Гордон Диксон - Солдат, не спрашивай
— Нет, — сказал Ян, и в этот момент громкие вопли солдат, перекрывающие пронзительные звуки музыки, заставили всех резко повернуться.
Ровная линия строя сломалась, и, подбадривая друг друга неистовыми криками, солдаты перешли на бег. Наверное, не более ста метров отделяло их сейчас от подножия склона Гебель-Нахара. Было ли заранее принято решение атаковать именно с этой позиции, или кто-то, не выдержав размеренного шага, увлекся и раньше времени сломал строй — уже не имело никакого значения. Штурм начался.
А уже через мгновение те из нас, кто хоть немного понимал в военном деле, могли слегка перевести дух, так как поспешные действия атакующих, хоть и ненадолго, но все-таки не позволяли начать немедленный обстрел крепости. Стоит артиллеристам открыть огонь — и первыми жертвами станут их собственные товарищи. Маленькая улыбка фортуны, слепой случай, который может изменить весь ход боя, но достаточно было взглянуть на накатывающуюся лавину, и тогда становилось предельно ясно — здесь уже ничего и никогда не изменить. Конец битвы уже предрешен в самом ее начале.
— Смотрите! — достигло наших ушей восклицание Аманды. Мы услышали его, потому что так же внезапно, как и начались, оборвались крики атакующих.
Аманда стояла у парапета и вытянутой рукой указывала на что-то впереди и внизу. Одного шага оказалось достаточно, чтобы увидеть закрытый стеной склон и то, что привлекло внимание Аманды.
Первая линия атакующих замедлила свой наступательный порыв и, пытаясь остановиться, отчаянно боролась с продолжающей движение вперед людской массой второй волны. Строй уже не продвигался вперед, а кое-где просто застыл в немом оцепенении.
Случилось то, что меньше всего могли ожидать участники и свидетели происходящих событий. Медленно поехала вверх ведущая в тайный ход Эль Конде крышка люка. Мощное секретное оружие — вот что это могло означать и, без сомнения, именно столь неожиданный поворот событий, посеяв панику в рядах нахарских вояк, заставил сменить атакующий порыв на беспомощное топтание на месте. До страшной крышки оставалось не более трехсот метров. Сзади, отрезав путь к отступлению, напирала ничего не подозревающая плотная людская масса, и потому не составляло труда понять, о чем думала первая линия: капкан захлопнулся, и сейчас все они станут легкой добычей того неведомого чудовища, которое вытянет из разверзнувшейся земли свой страшный, изрыгающий огонь хобот.
Напрасно покрылись холодным потом нахарские воины. Не было, конечно, никакого секретного оружия. Вместо страшного чудовища появилась над поверхностью земли сначала каскетка с воткнутой и наклоненной, как копье, наперевес дирижерской палочкой… а потом и сам ее обладатель, Мигель де Сандовал.
Как всегда, безоружный, но в полной парадной форме военного дирижера, с gaita gallega в руках, мундштук зажат в зубах, и басовая труба покоится на плече. Он сделал первый шаг, еще несколько шагов, вот он уже бесстрашно движется вперед.
Мертвая тишина накрыла равнину, и потому тем яростнее оборвали ее, лишь стоило Мигелю начать играть, первые, пронзительные, похожие на рев, звуки волынки. Они достигли стены, за которой стояли защитники Гебель-Нахара, и так же мощно обрушились на строй нападавших. Мигель играл Su Madre.
Ровной, как на параде, поступью, ни на секунду, не отпуская свой инструмент, шел Мигель, и, опережая его, вызовом, брошенным в лицо врагу, летели звуки музыки. Безоружный шел навстречу шести тысячам.
Камера, рядом с которой я оказался в эту минуту, захватывала лишь спину Мигеля, и только изредка мелькал на ее экране профиль моего друга. Умиротворенным, погруженным в музыку было его лицо. Нервное напряжение на грани надлома физических и духовных сил, кажется, перестало терзать его. И он шел вперед, размеренно и спокойно, так, словно только музыка волновала его, только о ней он думал; и трубные звуки Su Madre, отвечая искусству музыканта, злой насмешкой хлестали по лицам нахарцев.
Я прикоснулся к ручкам настройки, и теперь увеличенное и многократно усиленное изображение этих лиц заполнило весь экран. Объектив камеры медленно поплыл вдоль застывшего, словно парализованного строя, одну за другой выхватывая замершие фигуры. Не шевелясь, в полном безмолвии стояли люди и смотрели, как шел к ним навстречу, ничего не замечая, словно намереваясь пройти сквозь строй, капельмейстер третьего полка.
Не могло такое длиться долго — еще мгновение, и они очнутся от мучительного оцепенения, вызванного нереальностью происходящего. Я увидел, как заволновались солдаты. Мигель сейчас находился посередине — между ними и стенами Гебель-Нахара, и звуки его волынки, по-прежнему громко и отчетливо, раздавались в тишине равнины, но к ним стал примешиваться пока тонкий, тягучий, но с каждой секундой набирающий силу, разрастающийся вопль-рев невидимого гигантского зверя.
Я смотрел на экран. Вперед строй еще не двигался, но уже не чувствовалось в нем прежней растерянности, не было застывших в немом оцепенении человеческих фигур. В самом центре вытянутого полумесяца вздымали кулаки, потрясали оружием, что-то кричали солдаты Пятого гвардейского — того самого, что непримиримо враждовал с полком Мигеля. На таком расстоянии я не слышал, а камера не могла помочь понять, что они кричат, но смысл этих криков был предельно ясен. Вызовом на вызов, оскорблением на оскорбление отвечали они.
С каждой новой минутой все неистовей становилась бурлящая человеческая масса. Но солдаты видели, что бросивший им вызов безумец безоружен, и именно это пока сдерживало их. Они еще только угрожали, но даже с такого расстояния я видел отчетливые признаки подступающей, темной волной захлестывающей их разум ярости. Было ясно, что еще немного — и кто-нибудь в ослеплении вскинет оружие.
Я хотел крикнуть Мигелю, чтобы он уходил, возвращался к выпустившему его туннелю. Своим безрассудно-смелым поступком он сделал больше, чем мог. Он сорвал штурм, он поверг в смятение целую армию. Однажды остановленная, эта армия уже вряд ли снова сможет двинуться вперед. Совершенно очевидно, что людей, испытавших такой вызов, такую эмоциональную встряску, командиры обязаны отвести назад, перестроить и только после этого предпринимать новую попытку штурма. Мы же на несколько часов обретем драгоценную передышку. А может, только утром следующего дня выстроятся полки для новой атаки. Вдруг за это время раздирающие их противоречия или меняющийся, как в калейдоскопе, ход событий изменит к лучшему наше бедственное положение? Сейчас Мигель еще сжимал в своем кулаке волю этих людей, своей отвагой лишая их способности к действию. Если сейчас повернуться к ним спиной, то, пока они опомнятся, он еще сможет целым и невредимым добраться до туннеля.
Но как заставить его вернуться, я не знал, а он сам не выказывал намерений показать оскорбленному, бушующему закипающей яростью врагу свою спину. Напротив, продолжая свою уверенную поступь, раздувая меха волынки, насмехаясь, оскорбляя каждой нотой своей музыки, он бросал вызов этим бесчисленным смельчакам, вышедшим против одного — безоружного.
Они еще по инерции выкрикивали ругательства, трясли в воздухе своим оружием, но то, что происходило сейчас на экране, заставило больно защемить сердце. На фланге третьего полка солдаты криками и жестами показывали Мигелю немедленно возвращаться, а чуть правее одетые в гражданское платье люди, наверное, добровольцы и революционеры, вскидывали свое оружие и, чтобы лучше прицелиться, становились на одно колено.
Солдаты третьего полка пинками заталкивали революционеров обратно, выхватывали из горящих жаждой убийства рук уже нацеленное оружие. То там, то здесь вспыхивали яростные схватки, но пока солдаты одерживали верх. Сейчас третий полк разрывался между необходимостью выполнить приказ и продолжить штурм Гебель-Нахара, а с другой стороны, защитить своего бывшего капельмейстера в его порыве безрассудной отваги. Я видел, как трое солдат с трудом удерживали фанатика с безумным лицом и успокаивали пламенного революционера, крепко прижав к земле.
Лихорадочно вращая ручки настройки, я перевел объектив видеокамеры на противоположный фланг — и здесь происходило нечто подобное. Бурлящие за спинами одетых в военную форму добровольцы пытались силой оружия остановить ровную поступь Мигеля. Солдаты пытались помешать революционерам свести счеты с безоружным, но то ли желающих расправиться с Мигелем было слишком много, то ли солдаты не очень старались, но в действиях их явно недоставало решимости.
Я видел нацеленные в грудь Мигеля древние охотничьи ружья; звуков выстрелов не было слышно, но поднимающиеся кверху легкие и, казалось, такие безобидные дымки означали, что призрак смерти витает над головой Мигеля.
Поспешно, дрожащими пальцами изменив настройку видеокамеры, я вывел на экран его изображение. Несколько коротких мгновений, словно еще продолжая оставаться под защитой невидимого энергетического поля, он продолжал двигаться вперед, но вот споткнулся, зашатался, кренясь к земле, сделал еще несколько неуверенных шагов и… упал.
