Андрей Посняков - Отряд
После отъезда Овдеева с посольством, вновь заменивший его Ондрюшка Хват, к тому времени получивший чин стряпчего, бросил «отряд тайных дел» на мелкие разбои. Собственно, это не явилось лично Ондрюшкиной инициативой - подобное с месяц назад приказал Овдеев и приказа своего не отменял. Что ж - разбои так разбои, в конце концов, посетители кабаков - тоже люди, и не дело, чтоб их били по головам кистенем. Первоначальный сбор сведений парни, подумав, поручили своему младшему сотруднику - подьячему Галдяю Сукину, который вот-вот должен был явиться с отчетом, да все почему-то никак не являлся, а времени между тем было часов шесть после полудня. Скоро и сумерки.
И, самое главное, парни вовсе не собирались забывать ошкуя, пожар, смерть Ртищева и еще многих и многих людей. Где-то по московским улицам ходил зверь в человеческом облике, и обезопасить от него горожан было, пожалуй, не менее важно, чем разбираться с мелкими лиходеями. Кто-то хитрый, хитрейший, обстоятельно рвал время от времени появляющиеся ниточки, оборвав жизни Гермогена Ртищева и его слуги. Иван не без оснований считал причастным к пожару и гибели Гермогена Телешу Сучкова, который, увы, покончил жизнь самоубийством. И покончил - ни с того, ни с сего. Мог бы, в конце концов, если уж так хотел, расстаться с жизнью и раньше, благо была возможность подставиться под шальную пулю. Однако ведь Телеша не подставился, сдался, причем довольно легко, словно бы на что-то надеялся… Или - на кого-то… И этот кто-то вместо помощи неожиданно оказал ему противоположную услугу.
- Да брось ты мудрствовать, - потянувшись, заметил Прохор. - Заела парня совесть, вот и сотворил над собой такое, - бывали и не такие случаи.
- Бывали, - Иван согласно кивнул. - Только мне что-то не верится.
- И мне не верится, - поддакнул из своего угла Митрий. - Больно уж весел был этот Телеша Сучков, когда мы его брали. Надеялся, что выручат? А вышло - наоборот. Кстати, на синяки на его запястьях внимание обратили? Словно бы держал парня кто-то.
Прохор усмехнулся:
- Его ж связанным вели, вспомни! Вот веревки-то и натерли запястья.
- И все же - ну не верю я в это самоубийство, хоть режь меня на куски! - махнув рукой, громко заявил Митрий.
- Ну, ну, - предостерег парня Иван. - Вот только орать здесь не надо. Я тоже не верю - и что? Это все лишь догадки, а - как говорил незабвенный Андрей Петрович Ртищев - где доказательства? А нету!
- Так надо искать! - снова взвился Митька.
- Вот, - Иван улыбнулся. - Вот именно что надо. Так что ты, Митя, и поищи… Я слишком на виду, Проша - прямолинеен, еще кого прибьет… А ты вот, самый из нас неприметный… Проверь-ка еще раз приставов с катами, из тех, что тогда в карауле стояли.
- Так ведь была же уже проверка! - хохотнул Прохор. - И наказали тогда, помнится, всех.
- Все - это никто, Проша! - откинувшись спиною к стене, негромко заметил Иван и, повернувшись к Митрию, добавил: - Ты, Митя, их расспроси осторожненько… что да как… Их ведь кто опрашивал-то?
Митрий хохотнул:
- Так самый средь нас знаменитый - Галдяй. Кстати, что-то его долго нет. Не приключилось ли что, а? Может, съездим, посмотрим?
Иван посмотрел в окно на быстро синеющее небо. Встал, вышел из-за стола, махнув рукой друзьям:
- А пожалуй, съездим. Запамятовал, он в какой кабак-то пошел?
- На Остоженку - там больше всего и лиходейничают.
- Оно понятно - Чертолье рядом, в случае чего есть где укрыться… Ну, - Иван надел шапку. - Едем!
- Пистоли прихватим, Иване? - вдруг озаботился Митрий.
Иван и Прохор переглянулись и вдруг, не сговариваясь, захохотали, причем довольно громко.
- Это с каких пор ты пистоль с собой стал брать, Митя? - отсмеявшись, участливо поинтересовался Прохор. - С тех пор как с князем Михайлой Скопиным-Шуйским стрельбой по мишеням балуешься?
Митька отмахнулся:
- Ладно вам издеваться-то. Ну, стреляем иногда на пари с князем, и что? Он у меня, между прочим, третьего дня такую знатную книжицу выиграл… Пришлось отдать. Ничего, даст Бог, отыграю.
- Ну, смотри-смотри, стрелок… Ха!
- Смейтесь, смейтесь…
Выйдя из приказной избы, парни отвязали коней и на рысях поскакали к Остоженке. На вечерних улицах, особенно здесь, в центре города, было довольно людно, так что пришлось придержать лошадей, а кое-где и вообще спешится, пропуская толпу артельщиков - плотников, каменщиков, штукатуров, с веселыми песнями возвращавшихся после трудового дня. Наконец, толпа схлынула, и снова стало можно проехать, - выехав за стены Белого города, поскакали быстрей, стараясь успеть в кабак до наступления темноты.
- Эвон, «Иван Елкин», - Митрий махнул на прибитые над неприметной избенкой еловые ветки - знак «царева» кабака.
Чтобы не привлекать излишнего внимания «питухов», спешились не у самого кабака, а чуть дальше.
- Оставайся здесь, - на правах начальника приказал Иван Митьке. - Стереги коней да посматривай…
- Вот так всегда, - подчиняясь, вздохнул парень. - А я-то пистоль с собой прихватил.
Иван усмехнулся:
- В кабаке-то от Прошкиных кулаков куда больше пользы, чем от любого пистоля!
- Да уж, - протягивая Митьке поводья, польщенно согласился Прохор.
Оставив под надежным присмотром тыл, парни перекрестились и зашагали в призывно открытую дверь питейного заведения.
Ой ты гой еси,Православный царь!
Ударила по ушам лихая кабацкая песня. Жарко пахнуло чесноком, человеческим потом, ну и, конечно, переваром - самодельной водкой, коей целовальники, нарушая всяческие законы и постановления, охотно торговали по вечерам, ничуть не боясь царевых людишек.
Небольшое кабацкое помещение тускло освещалось тремя безбожно чадящими светильниками, длинный - и единственный - стол был уставлен чарками, кружками и деревянными кадками с капустой и огурцами. Кадок было мало, - не есть сюда приходили - пить. Народу - дюжины полторы, кто-то уже упился и теперь задавал храпака под столом, уютно подложив под голову свернутый в трубку кафтан, кто-то положил прямо на стол забубенную голову и спал так, а большинство находилось еще в той замечательной стадии где-то между легким подпитием и полным перепоем, что так мила сердцу любого русского человека. Когда чувствуешь себя безмерно счастливым, хочется всех любить, а случайные собутыльники-питухи кажутся в высшей степени высоконравственными и милейшими людьми. Чтоб они сняли с какого-нибудь вконец упившегося пропойцы кафтан? Да что вы… ну, если только пропить… если уж совсем денег не будет, уж тогда, ладно, можно…
Собственно, этим сейчас и занимались двое слегка подвыпивших мужиков, стаскивая не только кафтан, но уже и сапоги, и рубаху с какого-то подгулявшего молодого парня… в котором вошедшие, к ужасу своему, сразу же признали младшего своего сотоварища, подьячего Галдяя Сукина.
- Эй-эй, робята! - подойдя ближе, предупредил Прохор. - Что это вы делаете-то, а?
- Мы - водку пьянствуем! - обернувшись, охотно пояснил один из питухов.
И Прохор, и Иван вздрогнули:
- Михайла! Пахомов! Ты-то как здесь?
- Оба! - Михайла удивился не меньше. - И вы тут! Эх, сейчас и выпьем! Целовальник! Эй, кабацкая теребень! А ну водки сюда, можжевеловой, самой лучшей! Славно, парни, что я вас встретил. Вот за встречу и выпьем… Эй, атаман… - Он повернулся к собутыльнику. - Давай-ка поскорей с этого сымем…
- Не-не, - быстро сказал Иван. - Не надо ни с кого ничего сымать, у меня деньги имеются.
Михайла махнул рукой:
- Ну, тем лучше… Это вон, приятель мой, атаман Корела.
- Корела? - ахнул Иван. - Тот самый, что…
- Ну да, что гнал войска Годунова, что громил их и в Путивле, и под Кромами… Боевой атаман! Государь ему безмерно денег пожаловал, и меня не обидел, - третий месяц уже никак пропить не можем!
- Вижу, как вас пожаловали, - Иван скептически усмехнулся, кивая на бездвижно лежавшего Галдяя. - Последнюю рубаху с парня сымаете.
- Так ведь, - Михайла подмигнул, - всех же денег мы с собою не носим, не дураки, чай… Вот и кончились невзначай, а сходить лень.
- Он там не мертвый часом? - Иван склонился над подьячим. - Нет, вроде, дышит… Проша, отнеси-ка его на улицу, а я сейчас…
Атаман Корела единым жестом расчистил места за столом. По всему видно - его здесь побаивались и уважали, как, впрочем, и Михайлу. Целовальник поспешно принес водку, улыбнувшись Ивану, словно лучшему другу:
- Кушайте водочку на здоровье, господа хорошие. Славная водка.
Атаман вдруг схватил целовальника за грудки:
- Говорят, ты ее водой разбавляешь, кабацкая теребень?!
- Что ты, что ты, господине, - целовальник испуганно замахал руками. Иван вдруг перехватил его взгляд - пристальный и цепкий, - направленный на Прохора, выходящего с Галдяем на плече. Ага…
- Долго пить не буду, - сразу же предостерег Иван. - И не потому, что не хочу вас уважить, - дела.
