Николай Желунов - Закон о тюрьмах
— Я еще не решить, — тихо сказала девушка. Гай смотрел на одну из её косичек — она свалилась с плеча и скользнула между грудей. Щекотно, наверное, подумал он.
— Что именно? — переспросил Вик, вновь усаживаясь на бревно
— Идти я с вами или нет.
Вик ухмыльнулся, и посмотрел на Кати с удивлением:
— Что же ты… в Мясорубку хочешь?
— Я хочу остаться с детьми и смотреть за ними. Кто-то должен заботиться. А Бог, может и говорить с тобой, но мне он молчит.
Вик бросил окурок в костер, пихнул кулаки в карманы куртки и быстро ушел в ночь.
Кати только вздохнула. Ее ладони с длинными тонкими пальцами лежали на голых коленях. Пальцы едва заметно дрожали. Она только изображает спокойствие, понял Гай, Бог мой, она так напряжена!
— Держи, Кати, — он протянул девушке флягу.
— Спасибо.
Кати сделала несколько глотков и улыбнулась. Отблески костра в ее глазах влажно дрожали. Гай, раздавив сапогами робость, подсел к девушке.
— Ты помнишь, кем была до того, когда… случилось все это?
Девушка кивнула.
— Многое стираться, бежать из памяти… но это я помнить. Я тогда жить в Гамбурге. Я… не думаю, что тебе лучше знать.
Гай положил Кати руку на плечи — как бы успокаивая, на самом деле он сгорал от желания прикоснуться к ней. Кожа девушки оказалась прохладной и чуть грубоватой на ощупь — как он и ожидал. Он вспомнил, как где-то читал, что из негров редко получаются хорошие спортсмены-пловцы — слишком велико трение кожи о воду, и они не могут соперничать с белыми.
— Отчего же мне лучше не знать? — спросил Гай преувеличенно весело.
Он принялся уговаривать Кати рассказать ему все о себе. Девушка долго смотрела с тихой улыбкой в костер, потом сделала еще один глоток из фляги и хрипло сказала:
— Меня и еще нескольких девушек привезти в Гамбург из Камерун. Нам сказать — есть работа, хороший работа на фабрике, в магазине, сиделка с детьми. Потом отобрать паспорта, запереть, и заставить спать с мужчинами. Потом сказать — если вы дергаться, сообщим в полицию, и вас заберут тюрьма. Наш хозяин один албанец, звать Али, потом продать меня за 5 000 евро другому, звать Фатих.
Ее спина под рукой Гая закаменела.
— Нам сказать снова спать с мужчинами. Каждую ночь несколько мужчин. Иногда сразу несколько мужчин. Белые мужчины любят африканскую экзотику.
— И ты… не могла сбежать? — хрипло спросил Гай. Ему очень хотелось отдернуть руку, но он заставил себя не делать этого.
— Нас держать в подвале, глубоко-глубоко… не закричать, не позвать никого, — девушка закрыла лицо руками, голос ее треснул, — нам сказать, что отпустят через месяц, и мы верить… потом прошел месяц, и они сказать, что надо еще один… а потом…
Она тихо заплакала.
— Поэтому ты выжила, да? — после долгой паузы спросил Гай, — была в подвале, когда случилось… это?
Кати кивнула.
— Хозяин, Фатих, вести нас сюда… он знать про Содом от друга и менять нас за коньяк, воду и консервированную ветчину.
Девушка тяжело вздохнула, вытерла слезы. В костре попискивали уголья.
— Мне было хорошо жить здесь.
— Хорошо? — изумился Гай.
— Я заботиться о детях, кормить, стирать — потому меня не держать в сарае avec autres jeunes filles. Не как в Гамбурге. Конечно, тут ужасно… но tu comprendes, человек ко всему привыкать.
Гай медленно кивнул. Они долго сидели у огня, глядя на пляшущие языки пламени, и молчали. Потом Гай снял с себя куртку и накинул ее на плечи Кати. Небо над головами начинало светлеть.
Проснулись далеко за полдень. Дети, рассудившие, что жизнь продолжается, и сегодняшний день определенно лучше вчерашнего, с визгом носились среди перевернутых повозок. Вик словно и не ложился. Он устроился на гранитном валуне и, вооружившись толстой иглой, сосредоточенно штопал рукав ковбойки.
— Bon matin, — осторожно приветствовала его Кати.
Вик кивнул ей — словно не было между ними вчера никакой ссоры.
«Вот и славно подумал Гай, жуя завтрак. Похоже, жизнь налаживается. И пусть Вику перемены не по нутру, ему так или иначе придется принять их. Надо жить сегодняшним днем, улыбнулся он, прикладываясь к фляжке (голова ныла после ночных возлияний) — пусть завтра нас поразит огненный дождь, но в данную секунду мы спокойны и счастливы. Да, все хорошо. И пусть это продлится как можно дольше».
— Кати, ты теперь с нами, со Мстителями, — сказал Вик и посмотрел на небо, — мы должны тебе кое-что показать, прежде чем свалим отсюда. Ты когда-нибудь была на севере от города, вон за теми холмами?
— Нет. Меня не пускать далеко.
— Так я и думал. Пришло время тебе сходить туда.
— Я схожу, — сказала Кати, жуя лепешку, — но помни: я еще не сказать «да».
— Гай, — Вик словно не слышал её, — я попрошу тебя сводить новенькую туда, где мы были вчера и объяснить ей всё так, как если бы объяснял я сам.
Гай поперхнулся.
— Черт, Вик! Ты хотя б подождал, пока я доем!
— Что там? — с любопытством спросила Кати.
— Увидишь, — загадочно проговорил Вик.
«Все-таки есть в тебе эта идиотская склонность к игре на публику, дружище, — хотел сказать Гай, но удержался, — иногда это выглядит, как… дешевое пятничное шоу».
— Я надеюсь, ты постараешься ввести Кати в курс наших дел. — Добавил Вик, — для меня важно, чтобы объяснил ей все именно ты, брат.
— О'кей, постараюсь.
«Впрочем, не такое уж и дешевое. Как бы бедняжка в обморок не грохнулась».
— А дети? — спросила Кати.
— За детьми я присмотрю. Идите.
Гай встал, облизнул пальцы и вытер их о куртку.
— Пошли?
Ветер выдохся за последние дни, и в это утро над пепельными барханами нависло прохладное спокойствие. Песок шуршал под ногами. Гай с кислой миной огляделся по сторонам — Содом уже скрылся за холмами, жуткая братская могила была где-то близко.
— Тебе не холодно босиком? — спросил он Кати.
— Я ходить, как в Камеруне, — белозубо улыбнулась девушка.
Гай опять повертел головой и вдруг остановился.
— Слушай, Кати… тебе хочется в такой славный денек любоваться кучей трупов? — тихо спросил он.
Девушка вздрогнула, её широкая нижняя губа оттопырилась, из-за чего Кати стала еще некрасивей:
— Зачем?
— Вот и мне не хочется. Давай здесь посидим.
«Тихий бунт и саботаж, — мелькнуло в его мозгу, — если Вик узнает, дело может и Мясорубкой кончиться». А Кати неожиданно поддержала:
— Хорошо, — и снова улыбнулась.
— Да садись ты, — Гай дернул девушку за руку, — вдруг он смотрит?
Они сидели на корточках в ложбине меж двух круглых холмов, похожих на женские груди. И две настоящие упругие женские груди с любопытством поглядывали на Гая из-за краешка декольте. Тонкая каемка, когда-то оранжевая, теперь выцвела и истерлась, там и сям свисали лохматые нитки. Платье было слишком тесным для такой крупной девушки; нижнего белья Кати не носила. «Этот сарафан — просто тряпочка. Ничего же не скрывает», — подумал Гай, чувствуя, как рот наполняется вязкой слюной. После вчерашней сцены у костра он ощущал себя куда уверенней. Кати встретилась с Гаем глазами и смущенно опустила взгляд. Гаю почему-то стало очень хорошо оттого, что она смутилась.
— Ты заметить — небо сегодня красный? — нарушила девушка неловкое молчание.
— Небо? — удивился Гай и поднял голову.
Серая облачная пелена и в самом деле изменила цвет — словно в ней растворили капельку крови, но мысли Гая были направлены совсем в другую сторону, и он даже не задумался над этим.
— Знаешь, Швайни и другие ребята рассказывать про вас, — Кати зачерпнула песок ладонью и выпускала его тоненькой серой струйкой.
— Интересно, — отозвался Гай.
Он смотрел на её острые гладкие плечи и представлял, как его язык касается ее черной, необыкновенно ровной кожи. Господи, она такая чистая. Среди всей этой грязи она — такая чистая! Гаю казалось — он чувствует мягкий и сильный, терпкий запах женщины. «Сделай это, Гай, — подумал он, — поцелуй её. Давай, сейчас. Когда еще представится такой удобный случай? Для кого в воздухе разлит этот аромат? Для тебя. Почему это платье такое прозрачное и тонкое? Потому что ты рядом. Давай, трус». Но он не смел! Девушка продолжала:
— Они говорить просто слухи… говорить — кто-то ходить в пустыне и убивать всех, где встречать. Мы, женщины в Содоме, думать, это такие психи в пустыне. Но Швайни сказал, что ему сказали — видел четверо и один робот. А вас только два и робот. Почему так? Были еще?
— Н-н-насколько я знаю, нет, — пробормотал Гай, отдирая прилипший к небу язык, — Вик всегда говорил, что д-д-до меня ходил один.
Какие длинные у нее ресницы. Знаете ли вы, дамы и господа, что у негритянок бывают ресницы, похожие на крылья сумрачных тропических мотыльков?
— Значит, есть еще другие как вы, — Кати задумчиво играла оплавленными камушками-голышами, — Получается, никто не сможет уцелеть. Рано или поздно, да?
