Николай Желунов - Закон о тюрьмах
— Что такое? — Вик вздрогнул, быстро поглядел по сторонам.
— Не туда! Под башней.
У подножия скособоченной лесенки лежал джинсовый рюкзак. Рядом стояла серебряная фляга; стволом в пыль замер тускло блестящий парализатор.
Девушку звали Кати. С первого взгляда Гай понял, что хочет её.
Кати была высокой, очень худой негритянкой с длинными грязными косичками, и огромными ореховыми глазами. На узких и острых её плечах рваное летнее платье цвета упавшего в пыль сливочного мороженого висело, как на скелете. Под тонким, почти прозрачным слоем хлопка перекатывались при движении крупные, слегка обвисшие груди. Оказалось, Кати всего двадцать лет. До самого вечера она просидела на бревне у костра, который Гай разжег на центральной площади, и присматривала за ребятишками (их в бараке оказалось семеро). Когда Вик объяснил Кати кто они с Гаем такие и почему она должна теперь к ним присоединиться, девушка долго молчала, а потом попросила оставить детей с нею.
— Мы не можем, — покачал головой Вик, — не имеем права.
Появление новой Мстительницы выбило его из колеи. Вик явно не знал, как себя вести с такой странной помощницей.
— Je ne comprends pas, почему так? — нахмурилась негритянка.
— Ты не слышала, что я сказал? Эти малыши, и эти взрослые, весь этот дерьмовый город — ошибка, недоразумение Господне, и мы (и ты теперь тоже) должны всех, кого встретим отправлять туда! — Вик ткнул пальцем в Мясорубку, застывшую на склоне холма над городом. Вокруг страшного устройства расхаживал демон, собирал парализованные тела и методично швырял их в алчно мерцающую центрифугу.
Гай поглядел на детишек. Три девочки и четыре мальчика возрастом примерно от пяти до двенадцати лет стайкой уселись вокруг девушки и в безмолвном ужасе смотрели в сторону — на Бамбулу, даже не слушая, что говорили о них Вик и Кати.
— Я не идти с вами, — волнение в девушке выдавал только усилившийся акцент, — это очень гадко, убивать les enfants, это совсем фашизм…
Вик так чиркнул спичкой о коробок, что выбил сноп искр.
— Черт. Черт. Черт! — бормотал он, закуривая.
Кати отказывалась верить, что путешествие в Мясорубку не означает смерть.
— Хороша помощница. — Буркнул Вик. — Может, ты еще и в Бога не веришь?
— Я верю в Иисуса, — спокойно ответила Кати.
— Хреново веришь, выходит.
— Иисус говорит, надо любить всех. Я люблю всех, и les enfants больше всех.
Пока они спорили, Бамбула собрал тела содомцев; ощущение чудовищного пляжа, раскинувшегося вокруг, исчезло и вернулось ощущение пустыни. Закончив, демон подошел к костру и указал сверкающим стальным пальцем на детей.
— Ты иди! Иди отсюда! — забеспокоилась Кати.
— Иди, Бамбула, — хмуро сказал Вик, — мы тебя потом позовем.
Демон покачал головой, погрозил Вику пальцем и снова указал на детей.
— Хорти, я боюсь! — захныкал самый маленький из мальчишек, Люк.
Дети отползали за спину Кати. Хорти, старшая девочка — очень серьезная, с узким некрасивым лицом и седыми, как снег волосами — кулаком погрозила демону в ответ.
— Иди, не пугай малышей! — негритянка встала, загораживая собою детей. Демон вдруг замер, его круглые глаза-тарелки неприятно сверкнули. Он же сейчас нападет! — понял Гай.
— Бамбула, успокойся. — Гай шагнул к демону, смело похлопал его по плечу. Металл под рукой оказался на удивление холодным, словно демон выбрался из морозильника.
— Кати теперь с нами, понимаешь? — продолжал Гай, — ты не вздумай ее ударить, или еще как-нибудь обидеть. Хорошо?
Демон не двигаясь смотрел на Кати.
— Иди, Бамбула, — повторил Вик. — Потом все получишь. Иди.
Глаза-тарелки недоверчиво мерцали в оранжевых отсветах костра.
— Вспомни, я тебя не обманывал, — добавил Вик.
Это подействовало. Демон кивнул и неохотно забрался в Мясорубку, посекундно оглядываясь.
— Quel monstre… — сказала Кати дрожащим голосом, — alors… дети должны покушать. Мы искать еду, — сказала Кати и вместе с Хорти удалилась во тьму. Вик побрел следом за ними, яростно дымя сигаретой.
Хорошо, что эта негритянка такая некрасивая, уныло подумал Гай. Не хватало еще влюбиться в нее. Что же тогда, в самом деле отрезать член? Он достал фляжку и сделал хороший глоток. Вино обожгло пустой желудок, мгновенно впиталось в кровь, мягко ударило в мозг. Прав Вик, ох как прав: если помыслы твои грязны — грех будет ходить за тобой по пятам, выжидая момент; а чтобы поступать по совести и думать о небесах, как о неизбежном, сначала нужно стать чище слезы ангела. Но даже Вик не может всего предусмотреть. Мог ли он предположить, что в их отряд войдет эта девчонка? Он злится, это видно. Но противиться нельзя! Нельзя! Гай отхлебнул еще вина, вытащил из рюкзака лепешку и принялся мрачно жевать.
Дети, облизываясь, смотрели на него.
— Хотите? — спросил Гай, и понял — глупый вопрос. — Ну, идите сюда, малышня.
Ребята вмиг окружили его, громко галдя и протягивая худые голые ручонки. Гай по-честному разделил остатки лепешки на шесть кусков. Один из мальчишек — лохматый и черноволосый, чумазый, как чертенок — не подошел к Гаю, он сидел чуть в отдалении и, выпятив нижнюю губу, остановившимся взглядом смотрел на огонь.
— Ваш друг не хочет есть? — спросил Гай.
— Это Фриц. Он потом пожрет дерьма, своей любимой еды, — не переставая жевать, хихикнул самый старший из мальчиков по имени Гути.
Гай отвесил Гути затрещину.
— Разве мать не учила тебя, что нельзя обижать маленьких?
— Кого я обидел? — искренне удивился Гути.
Гай вздохнул.
— Эй, Фриц, или как тебя там. Иди ко мне, не бойся. Иди скорей.
Фриц покосился на Гая, но с места не сдвинулся.
— Иди сюда, жопа! — приказал Гути.
Фриц поднялся и, подволакивая ногу, побрел к костру.
— Держи. — Гай вложил ему в пальцы лепешку. — Ешь. Ну ешь же.
Фриц наконец поверил, что его не разыгрывают и принялся есть. В один присест он проглотил свой кусок и голодными глазищами уставился на Гая.
— Что у тебя с ногой? — спросил Гай.
Мальчик хлопал глазами, словно не слышал вопроса.
— Это Швайни его, — с каким-то благоговейным ужасом сказала девочка по имени Герта. У Герты были коротко стриженые волосы, выкрашенные зачем-то в ярко-голубой цвет и узенькая мордочка лисенка. Фриц, услышав имя Швайни, вжал голову в плечи.
Гай хотел спросить, что за гад этот Швайни, но внезапно понял, что ему совсем не хочется знать, кто это такой и что он сделал с Фрицем. От одной мысли об этом к горлу подкатывал комок тошноты. Гай указал на голубые волосы Герты:
— Что у тебя с головой?
— Это? — засмеялась Герта, кокетливо поправляя прическу, — меня муж покрасил. Не нравится?
— Твой… муж?
— Ага. Он добрый был, хороший… Почти не бил меня… Только старенький был и немножко странный.
Добрый, хороший, со злостью подумал Гай. Откуда они все повылезали после конца света, из каких дыр? Скоты. Как может в нормальном человеке из просвещенного общества скопиться столько извращенной жестокости, похоти? И почему все это проявилось именно сейчас, когда Бог, казалось бы, столь явно явил людям свое могущество?
— Тебе сколько лет, Герта? — спросил он.
— Кажется, десять, — улыбнувшись, девочка сделала книксен.
Десять лет. Она говорит об этих вещах и смеется. Нет, Вик прав, тысячу раз прав. Всех в Мясорубку! Разве могут вырасти из этих детей приличные люди? Они уже испорчены… маленькие содомцы…
Пока в душе Гая боролись жалость и негодование, он прихлебывал вино почти без остановки, и скоро в голове у него зашумело.
— У меня было два мужа, — сообщила маленькая девочка по имени Кирстен.
— И у меня раньше было два, — подхватила Герта, — только Фредди повесили за ноги над костром за воровство. Он был злой, нехороший. А второй муж, я не знаю, как его звали, он был другой…
— У меня была жена, — сказал вдруг лохматый Фриц. У него оказался хриплый низкий голосок.
Гай посмотрел на других мальчишек, но те почему-то покраснели и отвернулись.
— А Кати? — спросил он. — Кати чья жена?
— Общая, — пожал плечами Гути.
— Она не жена! — воскликнула Кирстен, — она моя мама.
— И моя, — сказала Герда.
— И моя, — тихо добавил Фриц.
Остальные ребята промолчали, но по их лицам Гай понял, что они тоже не против считать Кати своей мамой. Внезапно он подумал, что Кати — единственный уцелевший в Содоме взрослый человек, и уцелела она именно потому, что не бежала со всех ног прочь от демона, и не напала на него с оружием, но осталась защищать детей. У нее даже были все шансы подстрелить их с Виком из пулемета и бежать вместе с детьми, пока демон занимался женским бараком.
Вик выжил, потому что спустился в метро за сигаретами. Кати — потому что не хотела бросить семерых измученных педофилами малышей.
