Максим Хорсун - Кремль 2222. Арбат
– Попадалово… Да, приятель? – Мародер усмехнулся, облизал растрескавшиеся губы.
Лан пожал плечами, затем огляделся. Смотреть особенно было не на что. Пленников поместили в тупик, зажатый с трех сторон кирпичными стенами с давно осыпавшейся штукатуркой. На земле было много мусора, взгляд то и дело выхватывал среди мятых пластиковых бутылок и гнилого тряпья человеческие кости с оставленными на них следами от тупых ножей и зубов.
– Ты же, типа, не дружинник? – уточнил мародер.
– Не-а, – мотнул головой Лан. Уточнять свою функцию в отряде он не стал, в Кремле болтунов не любят.
– Вот и ладушки. – Мародер поерзал. – Меня, типа, Каином кличут. Давай, братан, выбираться, и чик-чик-опс отсюда подальше. Ты поможешь мне и Чебурашке, а я – тебе. Как доберемся до наших, я замолвлю за тебя словечко.
– Звучит как план, – отозвался Лан, пробуя на прочность путы. Веревки были крепкими, а «освобождению из полона» пахарей не обучали. План мародера грозил дать сбой на первом же пункте.
Каин снова оскалился.
– Не надрывайся так, а то испортишь воздух, – предупредил бандит.
Лан зло посмотрел ему в глаза.
– Я-то думал, что чувство юмора тебе отбили, – сказал он, снова вспоминая, как мародер глумился, глядя на них с крыши. Сердце заколотилось, нахлынувший гнев заставил покрыться по́том.
– Это у меня нервическое, не обращай внимания, – быстро сказал Каин. – Опухоль в башке – Чебурашкой ее зову – давит на мозги, оттого и улыбка сама по себе появляется. Слышь, у меня тут бритвочка в подкладке куртки припрятана, сам достать не могу.
– Бритва? – Лан не поверил своим ушам.
– Да, для бритья рожи. – Каин надул щеки, демонстрируя многочисленные воспаленные порезы. – Достань и перережь мои веревки, а потом я помогу тебе.
– А какие гарантии, что ты не кинешь?
Мародер вздохнул и припер взглядом Лана к стене.
– Поторгуйся мне тут, щегол, – бросил он недовольным голосом, при этом на физиономии его появилась бестолковая, контрастирующая с выражением глаз ухмылка.
Нео опять что-то не поделили. Какая-то голосистая самка заладила на одной интонации: «Плохой! Плохой! Плохой!» В ответ ей умалишенно заныли, заохали.
– Ты не врубаешься, земляк, – сказал Каин. – Мы попали в лапы шайки Мамаши Лу. Это тупые, вечно голодные скоты. Причем такими их считаем не только мы, хомо, даже другие нео сторонятся Мамаши. Ее шайка – это, типа, опущенные, сечешь? Так что не тяни резину, пацан, если не хочешь, чтоб сыновья Мамаши сделали из тебя ручную зверушку.
– Ладно. – Лан передвинулся к Каину. – Где бритва?
– Отверни борт куртки… Там, внизу…
Лан повернулся к мародеру спиной, протянул к нему связанные руки, ощупал онемевшими пальцами подкладку. Твердый прямоугольник нашелся почти сразу, осталось только вытолкнуть крошечный кусочек стали… Вот! Получилось!
– Молодца! – одобрил мародер, подставляя Лану свои путы.
Веревка была толстой, а бритва уже порядком затупившейся, но дело шло. Лан перепиливал нитку за ниткой, стараясь не обращать внимания на звуки возни, все громче доносящиеся со стороны стоянки нео.
Кто-то за стеной рыгнул, кто-то отчаянно заскулил, кто-то нечленораздельно забормотал что-то бодренькое.
Двое нео появились в тупике внезапно. Один повыше, второй – пониже. Оба – рыжие, почти красные. Лан едва успел откатиться от Каина и спрятать бритву в ладони.
– Наша пришел пожелать доброе утро! – проговорил менингитным голосом тот, что был повыше.
– Доброе утро! – сказал тот, что пониже, и врезал Каину ногой под дых. Когда мародер сложился пополам, оба нео подхватили его за плечи и потащили из тупика на встречу с остальной шайкой.
Лан отчаянно заметался на зажатом стенами пятачке. Бритва Каина резала ему пальцы. Он пытался перепилить веревку и так, и сяк. Он шипел и выгибался дугой, но без помощника не получалось ничего. Точнее – совсем ничего.
И снова в лицо ему пахнуло вольерной вонью. Два нео были тут как тут.
– Наша пришел пригласить твоя на завтрак, – прогундосил первый нео, а второй схватил Лана за волосы и заставил подняться на ноги. Получив тычок в поясницу, Лан торопливо зашагал к выходу из тупика.
Это был обычный московский дворик, но нео превратили его в изрядный гадюшник. Его центр занимал костер, в огне жарко горели половые доски, куски трухлявой мебели и очень старые книги с необыкновенно яркими обложками, на которых были изображены мужественные люди со старинным оружием, расстреливающие чудовищ и роботов. Лану невольно вспомнилось, с каким трепетом относились к довоенным книгам в Кремле. Косматым нелюдям это сокровище было побоку. В закрепленной над огнем общепитовской кастрюле булькала вода. Перед костром возлежала старая вислогрудая самка нео и ковырялась прутиком в углях. Глядя на ее огромный, мерзко шевелящийся живот, Лан понял, что самка беременна. Кроме нее других фемин в дворе не было, и Лан решил, что это и есть – Мамаша Лу. Самцов же было с полдюжины. И все как один рыжие – Мамашины сыночки и одновременно мужья.
– Чего глядит хомо? – Мамаша Лу подозрительно прищурила маленькие глазки. – Хомо замыслил проклясть ребеночка Лу? – волосатая лапа легла на такой же волосатый живот.
Лан нашел взглядом Каина. Того поставили на колени у заляпанной кровью стены, старший самец, нависая над мародером, точил длинный нож о крыльцо подъезда, то и дело проверяя остроту зазубренного лезвия когтем.
– У хомо тяжелый глаз, – продолжила Мамаша Лу ворчливо. – Ребеночек скоро родится, и упаси хомо его хилые боги, если с ребеночком что-то будет не так. Если не будет хватать пальчиков на ручках, то их придется забрать у хомо. Если мозга – то хомо вскроют череп. Мамаша будет вытаскивать у хомо потроха и кости, чтобы дополнить своего малышку, свою кровинушку. Она уже делала это раньше, она умеет!
Лан до сих пор отстраненно фиксировал слова рыжей стервы, но последние фразы заставили его вновь уставиться на расплывшуюся клыкастую харю. Из сказанного следовало, что нео не планируют схарчить его прямо сейчас. Хорошего в этом было немного, неужели и впрямь решили сделать из него ручную зверушку? Решение «выжить во что бы то ни стало ради задания» сразу утратило половину привлекательности.
– Мамаша Лу! – обратился к матроне нео, придерживающий Лана за шею. – А хочешь, Кой-Кой выдавит хомо его дурные глаза? Моя может! Кой-Кой! – Нео ударил себя в грудь кулаком свободной руки. – Кой-Кой!
– Не троньте глаза! – взвизгнула матрона, а потом продолжила мечтательно: – Лу нравится их цвет, он напоминает Лу о море, которое она никогда не видела. Пусть хомо садится к костру. – Холодный кивок на место напротив себя. – А у второго возьмите печенку, сердце и легкие. Ырк потушит потроха с грибами и капустой!
Старший самец, услышав свое имя, заухал, вытянув губы трубочкой.
– Ырк возьмет у хомо печень! – Нео пошел плясом вокруг костра, размахивая ножом, словно это был меч. – Ырк возьмет у хомо сердце!
Лана толкнули к костру, но он не торопился входить в роль покорного пленника. Чуйка говорила, что события готовы пойти вскачь с секунды на секунду. Каин был предельно напряжен, что-то мародер явно замыслил. И, похоже, это эфемерное «что-то» на данный момент – единственный шанс вырваться из плена.
Ырк занес над Каином нож. Лан услышал, как на запястьях мародера лопаются надрезанные веревки. Каин освободился, когда острие ножа уже шло вниз. Он поймал старшего самца за запястье и, воспользовавшись инерцией, заставил его вставить лезвие под ребра самому себе. Трюк был проделан так быстро и ловко, что самец не сразу сообразил, что произошло, и только тупо захлопал глазами, глядя на торчащую из бочины рукоять.
Лан ожидал, что Каин бросится под арку, ведущую со двора на улицу. Мародер поначалу в самом деле метнулся в сторону выхода, но на середине пути резко изменил направление движения, заставив нео ловить лапами воздух, отскочил к задней стене двора. В руках Каина появился ветхий рюкзак, его мародер выхватил одним махом из кучи дурнопахнущего хлама, очевидно – трофеев шайки Мамаши Лу. Раз-два, и рюкзак снова полетел на землю, а мародер уже сжимал пистоль странной формы.
Мамаша Лу заверещала, от ее вопля у Лана заболели уши.
– Ни шагу дальше, обезьяны, или мы с Чебурашкой кончим старую суку! – выпалил, брызжа слюной, мародер и навел пистоль на продолжавшую надрываться матрону.
Самцы нео заныли в один голос, захныкали. Двинулись, раскачиваясь с боку на бок, словно под гипнозом, к Мамаше Лу.
– Я отвечаю – буду стрелять! – снова прокричал Каин, но казалось, что нео позабыли и об избавившемся от пут мародере, и о странном пистоле.
Даже раненый Ырк поплелся с остальными, хотя нож все еще торчал из его бока.
Глядя на расставленные, дрожащие от напряжения ножищи Мамаши Лу, на впившиеся в крошащийся асфальт когти матроны, Лан понял, что у нее начались схватки. Между Ланом и аркой больше никого не было: самцы окружили Мамашу со всех сторон, они гудели что-то успокаивающее ей на уши, ласково гладили жирное, волосатое тело, в общем – походило это на священнодействие, и «хомо» оказались предоставленными самим себе.
