Андрей Ерпылев - Выход силой
– С Наполеоном воевал? На Ледовом побоище? – попытал удачу Князев.
– Не вполне, – голос Охотника вновь звякнул лопнувшей пружинкой. – Не советую повторять эту глупость при других людях.
– Тебе-то откуда знать? – обиделся Игорь.
– Я учусь, – ответил проводник. – Слушаю. Говорят, можно и кошку говорить научить, если постараться, – он снова тренькнул насмешливо. – Мы должны идти. Если не поспешить, можем столкнуться с патрулем.
– Не волнуйся, – улыбнулся Князев. – Я нашим скажу, тебя не тронут.
– Какие еще ваши? – голос Охотника ушел в холодное шипение. – Не думаю, что ты меня сможешь защитить. Скорее уж наоборот.
– Ты ведь говорил, что к людям меня выведешь, – недоуменно сказал Игорь.
– К людям, – подтвердил проводник. – Почти что к людям. На Черкизон.
Что за название, думал Князев. Была ли такая станция в метро? Антон бы ему сказал, будь он рядом. Антон все станции знал наизусть, карту мог по памяти нарисовать…
– Тебе понравится, – заверил его спутник. – Люди. Если они тебя не убьют и не съедят, будешь с ними жить. Привыкнешь. А не понравится – пойдешь дальше. Можешь до самой Ганзы дойти. Поселишься на любой станции. Станций много, людей много… Выберешь.
Князев смотрел на розовую маску молча, с непониманием.
– Ганза?..
– Кольцевая линия.
– Кольцевая? Там разве есть живые? Люди?
– О да. Очень даже живые, – ответил его проводник. – Чересчур даже, на мой вкус.
Все-таки есть! У Игоря все внутри пело.
– Но нам рассказывали, – осторожно, боясь верить чужому созданию, случайному спутнику, произнес Князев. – Нам рассказывали, что там ничего. Что там все мертво. Пустошь. Может, дескать, на одной станции что-то есть… На Измайловской.
– Врали, – коротко сказал Охотник. – Все врали. А как объясняли?
– Взрывы… Ядерные… Воздух через вентиляционные шахты высосало. Все погибли.
Проводник с минуту молча глядел на Игоря, а потом хлопнул себя по бокам.
– Люди так делают. Чтобы другими людьми управлять. Заставляют верить, что никакого другого мира, кроме того, где они правят, нет. Метро строили как бомбоубежище. Противоатомное. Все рассчитали. Вас обманывают. Думаю, ваши же начальники. Начальники врут больше врагов. Им привычнее и проще врать.
Князев молчал, только хватал воздух ртом.
– Вот патроны у тебя откуда? – из-под резиновой розовой маски сверлили Игоря два желтых сатанинских глаза.
Искушает.
– На Первомайской производят, – сказал Игорь не вполне уверенно: он и сам себя спрашивал частенько, где же именно на Первомайской может располагаться тот самый секретный патронный завод, о котором говорил Балагур.
– Нет, – возразил Охотник. – Это патроны с Кузнецкого Моста. Там и клеймо есть. «КМ».
– Это «Калашников модернизированный», – барахтался Князев.
– Можно по-разному расшифровывать, – согласился Охотник, и голос его издевательски звякнул. – Хоть со своей фамилией попробуй. «Князев – …», – он сделал вид, что задумался.
– А как они к нам на Первомайскую попадают? – Князев не желал экспериментировать со своей фамилией. – Патроны?
– Торгуете, наверное. У вас что-нибудь производят? Или, может, по поверхности лазаете, сталкерствуете? Собираете, что там от настоящего старого человечества в наследство осталось?
– Лазаем, – признал Князев. – Собираем. Но большую часть выбрасываем, потому что непригодно к употреблению. Остальное – между гражданами. Согласно заслугам и статусу, – язык сам чеканил заученные слова Конституции Первомайской республики.
– Не думаю, – ответил проводник. – Опять врут. Должны же они что-то на патроны выменивать. Получается так: вам говорят, что все на выброс, а сами караваны в большое метро отправляют. Так логично. Так человеку свойственно поступать с другими людьми.
– Но консервы, техника… Их уничтожают, чтобы никого не заразить!
– Да, правильно, – довольно согласился проводник. – Так хорошо врать, убедительно. Вопросов не остается, куда что делось. Вы, люди, будете друг друга до самой смерти пользовать. Поэтому все же вымрете. Мне жаль будет. Не у кого будет дальше учиться, – его пискляво-хриплый кукольный голос звучал холодно.
– Что же это… – обалдело спрашивал сам себя Игорь. – Это что же… Всем врали?
– Говорю, ничего особенного. На других станциях тоже врут. И раньше, наверное, тоже врали. Если правду говорить, вами управлять не получится. Не переживай. Мы пришли!
Охотник выскользнул из неприметной щели, загороженной с другой стороны каким-то проржавевшим до дыр листом металла, огляделся и поманил Игоря.
– Вылезай скорей!
Он подождал, пока Князев неуклюже, цепляясь амуницией и эфесом шпаги, выберется наружу, и рачительно прикрыл ход жестью.
– Чтобы не шастали тут всякие, – пояснил он, набрасывая ногой мусор на «дверь». – А то повадятся лазать, замучаешься с ними.
Они находились в тесном промежутке между рифлеными железными стенами, окрашенными в разные цвета: левая была темно-синей, а правая, будто для контраста – кроваво-красной. Было очень грязно, воняло прелой мочой и вообще всем подряд. Из слабо освещенного просвета впереди доносился нестройный хор голосов и музыка.
– Добро пожаловать, – проговорил Охотник.
– А что здесь такое? – Игорь был смущен непривычной какофонией, резавшей слух: дома, на Первомайской было не в пример тише. – Праздник какой-то, что ли?
– Здесь каждый день – праздник. Не для всех, конечно. Это Новый Вавилон.
– Ты же говорил – Черкизон.
– Черкизон. Вавилон. Вечный город. Неуничтожимый. Говорят, еще до Катастрофы пытались его стереть с лица земли – впустую. Черкизон как опухоль. Сколько ни режь, только сильнее растет. Под землю закопался, в подвалы, в метро, и жив-здоров. Конец Света пережил. Нас с тобой переживет.
– А что тут? – обалдело оглядываясь вокруг, спросил Князев.
– Этот муравейник, – проводник кивнул в сторону выхода. – Один огромный базар. Купить и продать можно все. И себя самого.
– Как это? – недоуменно покосился на него Игорь.
– Здесь самый большой вербовочный пункт во всем метро. Наняться можно куда угодно. Если что-нибудь умеешь, конечно. Хоть разнорабочим в Ганзу, хоть наемным солдатом в какую-нибудь ватагу. Если есть наклонности, – Охотник сощурился под кукольной маской, – и проституткой.
– Это же женщины! – отмахнулся Князев.
– Не только, – равнодушно ответил проводник. – Это все, кого заказывают.
Игорь зло махнул на него рукой. Во рту пересохло.
– Я не предлагаю, – спокойно отозвался Охотник. – Сам решишь, что тебе делать, кому себя продать, и по какой цене. Так нормально. Люди себя всегда продают и покупают. Вопрос только в цене. Проси больше. Где твои документы?
– Что? – опешил Князев.
Удостоверений личности в Первомайской республике не было. Да и зачем они нужны на острове посреди необитаемого океана, когда всех сограждан и без бумажки знаешь в лицо.
– Без документов в метро нельзя. У каждой станции свой патруль, всем нужны документы. Хорошо, если просто взятку примут. Но могут убить за то, что бумажки нет. Люди так делают.
– И что мне?..
– На Черкизоне паспорт не нужен. На Черкизоне нужны оружие и деньги. Наглость нужна тут. Мозги. Тот, кто не может за себя постоять, тут дня не протянет.
– Я могу, – Игорь рефлекторно схватил рукоять шпаги.
– Но если дальше пойдешь, – предупредил его проводник, – без паспорта никуда. Нужно обязательно, чтобы было лицо на картинке, и чтобы на твое лицо было похоже.
– Как же ты тогда… – Игорь поперхнулся, сбился, но все же закончил. – Как же ты тогда без лица живешь?
– У меня есть свое лицо, – создание перешло на недоброе шипение. – Но я ношу поверх него то, которого люди не испугаются. Люди убивают непохожих быстрее, чем те успевают объяснить, что не собирались воевать. Люди так делают.
– Извини, я…
– Здесь есть места, где делают поддельные документы, – проводник перескочил на другую тему. Но в Ганзу с таким нельзя.
– А с оружием разве тут можно ходить? У нас вот…
– Можно. Необходимо. Здесь закон туннелей. Стреляй первым, иначе умрешь. Заряди свое оружие. Патроны – деньги.
– Знаю, – кивнул Игорь. – У нас тоже так.
Патроны ценились и у них в Первомайской республике. Только хождение их было категорически запрещено, как и «нелегальное обращение холодного и огнестрельного оружия». Но черный рынок такие запреты никогда не смущали: патроны продавались и обменивались на самые разные товары. В том числе и на патроны другого калибра и к другим видам оружия.
– Я выполнил свою работу, – проводник нацелился на Князева вертикальными зрачками. – Заплати мне.
– Я думал, ты по дружбе, – кисло улыбнулся Игорь.
– У меня с людьми дружбы быть не может, – равнодушно произнесло существо. – Только сделки.
– Сколько?
– Сорок.
Торговаться Игорь не стал. Надо уметь быть благодарным. В конце концов, для его проводника было бы куда проще проткнуть обессиленному солдату горло там, на Партизанской, и обобрать тело. Были у него какие-то свои принципы. И если перед Князевым стоял не человек, то и не зверь, точно. Желтые глаза горели ровным огнем. Розовая кукольная маска улыбалась приторно. Черт знает, что у него на уме.
