Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Глава 7
Случай из практики по внекорабельной деятельности
— Эм… — успел сказать я, после чего та же рука заткнула мне рот.
Она подумала, что я буду кричать. Но я вовсе не планировал, поэтому ладонь быстро отпустила мои губы. Тонкие паучьи лапки тем временем шуршали по моему лёгкому комбезу, каснулись ушей, членистоногое вздрогнуло от движений массажного кресла и зашагало вниз.
— Что, вообще не страшно?
— Ну… немного жутковато, да. Но не настолько, чтобы прямо хотелось заорать.
Я почти не врал — это было не сильно приятно, главным образом из-за вероятности быть укушенным, но природного, трепетного страха к членистоногим тварям, как многие, я не испытывал. Мне даже самому это показалось немного странным — что я не боюсь. Но тут же вспомнил того огромного, совершенно «неклассического» арахноида в клетке, обвешанного датчиками на параде. Вспомнил, как видел наших челябинских «жуков» и позже — пусть и не таких огромных, но совсем вблизи, когда дедушка привёз домой для каких-то экспериментов и запер в своём исполинском подвале. Нет, эта паучиха не показалась мне страшным — скорее, даже по-своему интересной, необычной и немного испуганной. Пушистой и с каким-то наивным выражением в глазах, которые были похожи на кошачьи.
— Хм, а ты не такое ссыкло, как мне показалось, — похвалила меня Цсофика. Ну-ка, Милли, пошли, прогуляемся.
Она сняла паука у меня с живота, посадила себе на плечо и резво запрыгнула наверх. Я услышал звуки сдвигаемой мебели, ещё какие-то звуки.
— Если что — там не спит только батя, — зачем-то сказал я. — Так что, думаю, ты зря это всё затеяла.
— Ага, а сколько всего человек на борту?
— Пятеро, — соврал я.
На самом деле, я был недалёк от истины, просто посчитал себя, её саму и причислил к «человекам» андроида.
— Хм. Ну, окей. Буду осторожнее
Массажное кресло наклонилось, растягивая мне хребет, разминая икроножные мышцы и загривок. Чувства были одновременно приятные и жутковатые. Я прочитал цифру на экране — прошло уже пять минут.
— Цсофика?
Никто не ответил. Звуки стихли, и я понял, что она уже выбралась из своего склепа, а значит, пора освобождаться и спасать корабль и экипаж.
Сначала я попробовал наклониться и дотянуться ртом до запястья на руке — безрезультатно, ремень на груди удерживал. Запястье не болело, но начинало потеть. И вот тут-то я вспомнил про функцию голосовой разблокировки микрофона браслета. О ней часто забываешь, потому что пользоваться приходилось всего пару раз за жизнь. Последний раз — чуть меньше года назад, на практике по внекорабельной деятельности, которую я чуть было не завалил…
* * *
Возраст: 16 лет
Должность по категориям МТП: Кандидат в помощники юнги
Текущее поручение: ПУСП-01022, Практика демонтажа во время внекорабельной деятельности
В бурсе я был откровенным троечником. Мне хорошо давалось всё, что касается кодинга, воспитания ИИ и общения с космофауной. С бортовыми и — тем более — с внешними системами на всех тренажёрах я ещё в средней школе справлялся с трудом. У саморезов неизбежно срывал головки, вместе спаивал катод и анод у датчиков (преподаватель называл это «монодом» — одноконтактным электронным прибором), а на практике по ремонту бортового робота сломал половину крепежей у крышки. Единственная пятёрка в том семестре была по принтонному моделированию — я внезапно открыл талант по выращиванию корпусов и наваял вполне симпатичную чугуниевую коробку.
Я правильно запрограммировал формулу, прошил ручку, погрузился в принтонную ванну и принялся выращивать чугуниевую решётку. Мой принтон — симбиотический дефлюцинат-наноассемблер — отработал как надо. Частица вещества, помещённая внутрь такого ручки, начинает воспроизводиться вместе с принтоном в зависимости от алгоритма заданное число раз. В качестве принтонных бассейнов для постройки конструкций орбитальных станций используют даже планеты-океаны, в них же строят исполинские космические материки. Мне настолько понравилось это занятие, и я настолько воодушевился после пятёрки, что объявил по браслету бате, что хочу стать принтонщиком, на что он громко расхохотался. Не удивительно — оборот принтонных пистолетов на Челябинске строго регулируется, потому что, по сути, в умелых руках он может превратиться в орудие террориста.
— Особая каста, — многозначительно добавил батя. — Хрен ты туда попадёшь.
С внекорабельной деятельностью сразу всё пошло не так. На втором году обучения я в «бурсе» нас вывезли на очередную, уже третью по счёту практику на Челябинск-25. Это была одна из станций третьего типа размерности — крохотная, примостившаяся на ещё более крохотном астероиде в основном кольце челябинской звезды. На станции располагалась: аварийная стоянка на десяток небольших кораблей, пункт орбитального контроля с катерком Комиссариата Внутренних Дел и учебный полигон для училищ, подобных моему. Нашу группу, в которой было двенадцать человек, прогоняли быстро. График практик для пары сотен «бурс», вроде нашей, расписывали на годы вперёд, и время было строго ограничено — всего несколько часов.
— Выстроиться! Надеть скафандры! — скомандовал препод, грузный Стефан Дионидович, как только мы сгрузились с челнока, сбегали в гальюн и протиснулись на нужный этаж станции.
Первыми пустили отличников, выходили в шлюз парами, с небольшим интервалом. Следовало заходить через второй шлюз, открутить тестовую ракетницы, упаковать её в контейнер и прошагать по наружной стороне станции пару десятков шагов — там были проложены дорожки со скобами, к которым можно цепляться карабинами. Йохим, Гжегош, Святогор, Андрей и два Владлена вышли и демонтировали свою ракетницу за минут двадцать каждый, андроид-лаборант только успевал прикручивать эобратно для следующей пары.
Пришёл черёд нас, троечников. Меня поставили вместе с Бальтазаром Селассие — моим заклятым другом, с которым нас вечно ставили в пару и устраивали разные социалистические соревнования. Мы и без этого соревновались, кто из нас более крепкий троечник. И чаще всего он выигрывал — его волевая осанка, и при этом весьма смазливые черты лица нравились и преподам-мужчинам, и преподам-женщинам. Хотя лоботрясом он был ещё тем.
Внешние створки шлюза открылись, и я шагнул на короткую площадку, ведущую по наружной стороне. Не удержался и взглянул вниз — в полсотне метров ниже виднелась бугристая каменюка астероида, правее, почти перпендикулярно нам — длинная башня для стоянки судов. Гравитация здесь была в треть от привычной. Волчок сидел где-то сбоку, под углом к обоим строениям и был весьма беспокоен — шатало то влево, то вправо. По факту, нам предстояло спускаться по весьма крутому спуску вниз.
— Бальт, ты
