, велел передать: для них у хозяйки новости.
— Ладно, — кивнул Разин, — сейчас спустимся. Заодно и перекусить не помешает.
В зале все было по-прежнему, разве что людей за столами стало меньше.
Картина сообщила:
— О вас Крипте уже сказали. Он ответил: явится попозже. Он очень хочет встретиться, есть интерес. Но сейчас совет у них в Храме, важный. Потом у него какие-то дела, которые невозможно отложить, — так и велел передать. В общем, надеется, что вы его дождетесь. Очень сильно надеется.
Разин кивнул и спросил, как насчет пожрать? Хозяйка указала на столик в углу:
— Туда садитесь, сейчас подадут. Крипте тот стол нравится, там темно, никто не пялится, и к кухонным дверям близко, а через кухню можно уйти, если что.
Потянулось ожидание. Готовили в «Крещатике» отменно, но потом, когда перекусили, стало скучно. Альбинос то и дело ловил на себе заинтересованный взгляд Картины, ему было немного не по себе. Странная баба.
За соседним столом присели двое постояльцев с кувшином пива и кружками. Из разговора стало ясно, что один местный, киевский, а другой — его компаньон по торговой части. Разин угрюмо молчал, и Альбинос стал прислушиваться к их разговору.
— Откуда в Киеве некроз? — допытывался гость. — Сколь бываю у вас, никогда не случалось же!
— Монахи говорят, за грехи нам. Чтоб молились и ждали избавителя.
— Какого такого избавителя?
— А пес его знает, какого…
Покончив с пивом, соседи стали сговариваться насчет завтрашнего дня.
— Пойду я, — решил местный. — Не то стемнеет вовсе.
— Темноты боишься?
Киевлянин шутку не поддержал:
— Некроз по ночам из-под земли прет, да в разных местах, не ровен час не заметишь в темноте — и пропал. Так что пойду, пока дорогу видать. У нас нынче по темному народ из домов не выходит. Тяжкие времена настают, ох, тяжкие…
Далеко за полночь, когда за столами осталось с полдюжины постояльцев, в зал ввалились пятеро. Их вид никак не подходил к чистенькой гостинице — перемазанные, облепленные клочьями паутины, в изодранной одежде. К тому же у одного, рыжего, лицо было разбито — совсем недавно ему крепко досталось. Двое были в черных полурясах, и тот, что шагал сзади — рослый, крепкий с виду; держал наготове карабин. Еще один был коренастым и смуглым, на лице темные очки. Голова его обмотана какими-то тряпками. Разин отвел взгляд и бросил Альбу:
— Крепкий парень. Может, наконец новости от Крипты?
Странная компания, ни на кого не глядя, проследовала через зал к стойке, пошепталась с Картиной, она дала ключ, и четверо в сопровождении рослого монаха побрели к лестнице. Щуплый, у которого был монокль в глазу, задержался, обменялся с хозяйкой парой фраз и тоже поспешил наверх.
Картина поманила Альбиноса. Тот неохотно подошел.
— Крипта здесь. Сейчас устроит гостей в номер и спустится, я вас ему покажу.
Альбинос передал новости Разину. Зал уже почти опустел, люди расходились, вот музыканты покинули подиум и гуськом направились на кухню.
Вскоре монахи спустились. Картина кивком указала на столик. Разин перехватил взгляд рослого монаха, которого принял за Крипту, и жестом пригласил за свободный стол. Хлопнула входная дверь, вошел еще один монах, огляделся и направился к стойке.
— Брат Крипта! — окликнул тот, что явился последним.
— Не шуми. Что узнали?
К удивлению Разина, Криптой оказался тощий очкарик. Он, недовольно морщась, уставился на монаха, назвавшего его по имени:
— Говори быстро.
— Проследили до Днепра, самоход увели на левый берег. Конвой — десять братьев, из тех, что Зиновию подчинены. Через русло мы не совались, они бы заметили. Брат Хортей остался ждать, когда конвойные возвратятся, увидит.
— Добро, возвращайся к нему. Если что, доложите мне. Я буду здесь, в «Крещатике».
Отпустив посыльного, Крипта сел напротив Разина. Сопровождавший его крепыш разместился за соседним столом, поставив карабин между ног — ему не следовало присутствовать при беседе.
