Лиза Генри - Темное пространство
Его восхищение коснулось меня легким дыханием, но я отпихнул его подальше.
— В космосе происходит много дерьма. И это дерьмо убьет нас всех. — Я уставился в потолок и прерывисто вздохнул. В голове опять всплыл сон: я, подвешенный в темноте и холоде, ожидающий удара. — Мне нравится ощущать землю под ногами, чувствовать на спине солнечные лучи и знать, что я могу дышать вволю.
Он стиснул мою руку.
— Солнце — ведь тоже звезда. Так что ты тоже гоняешься за звездным светом.
— Я ни за чем не гоняюсь, — возразил я. — Я просто хочу отслужить и вернуться домой.
Мы полежали молча, а потом Раштон повернулся ко мне и скользнул ладонью под мою футболку.
— Какого черта? — Я попытался вывернуться.
Он прижал руку к моей груди.
— Просто закрой глаза на минуту, Гаррет. Не пугайся.
Не пугаться? Да он, мать его, шутит?
— Просто закрой глаза, — попросил он, и я услышал в его голосе улыбку. Правда, не уверен, что я ей поверил. — Я не собираюсь на тебя набрасываться.
— Как скажешь, — пробурчал я, желая, чтобы сердце не колотилось так быстро.
— Закрой глаза, — повторил он.
Я неохотно зажмурился и сказал себе, что, если понадобится, запросто его скину. Если захочу. Черт.
Он раздвинул пальцы, и у меня закололо кожу. Дыхание застряло в горле, а член зашевелился. Черт. Черт, черт, черт. Тысячу раз черт.
— Не пугайся, — повторил Раштон, обжигая дыханием мое ухо. — Просто чувствуй.
Я сглотнул. Он вовсе не удерживал меня силой, так почему же я не мог пошевелиться? Какого хрена со мной происходит? Я прошелся языком по пересохшим губам и тут же пожалел об этом. Что если он сочтет это приглашением? Вдруг он меня поцелует? Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня?
— Просто чувствуй. — Его голос звучал едва слышно.
Я сделал глубокий вдох и задержал дыхание. А выдохнув, понял, что сопротивление оставило меня вместе с воздухом.
Меня окружала темнота, но на этот раз мне не было страшно. Повернувшись, я заморгал, и в ресницах застряли лучи света. Света звезд.
Я прижал к окну ладонь, растопырив пальцы.
Здесь было так красиво. Я смотрел в черноту, и она словно разворачивалась передо мной. Слой за слоем. Темно-синий, фиолетовый, оранжевый и белый. Как калейдоскоп, только я не крутил его в руках. А медленно кружился посреди бесконечности. Столько цвета. Такая красота. Настоящее откровение.
Я надавил ладонью, и окно под ней прогнулось. Словно кожа.
Я был в капсуле. Плыл посреди космоса в капсуле Безликих. Окруженный странной молочной жидкостью, которая наполняла мои легкие. И я не боялся. Почему я не боялся?
— Чувствуешь?
Мне показалось, что голос доносится откуда-то издалека.
— Да. — Я вздохнул, повернув голову к цвету. Я был таким маленьким, меньше пылинки на безбрежном кипящем котле мироздания. И я не боялся, потому что был его частью. Что бы ни случилось, я не боялся.
Я плыл, слушая собственное сердцебиение, широко распахнув глаза.
— Хорошо, Гаррет, — прошептал Раштон мне на ухо. — Все хорошо. Теперь можешь вернуться.
Хорошо.
Это было все равно что медленно очнуться ото сна.
Я несколько раз моргнул и уставился в потолок. Повернув голову, я увидел совсем близко лицо Раштона. Я чувствовал его дыхание на своих губах.
— Что это было?
Он слегка улыбнулся.
— Воспоминание.
— Я думал, что в капсуле ты был без сознания, — прошептал я. Я не мог оторвать взгляд от его губ. Они снова изогнулись.
— Это сложно объяснить. Иногда я открывал глаза. Я не то чтобы бодрствовал, но все же видел.
— И тебя это не пугало? — спросил я.
Он покачал головой и поднял руку, чтобы откинуть волосы с лица.
— Нет. Я знал, куда лечу. Знал, что Кай-Рен позаботится о том, чтобы я туда добрался.
При упоминании Безликого мне стало не по себе. Я отодвинулся.
— Прости, что вырезали тебя. Мы понятия не имели.
Он пожал плечами.
— Это неважно.
— Я думал, ты мертв, — сказал я, вдруг вздрогнув.
— Я просто спал, — ответил он и снова потянулся к моей руке.
Послышался треск электричества, и я опять передернулся, задумавшись, на что будет похоже, если мы прижмемся друг к другу, кожа к коже.
И, наверное, он услышал эту мысль, потому что глаза его широко распахнулись.
— Прости, — пробормотал я, отвернувшись.
— Все в порядке, — отозвался он, устраиваясь рядом со мной.
Скорее всего я даже не в его вкусе.
Прежде чем я успел подумать, откуда взялась эта мысль, он ответил:
— Как знать.
Черт. Я выпрямился, вырвал свою руку из его пальцев и ушел в ванную. Захлопнув дверь, я опустил туалетное сидение и, трясясь, уселся на него.
Черт, черт, черт. Да что со мной такое? Я не гей. Не гей. Не гей. Так откуда этот стояк?
— Гаррет?
Я вскинул голову:
— Дай мне минуту.
— Я вхожу. — Подождав немного, он открыл дверь и нажал на выключатель — я заморгал от света флюоресцентных ламп, залившего комнату. Здорово. Как там было у Шекспира? «Как? Самому мне освещать свой стыд? Ах, он и без того уж слишком ясен»[1].
Он поднял брови.
— Да, я читал Шекспира, — пробурчал я. — Удивлен?
— Немного, — признал он.
Может, я и бросил школу в двенадцать, но у нас были книги. Шекспир принадлежал матери. Папе нередко приходилось продавать что-нибудь из них, но Шекспира мы сохранили. Отец говорил, что любой уважающий себя человек должен его прочитать. И мне нравились трагедии, пусть я и не каждое слово понимал. Отец обожал хроники, а мать, по его словам — сонеты. Ее любимым был тот, что про любовь, которая не меняется. «Она звезда, и моряку сквозь мрак блестит с высот, суля приют счастливый»[2]. Похоже, Шекспир тоже гонялся за звездным светом.
— Ну, мы на севере не все безграмотные нищеброды, — сказал я Раштону.
Тот слабо улыбнулся:
— А мы на юге не все попивающие латте педики.
Туше, чтоб его.
Он вздохнул и опустился на корточки рядом со мной.
— Я тебя понимаю.
— В этом и проблема, — проворчал я.
Он наморщил нос.
— С Кай-Реном поначалу было то же самое. Потому что он знал все, знал, о чем я думаю. И это было ужасно. Я пытаюсь сказать, что тебе незачем бояться, если в голову вдруг придет какая-нибудь чушь. Я был на твоем месте. Я не стану думать о тебе хуже.
Я вызверился на него.
Ля-ля-ля-ля-ля. Ну и о чем я сейчас думаю, придурок? Не о сексе. Вот черт.
Раштон расхохотался, запрокинув голову.
— Гаррет, ты меня убиваешь!
— Пока нет, — заметил я, — но подумываю об этом.
— Мне очень жаль. Правда. Я понимаю, каково тебе, и мне жаль, что нам приходится это делать.
— Ты не виноват, — пробормотал я, слегка расслабившись. Может, бояться и нечего. Я ведь могу надеяться, что он не выболтает все мои секреты? К тому же мы все равно скоро умрем. Не то чтобы это меня успокаивало. Но… спасибо, Господи, и за малые милости.
Раштон встал и взял меня за руку.
— Так что, попробуем поспать?
— Хорошо, — кивнул я, поднимаясь.
Мы направились в спальню. Он снова лег у окна.
Я засунул под голову подушку.
— Слушай, спасибо за сегодня.
Мне не нужно было объяснять ему, что я говорю о показанных им воспоминаниях.
— Все нормально.
— Космос всегда пугал меня, — вымученно улыбнулся я. — Может, теперь эти кошмары оставят меня в покое?
Раштон помолчал немного. А когда заговорил, его голос был едва слышен:
— Прости.
Выгнув шею, я посмотрел на него:
— За что?
Его лицо в темноте было совершенно серьезным.
— Это не твои кошмары. А мои.
Глава семь
Спустя еще один день нашего домашнего ареста я готов был лезть на стену. Делить комнату с Раштоном уже было плохо. Делить постель было пыткой совсем иного толка.
— Хватит! — воскликнул я, откатываясь в сторону.
Но Раштон, как и всегда, был рядом и сжал мое запястье.
Никогда еще мне так не хотелось вернуться в казармы. К черту эту большую комнату с этой большой кроватью, ванной и головокружительным видом на серебряные мерцающие в черноте звезды. Мне больше нет до них дела. Верните мне мой узкий брезентовый матрас и храпящего О'Ши. Это хуже клаустрофобии.
Проблема заключалась в том, что нам приходилось делить постель… и мысли. Сны Раштона становились все четче, и большая их часть — я чертовски надеялся, что они все-таки не мои — была про члены. Не могу назвать себя гомофобом. Ну, я все-таки провел на Третьем три года, здесь нет девушек, так что случается всякое — и то, о чем не напишешь в письме домой, но ты не должен был видеть такое во сне. Не должен был этого хотеть. Ты примирялся с этим, вот и все. Или, как уроды вроде Уэйда, ты брал это, даже если другой парень сопротивлялся.
А мне вдруг начали сниться члены. Я ласкал их руками, сосал, сидел на них верхом, и все это, мать вашу, в цвете. А самым худшим было то, что обе ночи я просыпался с таким стояком, что приходилось убегать в душ и по-быстрому дрочить. Я приноровился справляться за полторы минуты, потому что стоило чуть помедлить, и Раштону совсем плохело.
