Владимир Чистяков - М.С.
— А можешь ты сначала сказать мне, что с ней стало? Жива ли она?
— Я не знаю. Клянусь тебе. На последнем сеансе связи со столицей я говорила с ней. Потом — всё.
— А Софи… Ты уверена?
М. С. стукнула кулаком по бревну раз и другой. Боли словно и не почувствовала.
— К сожалению, да. Уверена абсолютно. Шестой день войны был её последним днём.
— Что до того суда, то я больше всего запомнила, как после со мной стала разговаривать Бестия.
— И как же именно?
— Да собственно и не знаю, как объяснить, но больше всего стало похоже на то, что она перестала считать меня ребёнком. Она стала говорить со мной как ты с недавнего времени. Она тогда, а ты недавно словно стали считать меня взрослой.
— Ты в любом случае уже не ребёнок.
— А кто?
— Говорят, родившиеся во время войны, родятся для новой войны. Так было со мной… А ты помимо моей воли, тоже стала одним из тех взрослых детей, каких я порядком повидла на своём веку. Моя судьба, похоже, начинает повторяться в твоей.
Марина ничего не ответила. Она не хотела верить матери, но боялась, что та в очередной раз окажется права. Как всегда. Ибо она М. С… И этим всё сказано. А Марина просто её дочь.
Марина застыла: костер догорает, а Мамы нет. Лай все ближе, катится волной. Сердце стучит где-то у горла.
Сзади шарахнуло неестественно оглушительным взвизгом:
— С-с-с-суки!!!
Марина зажимает уши и оборачивается.
Два пса катаются по земле, трут морды лапами и жалобно скулят.
Мама в очередной раз возникла словно из-под земли. Автомат за спиной, в руке что-то вроде маленькой рации с антенной. Направила на третьего пса- тот кувыркнулся и улетел в кусты. Рацию на пояс, пистолет из кобуры. А троица поджав хвосты уже улепётывает.
— Ненавижу фермеров, так их растак! Развили скотину — сначала жрёт, потом спрашивает!
— Что ты с ними сделала?
— Ультразвуком приложила. Не сдохнут, но хозяин всё равно пристрелит. Оглохли, наверное.
— Жалко их всё-таки.
— Тебя бы прожевали и не поперхнулись. Их как раз на людей натаскивают.
— Из них люди сделали чудовищ.
— Ты чудовищ ещё не видала. Но один экземпляр скоро может появиться: хозяин этих недоразвитых четвероногих с дробовиком и переизбытком потенции. Могу смело заверить — общаться с его псами много приятнее. Те три шлёпнутых братца — просто ангелочки по сравнению с местными куркулями.
Марина садится, прислонившись к дереву. Если у Мамы опять начался приступ черно-заборного юмора, то значит опасности больше нет. А она продолжает разглагольствовать, не особо волнуясь, слушают её или нет.
— Чес. Слово — увижу первую ферму- петуха подпушу непременно.
— Мама.
— Что?
— У тебя очень хорошая топографическая карта. Посмотри по ней, да сходи прогуляйся.
— Точно! И как это я сама не догадалась! — сказала М. С. усаживаясь рядом с дочерью.
— За что ты их так не любишь?
— За кулацкую психологию. Это никакая не опора государства, а один из самых мудачных слоев, просто мечтающий половить рыбку в мутной воде кризиса. Их девиз (если этим даунам известно такое слово) — нажива любой ценой. Что в мире есть ещё что-то, кроме их скотного двора- да по**** им глубоко.
— Зачем ты всё время говоришь мерзости? Тебя послушаешь — так и вовсе жить не хочется, настолько всё мерзко в этом мире, и настолько отвратительны субъекты его населяющие.
— Революционер-лейтенант дубль два. В другое время, и в другом месте.
— И что ты тогда ответила?
— Прошлась по моральному облику, точнее его отсутствию у большинства скотов двуногих.
— Сейчас то же скажешь?
— Сейчас… Не знаю. Говорю в силу привычки. Но как тогда, так и сейчас некоторых представителей рода homo пристрелила бы с большим удовольствием.
— Они о тебе такого же мнения.
— До сих пор я оказывалась быстрее. К тому же, кроме политических оппонентов, меня очень любят представители различных маргинальных групп, в том числе и любители молоденьких девочек, а так же мальчиков.
— Мама, у меня, конечно, сейчас период полового созревания, но на этих вопросах я вовсе не помешана.
— Учти, подшибут меня — ты вряд ли дойдешь. С добрыми людьми на свете напряженка, а ты кусочек лакомый. Я просто очень боюсь за тебя. Учти — если что — оружие брось, пистолет оставь для самообороны, но на виду не держи. Иди в столицу, ищи Кэрдин. Но по дороге помалкивай, спрашивать будут — говори, что маму-папу убили, а ты к тете пробираешься. Поверят. Хотя…
— Что «хотя»?
— Слишком уж хорошо видно, что ты не из простых. Вопросы задавать будут. Да и на лицо кто понаблюдательней внимание обратить может. Глупенькой напуганной девчонкой ты прикинуться точно не сможешь. Обо всех остальных опасностях сама можешь догадаться.
Если уж совсем станет невмоготу. — М. С. раскрыла портсигар, — Видишь капсулу? Возьми одну. Лучше всего держи во рту, вот тут, у десны, как я. Успеешь разгрызть, если к примеру завалят, — мучаться не будешь.
Марина взяла капсулу, стараясь не думать о других ситуациях, когда она ей может понадобиться.
— А если в столице не будет наших? Что тогда?
— Что тогда, что тогда? — затянулась сигаретой, и выпустив струйку дыма коротко обрубила. — Не знаю. Попробуй поискать императора. Чует мое сердце и другие органы — этот хитрец прожженный в сваре уцелеет, и ещё с прибылью останется. Объявится рано или поздно. Тебе он ничего не сделает… Пока амбиции проявлять не начнешь.
— Найдешь Кэрдин, или не найдешь, ты вот про что помни: в ставке, на первом ярусе погреба боезапаса знаешь?
— Да.
— Где Љ4 помнишь?
— Вторая галерея.
— Верно. Так вот знай: Там сейчас груда пустых ящиков и всякий хлам навален. Но если разобрать, и хорошо посмотреть, то в полу есть закрытые ниши. В них тоже ящики как для зенитных снарядов. Но там не снаряды.
— Что в них?
— Золото. В слитках по 50 кг. 2250 кг. Часть резервного фонда военного ведомства. Если со мной что… То может, тебе и пригодится когда. Больше мне оставить тебе нечего, да и это не мое.
— А кто ещё про золото знает?
— Из живых? Никто. Это ведомственный тайник, у безопасности или императора свои.
— Что же ты псов просто не пристрелила?
— Шум поднимать не хотела, да и нашли бы их скоро. А мне не охота, что бы пер кто-то за нами. Хватит уже… сопровождающих.
— Знала бы о каком количестве проблем тебе вообще ничего не известно!
— Даже тебе известно только о тех проблемах, о которых докладывают.
— М-да. Поработала сестренка!
— Может, лучше мяса пожарим?
— То, что в консервах жарится плохо.
— Это по-твоему тоже?
М. С. вытащила из листьев большой кусок мяса, подцепив ножом.
— Откуда это? — удивлённо спросила Марина
— Свинью я ночью подстрелила. Нетрадиционное использование прибора ночного видения.
— Дикую?
— Домашнюю, беглую. Как видишь, кому-то война может принести даже свободу, вот только платить за неё приходится недёшево.
— А дорого, и даже очень.
— Свиньёй больше, свиньёй меньше. Ладно, лучше делом займёмся. — а это значит — готовить придётся Марине. М. С. может и под проливным дождём развести костёр. Но таланты как кулинара равны нулю. К тому же, у неё просто какое-то маниакальное пристрастие к консервам. И вообще, к любой еде, которую по возможности не надо готовить. Так, кипятком залить максимум.
Марина готовить умеет. Но совершенно не любит.
— Соль есть?
— Глупый вопрос.
По отношению к кулинарии М. С. похоже неизвестно такое слово как пересолено. И можно не сомневаться — когда уходили из ставки, соли она с собой прихватила — до столицы хватит и ещё на обратную дорогу останется.
— А ты не думала о том, чтобы бросить всё и просто начать жить обычной человеческой жизнью?
— Как так? — не поняла М. С.
— А вот так. Не идти в столицу. Пойти в какой-нибудь маленький город и просто поселится в нём. Не говорить кто мы. И просто жить. Обычной человеческой жизнью.
— И что ты под этим представляешь?
— То, как живут многие люди. Дом, семья, простые радости. И не надо никуда бежать, и не от кого прятаться, и незачем сражаться. Просто пожить в покое.
М. С. взглянула в лицо дочери. С чего это в хорошенькой головке вдруг забродили подобные мысли? После всего-то произошедшего… А М. С. было думала что в душе Марины что-то изменилось. И то, как жила раньше не слишком устраивает. И не имеет ничего против, чтобы больше походить на грозную маменьку. И вот нате. Опять вопросец из разряд не знаешь что и сказать. Ну, да головку никто ещё пустой не считал. А те, кто так считали… Если помягче выразиться, те крупно просчитались.
