Гарри Тертлдав - Ответный удар
А еще Бобби удивило то, как сильно разрушен город. С первого взгляда становилось ясно, что здесь шли жестокие сражения. Сначала японцы подвергли Шанхай массированным бомбардировкам, а потом, захватив в 1937 году, сожгли. Фьоре до сих пор помнил опубликованную в газетах фотографию обнаженного китайского мальчика, горько плакавшего среди развалин. Когда Бобби Фьоре увидел снимок впервые, он собрался немедленно отправиться воевать с японцами. Однако потом, как и многие другие, немного успокоился. А вскоре Япония напала на Пирл-Харбор — и стало ясно, что ему следовало послушаться зова своего сердца.
Когда ящеры заставили японцев отступить из Шанхая, они тоже не особенно церемонились с городом и сравняли с землей целые кварталы. Во многих местах человеческие кости до сих пор оставались не погребенными. Китайцы не торопились хоронить останки японских солдат — местные жители часто повторяли одно и то же: пусть они сгниют.
Однако несмотря ни на что, жизнь в городе, а особенно, в его китайской части, продолжала кипеть. Ящеры устроили штаб в одном из больших зданий, построенных в западном стиле; остальные так и остались лежать в руинах. А вот в китайских кварталах разрушенные дома с удивительной быстротой отстраивались вновь.
Поскольку ящеры, в основном, занимали европейские кварталы, Бобби Фьоре старался держаться поближе к ним. Работа, которую он согласился выполнять для красных, требовала, чтобы он максимально походил на китайца, старался увидеть и услышать как можно больше и докладывал обо всем интересном, что ему удается узнать, Най Хо Цину. Красный офицер обещал взять его с собой, когда Бобби соберет достаточно информации и партизаны устроят налет.
Однако пока ничего не происходило.
— Ну и пусть, — пробормотал себе под нос Фьоре. — Да, я бы с радостью прикончил парочку чешуйчатых ублюдков, но я не нанимался в герои.
Он прошел по Садовому мосту через речку Сучоу и направился на север в район Гонгкью. Как и всегда, на речке было полно джонок и других мелких китайских лодок, названия которых Фьоре не знал. Ему рассказали, что люди рождались, жили и умирали на борту таких лодок. Кто-то кормился тем, что удавалось выловить в реке; другие работали на земле, но спали в своих домах на воде.
Район Гонгкью, несмотря на свое китайское название, являлся частью европейского квартала. На часовой башне почты ящеры устроили наблюдательный пост, и, наверное, пулеметное гнездо.
Китайцы и не почитали деву Марию, но Бобби Фьоре захотелось заглянуть в храм Королевы Небес, находящийся всего в нескольких ярдах от Садового моста. Внутри храма находились изображения богов Лин Сян Чинга, который видел все на тысячи миль от Шанхая, и Чинг Сян Чинга, который слышал все на те же тысячи миль.
Фьоре посмотрел на небо.
— Они просто святые покровители храма, — пробормотал он, обращаясь к католическому Богу, который наверняка взирал на него с небес.
Однако небеса молчали. И Фьоре на сей раз прошел мимо храма Королевы Небес, хотя заходил туда раньше.
На улицах и пешеходных дорожках кипела жизнь. Однако лишь машины ящеров, или те, что они конфисковали у людей, проносились по проезжей части. Люди ездили на рикшах, велосипедах и тележках, запряженных гужевыми животными. Повсюду теснились нищие, некоторые писали на тротуарах истории своих бед — Фьоре не мог их прочитать. Они напомнили ему безработных, пытавшихся торговать яблоками в худшие времена Депрессии.
На рынке Гонгкью на углу Бунд и Вузанг Роудс шумела огромная толпа. Рыбаки с реки Сучоу, крестьяне, мясники — все громко кричали, расхваливая свой товар. Если рынок в лагере, где он жил с Лю Хань, напоминал стадион в Декатуре, то этот рынок Фьоре мог бы сравнить со стадионом «Янки».
Сюда приходили не только местные жители. Ящеры ловко пробирались от одного прилавка к другому. Они могли бы просто брать все, что им понравится; Най Хо Цин говорил, что сначала они так и делали.
«Теперь они платят, — рассказывал он. — Ящеры поняли, что если они берут какой-то товар просто так, ничего не заплатив, то в следующий раз его на рынке просто не будет».
Вот и сейчас, Фьоре заметил, как ящер купил живого омара и заплатил продавцу китайскими серебряными долларами, которые, по причине так и оставшейся для Фьоре тайной, назывались мексиканскими.
Спутник ящера сказал:
— Очень вкусные существа. Давай, Яанкс, купим еще пару штук. Приготовим для завтрашнего приема у командующего.
— Так и будет сделано, недосягаемый господин, — ответил покупатель омара, которого, очевидно, звали Яанкс. Он снова принялся торговаться с продавцом.
Фьоре наклонился, чтобы получше разглядеть китайца. Поля его конической соломенной шляпы прикрывали нос и слишком круглые глаза; он нарядился в грязновато-коричневое одеяние, напоминающее пижаму — так одевалось большинство местных жителей. Ящеры не замечали, что кожа у него более светлого оттенка, чем у остальных. Они полностью ушли в борьбу с клешнями омаров, норовивших схватить их за пальцы.
Бобби Фьоре последовал за ними обратно по Садовому мосту. Ящеры не обращали на него ни малейшего внимания. Для них он был всего лишь еще одним Большим Уродом.
«Интересно, о каком командующем вы говорили?» — беззвучно спрашивал у ящеров Фьоре. Они прошли через Городской сад, находившийся возле южного конца Садового моста, а затем направились в сторону Британского консульства. На лице Фьоре появилась свирепая усмешка, именно здесь находилась штаб-квартира губернатора Шанхая.
Далеко не все дома европейского квартала являлись роскошными зданиями, в которых раньше жили иностранцы, а теперь ящеры. На аллее Фучу Роуд, между неказистыми строениями, притулился ветхий домик под именем «Любимая»; название было написано на двери по-английски, а рядом, как предположил Фьоре, имелся перевод на китайский. Когда Фьоре вошел, его приветствовали звуки джаза — играл старый патефон. На фоне музыки слышались обрывки фраз на самых разных языках.
Он рассмеялся. Пай Хо Цин оказался большим ловкачом. Красные всегда считались пуританами. Кому придет в голову мысль, что один из их руководителей откроет публичный дом?
Бобби знал, что Най никогда не пользовался услугами местных девушек. Впрочем, он не возражал, если Фьоре приходил сюда получить удовольствие — некоторые русские девушки, чьи родители после революции оказались на проигравшей стороне и эмигрировали в Китай, были просто великолепны.
«Интересно», — подумал Фьоре, — «как они теперь относятся к сотрудничеству с красными».
Он никогда их об этом не спрашивал; Бобби научился держать рот на замке, когда собеседники вызывали у него сомнения или подозрения.
Он открыл дверь, ведущую в салон. Звуки джаза стали громче. А вот разговоры неожиданно прекратились. Затем девушки его узнали и снова начали болтать между собой.
Он нетерпеливо осмотрелся по сторонам, совсем как ребенок в кондитерском магазине. Русские, евразийки, китаянки, кореянки — некоторые в европейском нижнем белье, другие в облегающих шелковых платьях с разрезами в самых неожиданных местах…
— Могу я поговорить с дядей By? — спросил Фьоре; именно этим именем пользовался здесь Най Хо Цин.
У «Любимой» имелось еще одно замечательное преимущество: здесь он мог разговаривать на родном языке. Почти все девушки понимали по-английски, а две или три свободно им владели.
Одна из русских девушек, блондинка в шелковом платье с невероятно длинным разрезом, показала на лестницу и ответила:
— Да, Бобби, он своей комнате.
— Спасибо, Шура. — Бобби с трудом оторвался от созерцания молочно-белого бедра и направился к лестнице.
На втором этаже он отсчитал третью дверь налево и постучал. Здесь следовало быть абсолютно точным — он случайно мог помешать кому-то в самый неподходящий момент. В Шанхае многие носили пистолеты.
Най Хо Цин открыл дверь, держа в руках автомат. Увидев Фьоре, он сразу же опустил оружие. Конечно, Най и не думал расслабляться — иногда Бобби казалось, что китаец вообще всегда начеку.
— Заходи, — пригласил он и закрыл за Фьоре дверь. — Какие у тебя новости?
Бобби ненавидел разговаривать на своем невнятном китайском, но прекрасно знал, что собеседник придет в ярость, если он предложит использовать в качестве переводчицы одну из девушек. Красный офицер жестом предложим ему сесть. На противоположной стене множество отражений также уселось в кресло — они все-таки находились в борделе.
Фьоре рассказал Най Хо Цину о том, что ему удалось услышать на рынке Гонгкью. Най внимательно его выслушал, задал несколько вопросов, а потом кивнул.
— Так ты говоришь, завтра в Британском консульстве будет ужин для командного состава? — Он немного помолчал. — Может быть, мы сумеем преподнести чешуйчатым дьяволам сюрприз?
