Артем Мичурин - Еда и патроны
Потерянные засуетились слишком поздно. Из чистого района им не досталось ни шиша. Единственное, что удалось выторговать в обмен на признание границ — деляну, ранее контролируемую Частниками. Тех просто, без шума и пыли, попросили освободить территорию. Многократно уступая «просителям» в численности, Частники согласились. Так Арзамас был поделён на две кормушки, сравнимые по площади, но неравнозначные по качеству. Шаткий мир между Центовыми и Потерянными продержался чуть больше года. Если терпеть лацев за межой было делом уже привычным и как-то само собой разумеющимся, то отхватившие лакомый кусок братья-мутанты раздражали Потеряных до усрачки. С тех пор вялотекущая война, однажды начавшись, не прекращалась. Граница, разделяющая кормушку, ходила туда-сюда, превратив некогда престижную для проживания межу в линию фронта.
В своё время, раскурив косячок, мы с парнями сидели вокруг костра и чесали языки на тему «как заебато будет, когда выгоним нах чёртовых зажравшихся лацев». Ну вот, лацев выгнали, а заебато не стало. Почему? Ответ, на мой взгляд, очевиден — ущербная рабская психология. Жить под боком у хозяина рабу проще, чем сосуществовать с кем-то на равных правах. Есть такая поговорка: «У нищих слуг нет». Кто ею пользуется? Нищий в общении с нищим. Результат — конфликтная ситуация. Так и тут — старых хозяев сменили пришлые нищеброды, урвали жирный кусок. А по какому праву?! Чем ты, сраный отброс, лучше меня, сраного отброса? Да ничем. Вы оба говна не стоите.
Хотя мне, по-правде сказать, грех жаловаться. Где есть конфликт, там есть работа. Платят хорошо, и те и другие, к дому близко опять же — красота. Лишь один момент портит идиллию — работать приходится максимально обезличено, без стиля, без почерка. А однообразная рутина утомляет. Да и заказы Хромого последнее время не отличались разнообразием. Поэтому упоминание о готовящемся Фомой деле меня сразу заинтересовало. Кроме того, отсутствие заинтересованности было бы чревато проблемами со здоровьем, как Николая Евгеньевича, так и, что особенно важно, моим собственным.
— Твоя колымага всё ещё на ходу? — спросил я взгрустнувшего Бойню.
— А как же? — оживился тот. — Цела ласточка.
— Готовь. Через два часа выезжаем.
Означенное время я потратил на визит к Хромому и посещение своего нового, совсем недавно отстроенного жилища. Со старой квартиры я съехал, как только закончил все работы, около года назад. Фара помог деньгами, благо служба у Центровых позволяла. Собственно внешне жилище-то не бог весть какое — обычная хибара на Луначарского. Другое дело — внутри. А внутри, на глубине четырёх метров, под полом деревянной лачуги — каких тут целая улица, не сразу и найдёшь, где твоя — расположились комфортабельные двухкомнатные апартаменты забетонированные снизу доверху. Этот бункер в течение семи месяцев строили четверо лацев. Обошлись они мне недешево — за троих отдал по шесть, а за одного аж десять золотых. Но отработали на совесть, старались. Обещал им, что отпущу, как только достроят, и даже помогу до Сергача добраться. Легковерные. Один, правда, сам подох, от лихорадки. Теперь вот, как с делами подразгребусь, надо бы чёрным ходом заняться. Бункер хорош до тех пор, пока тебя в нём не закупорят. Всегда нужно думать об отступлении. Оно зачастую важнее, чем победа. Ну а пока моё бетонное убежище служило в основном для целей складирования.
За последний месяц я здорово пообносился. Нет заказа хуже, чем выслеживать должника. Если важные шишки всегда на месте, купцы ходят одними и теми же маршрутами, и даже рейдеры предпочитают держаться поближе к цивилизации, то эти суки норовят залезть в самую жопу мира. И вот, когда, отыскав засранца, спрашиваешь: «На что ты, засранец, рассчитывал, беря деньги у картеля?», он отвечает: «Думал, спрячусь. Мир-то большой». Мир большой, это верно. Но такие, как я, могут сделать его значительно меньше, и бескрайние просторы, рано или поздно, превратятся в тёмный, воняющий мочой угол. А потом будут ножи, клещи, калёные иглы… Заказчик обычно хочет не просто смерти проворовавшегося ублюдка, он хочет возврата долгов. Если не деньгами, то кровью и болью. А в этом я, без ложной скромности, мастер. Глядя на отрезанные мною головы, клиенты плачут от умиления. Мёртвые лица настолько искажены страданием, а их прижизненные раны столь выразительны, что с трофеев впору писать образы святых великомучеников. Будучи насаженной на шест в людном месте, такая голова работает лучше самых красноречивых словоизлияний, повергая неплательщиков в благоговейный ужас.
Если дело требует значительного времени и посещения незнакомых мест, я обычно беру арсенал попроще. Незачем будить зависть в сердцах жадных и охочих до чужого добра элементов. АК-74М с пристрелянной оптикой вполне сгодится, отличная комбинация цены, надёжности и функциональности. К тому же «пятёркой» при необходимости разжиться всегда проще, чем 9х39 или снайперскими 7,62х54. Распространённее «пятёры» пожалуй, только «двенашка», собственно, поэтому и брал на крайнее задание МР-153. Знал, что придётся от деревни к деревне шастать, а там этого добра хоть жопой ешь. Да и живность лесная к картечи с уважением относится, а нет — так пулевыми угощу. Но интересы настоятеля вряд ли лежат в тех же широтах. Посему я остановил выбор на «калаше». Можно, конечно, у Святых прибарахлиться. Арсенал одного только Фомы за полсотни стволов переваливает, и это лишь неосвящённых. Но не люблю я пользовать оружие из чужих рук. Как-то оно негигиенично. Велик риск навредить своему здоровью. К микробам-то я равнодушен, сроду никакой заразой не страдал, а вот к перекосам, утыканиям и прочим заклиниваниям — увы. Так что лучше уж скромный, потасканный, но собственноручно обстрелянный «калаш», на который можешь положиться, как на себя, чем нулёвый АЕК, с незнакомыми болячками, обнаружившимися в самый неподходящий момент. Но каким бы надёжным и испытанным ни был огнестрел, нож всё равно надёжнее. Он — главный труженик. Остальное — на случай форс-мажора.
Штаны, куртка и рубаха за время моих странствий превратились в задубевшие от пота и грязи рваньё. Ополоснувшись, оделся в чистое, и ещё одну смену бросил в вещмешок. Мало ли, сколько придётся бродяжничать. Шмотья этого в своё время заказал аж десять комплектов. Не люблю примерки. А так один раз отмучался и на пару лет хватит. Всё чёрное, без извратов. А камуфляж… на брюхе поползаешь — сам нанесётся.
Дальше в перетряхнутый вещмешок отправились четыре комплекта белья, сменные берцы, жрачка длительного хранения, шесть пачек «пятёры», пачка «маслят», кусок мыла, полотенце, котелок, брезентовый полог, гвозди, моток верёвки, цепная пила, топорик, аптечка, и всякая мелочь по карманам. Как обычно, вышло килограммов десять.
Модульную разгрузку с подсумками для двенадцатого калибра сменил на «лифчик» под четыре АКашные рожка. Набил, рассовал. Кинжал — на левое плечо, РГО — на правое, НР-2 — на ремень, туда же кобуру с АПБ, два магазина к нему и глушитель.
Вот и всё, милый дом. Снова пора в дорогу.
Величая свою машину «Ласточкой», Николай Евгеньевич сильно грешил против истины. На стремительную маневренную птичку она тянула только при о-очень больших допущениях. Да и при них, по правде говоря, не тянула. Куцее несуразное чудо с латанной-перелатанной двуместной кабиной и зияющим щелями деревянным кузовом всегда напоминало мне клячу, тощую и невероятно старую, которая давно уже должна была сдохнуть, но каким-то невероятным образом всё ещё дышала. О-о, дыхание «Ласточки» — это нечто. Чёрное, густое, с приступами чахоточного кашля и масляных отхаркиваний. На сотню наша хозяйка дорог жрала примерно тридцать пять литров бензина, выдавая заветные сорок километров в час, максимум. Весьма экономично, если речь идёт о трёхосной грузовой дуре, или средних размеров броневике. Но «Ласточка» весила самое большее — две с половиной тонны. Основную часть трёхметровой базы освоила кабина, кое-как сваренная из труб, стальных листов и реек, плюс капот; оставшуюся — бортовой кузов с нашими пожитками и четырьмя канистрами бензина под фиксирующей сетью. Передние колёса были открытыми, разнесёнными в стороны от сужающегося капота. Задние — спаренные — располагались под кузовом. Свесов машина не имела, благодаря чему — нужно отдать ей должное — даже при невысокой посадке, форсировала преграды вполне уверенно.
— Ты бы хоть тряпок каких накидал, — посетовал я на жёсткость сидушек, когда «Ласточка» с грохотом перемахнула очередной ухаб. — Подвеска как у телеги.
— Ты бы мясца на жопе нарастил, — парировал Бойня.
— Мясо на жопе — это не практично.
— Не скажи. Был у меня случай — прискакал один кабан подраненный, точнее приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал — во! — Бойня отпустил руль и развёл руки, демонстрируя примерный объём вышеозначенного предмета. — Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал…
