Артем Мичурин - Еда и патроны
— Кто заказчик?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Кто тебя отправил?
— Этого не скажу.
Пантелеймон нахмурился и, подавшись вперёд, доверительно прошептал:
— Сынок, тебя отправили на убой. Возврата не предусмотрено. Ты это понимаешь?
Он был прав. Теперь, находясь в относительной безопасности, трезво оценивая свои шансы выжить, я видел, насколько они мизерны. Не иначе Валет решил заработать моими стараниями в последний раз. Весьма прагматично. Послушный мальчик взрослеет. Рано или поздно он захочет жить своей жизнью, и прощай доходы. Так почему бы не утилизировать парнишку сейчас, пока ещё можно, за солидную компенсацию от заказчика?
— Понимаю. Но в моей работе свои принципы.
Настоятель, помолчав немного, кивнул, забрал разложенные на кровати «улики» и вышел за дверь.
В обители я провёл почти месяц. Никто меня особо не пас, в передвижении почти не ограничивал, и даже платы за постой не требовал, что казалось совсем уж из ряда вон выходящим. Но всё же посматривали в мою сторону искоса, на попытку завязать разговор отвечали в лучшем случае односложно, а чаще всего молчанием.
Неделю из этого месяца я провалялся в койке. Выздоровление шло не столь быстрыми темпами, как хотелось бы. Пока оставался неходячим, всё пытался представить, как выглядит обитель. Из крохотного оконца было видно только небо, а звуки пил и топоров, не утихающие с шести утра и до позднего вечера, будоражили воображение: «Что же они там такое строят?». Вообще я слабо разбирался в церковной архитектуре. Единственными олицетворениями оной для меня были: громада Воскресенского собора в чистом районе Арзамаса, да убогая деревянная часовенка с покосившимся крестом, недалеко от молокозавода. Здесь я ожидал увидеть нечто среднее. Из разъяснений Вари — единственного моего собеседника — выходило, что обитель — это не только храм, но и всё, что вокруг. Ну да, собор и лацевские кварталы — обитель сытых людей. Часовенка и поле — обитель грязных нищебродов. Вполне логично.
Однако то, что я увидел, впервые выбравшись из своей тесной кельи, производило впечатление сильно отличное от ожидаемого. Единственное пришедшее на ум сравнение — база потерянных, нутро которой я однажды мельком разглядел из-за приоткрытых ворот. Те же длинные бараки, правда, куда более опрятные, имеющие по два крыльца и полноценные окна; те же стены по периметру, но опять же более капитальные и высокие; мощные обитые железом сторожевые башни с пулемётными гнёздами — словом, всё то же, но основательнее, хотя многое не достроено. Если в случае потерянных речь шла об укреплённой базе, то здесь можно было говорить о настоящей крепости.
Деревьев из-за стен видно не было, значит, местность вокруг не лесистая, а основным строительным материалом тут являлись сосновые брёвна и брус. Из чего я сделал вывод, что община либо охрененно богатая, и покупает лес где-нибудь в Мухтолово, либо охрененно трудолюбивая, и заготавливает его самостоятельно, за Окой, после чего прёт сюда тридцать километров. Как выяснилось позже, верным оказалось второе предположение. Видно, не слишком преподобный Илья Муромец любит своих подопечных. Мог бы и поближе к реке место указать.
Единственная улица, если можно так назвать разделяющую дома грунтовку шириной в пять метров, шла от ворот к храму. На Воскресенский собор с его помпезными колоннами это приземистое сооружение совсем не походило. Впрочем, как и на часовенку у молокозавода. Было оно неказистым, но основательным, в здешней манере. По сути, храм представлял собой огромную двухэтажную избу с двумя прирубленными по бокам клетями. Всё это дело покрывала раздельная двускатная крыша из дранки и венчала единственная маковка. Нижний этаж, судя по окнам, значительно превосходил верхний размерами, раза так в два. К одной из клетей было пристроено высоченное крыльцо.
Взрослого народу в крепости, по моим наблюдениям, набралось сотни полторы, а то и меньше. При этом ребятни по улицам носилось, хоть отбавляй, а многие бабы ждали приплода. Практически все мужчины, за редким исключением, имели при себе оружие, постоянно. Даже полуголые машущие топорами и фуганками плотники готовы были немедленно принять бой. Рядом с любой стройкой стояла аккуратно сложенная пирамида, число стволов в которой соответствовало числу работяг. И, что сразу бросилось в глаза, всё оружие было автоматическим. Сколько ни искал, так и не увидел хоть одного СКСа. Сплошь разномастные АК, РПК, ПК и даже АЕК-971 с АН-94. Причём многие экземпляры щеголяли весьма недурственной гравировкой на металлических частях и не менее художественной резьбой на деревянных, а кое-где и полиамид пестрел узорами.
Раньше мне уже доводилось встречаться с различными украшательствами. В основном это была бездарная самодеятельность, уродующая прекрасный в своей лаконичности облик оружия. Вот довоенные мастера, те знали своё дело. Однажды, помню, приволок с обнесённой хаты ИЖ-54. Ружьишко-то простенькое, но какая отделка! Любо-дорого посмотреть. Видимо индивидуальный заказ. Серийные пятьдесятчетвёртые отделывались грубовато, а у самых дешёвых и без того убогая гравировка на колодке заменялась штамповкой. Здесь же чувствовалась рука настоящего художника. Резьба на ложе и прикладе, изображающая сцены волчьей охоты, даже будучи слегка подпорчена, производила сильное впечатление. Я, хоть и противник всяческих изъёбств на тему «не как у всех», до сих пор с удовольствием вспоминаю тот ИЖак.
Здешние «украшения» по своим художественным достоинствам на произведения искусства, конечно, не тянули, но и бездарными назвать их язык не поворачивался. Тем более что они выполняли скорее ритуальную, нежели эстетическую функцию. Уж больно много там было крестообразных узоров и стилизованных текстов. О чём в них говорилось, я не понимал, да и не особо разберёшь издали, а в руки оружие мне давать отказывались категорически. И вовсе не из опасений, что пальну. Расспросив Варю, я выяснил, что тамошние фанатики питают болезненную привязанность к своим стволам. До того болезненную, что едва не дрочат на них. Впрочем, последнему обстоятельству я бы и не удивился. Особенно после того, как узнал, что каждому автомату, пулемёту здесь на полном серьёзе дают имя. Чёрт, так и вижу бородатого святошу нежно поглаживающего шомполом канал автоматного ствола и шепчущего с придыханием в экстрактор: «Да, Люся, да, милая». Ясно, что при подобном раскладе лапать свои дражайшие волыны чужаку никто не даст. Это я ещё могу понять. Но делать из железки предмет культа… Хотя, молятся же крашеным доскам.
Утром двадцать второго дня моего пребывания в обители, сразу после медосмотра проведённого бабой-танком, я был вызван к отцу Пантелеймону.
— Проходи, садись, — махнул он рукой, не отрывая взгляда от книги.
Обстановка в занимаемой настоятелем комнате на втором этаже храма была до того аскетична, что я не сразу обнаружил куда тут можно сесть. Стены из голого проконопаченного паклей бруса, скромная без излишеств мебель, по самому минимуму, да две иконы — вот и всё «убранство».
— Прасковья сказала, что здоровье твоё в порядке, — продолжил настоятель, когда я опустил седалище на табуретку. — А значит, причин находится здесь, у тебя более нет. Завтра в шесть утра машину отправлю в Арзамас. Поедешь. Но прежде разговор у меня к тебе будет.
— Слушаю.
Пантелеймон отложил книгу, снял очки, и наконец-то перевёл взгляд на меня.
— Ты — парень не глупый, потому обойдёмся без предисловий. Мне нужен свой человек в Арзамасе. Ничего особенного от тебя пока не требуется, лишь глаза и уши.
— Обычно просят голову, — попытался я сострить, но безуспешно.
— Сбор информации — это твоя задача, — невозмутимо пояснил настоятель. — Хочу знать обо всём, что происходит в городе и окрестностях.
— Понимаю. А взамен?
Старик усмехнулся и выложил на стол золотой.
— Будешь получать раз в месяц.
Я взял монету и, попробовав на зуб, сунул в карман.
— Только информация?
— Если потребуется что-то ещё, я сообщу. По рукам?
Один золотой — это в полтора раза больше, чем я получил за предпоследний заказ. А его не назовёшь лёгкой прогулкой. Здесь же мне предлагали заняться тем, что я и так делал ежедневно — держать глаза и уши открытыми, фильтруя трёп на предмет ценной инфы. Отказываться от солидной прибавки к скромному ежемесячному доходу было бы глупо. С другой стороны я прекрасно понимал — за одну только информацию столько не башляют, и «что-то ещё» обязательно потребуется. Но разве это повод для переживаний?
— По рукам.
Следующим утром мне вручили изъятые вещи, адрес связного, пароль-отзыв, и без лишних разговоров отправили в Арзамас.
Удивительное дело — за прошедший месяц я успел соскучиться по Валету. Кто бы мог подумать. Старый говнюк занял место в моём сердце. Эта мысль веселила меня всю дорогу от западных окраин до дома. Не терпелось поскорее увидеться с единственным родным человеком. Как он меня встретит? Что скажет? Небось, похоронил уже, а тут — раз! Ебать! Счастье-то какое. Только бы замки не сменил.
