Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
Лиха беда начало. Вскоре на пригорке показалась взмыленная лошаденка. Бедное животное, спотыкаясь и падая, тянуло возок, доверху груженый мешками.
Если кто-то думает, что человек сходит с ума постепенно, могу заверить -- ошибается. Моя крыша поехала сразу, как только мешки стали оживать, причем не по отдельности, а оптом.
-- Вот и Лизонька пожаловала. Теперь природных катаклизмов не избежать, -- прошептал побледневший дед Кондрат и юркнул в кусты.
Обессиленная лошадь рухнула на траву. Два центнера румяной плоти ступили на землю. Лагерь опустел. Дымятся костры, булькает в котлах каша, а народ исчез, растворился в воздухе. Два идиота -- я да Ленька, с ужасом взираем на гостью.
Дебил, заделавшись натуралистом, нервно теребил дрожащей рукой какой-то лютик. Не спасло. Мощная ладонь обхватила тощую шею.
-- Где он, этот подлец! Куда спрятали? Я покажу, как слабую беззащитную женщину одну дома оставлять!
Ленька и рад был ответить, да не мог. Какие тут разговоры, когда язык до пупка вывалился, прыщи на лице и те посинели. Надо спасать графа, еще минута и не одна реанимация не откачает. Потеря пустяковая, да молод больно пацан, жалко.
-- Э, э, сударыня, полегче, вы ж княжеского племяша жизни лишаете.
-- Кто таков?
-- Да как сказать, -- растерялся я. Не больно-то хотелось переключать внимание Лизаветы с графской персоны на свою. -- Вроде как друг дражайшего супруга вашего...
-- Ага, значит такой же бабник и алкаш! -- Клац, вторая рука завязалась узлом на моей шее. Состояние неописуемое. Нечто среднее -- между хреново и очень хреново. Весим, болтаемся с Лёнькой, ноги до земли не достают. Словно два листочка на осеннем ветру. Погорячился я с Ивашкой, надо было выслушать отходную.
-- Елизавета! А ну брось! -- Раздалось за спиной. -- Отпусти, кому велено!
-- Кондратушка! -- заголосила баба и ослабила хватку. Мы с графом глотнули воздуха. -- Голубь мой ненаглядный, поди сюда, -- блажила женщина.
-- Ну что ты, в самом деле, -- залепетал Кондрат Силыч, с опаской приближаясь к супруге. -- Всего день, как в походе, а я уж измаялся, все думки о тебе, тоска сердце гложет. Средь ночи приснилась, так до утра глаз не сомкнул боле.
-- Ой, голубь мой ненаглядный, сокол ясный! Ы-ы-ы! -- Завыла Лизавета и без чувств опустилась на траву. Крапивин присел рядом, обнял, сколько смог, и принялся нашептывать на ухо ласковые слова. Разбушевавшийся вулкан затих.
-- Ы-ы, -- хлюпала носом Елизавета. -- Предупредил бы, я б в дорожку собрала.
-- Печалить тебя не хотел...
Пронесло -- отлегло у меня на сердце. Надо же, сроду не думал, что ласка одинаково влияет на всех женщин, не зависимо от объема. Поживем еще. Вот только у полководца недодушенного не вовремя графские замашки проснулись. Чего судьбу второй раз пытать, смолчал бы зараза, самому жизнь не дорога, о других думать надо.
-- Покушаться! -- Взвизгнул, отдышавшись, Леопольд. -- Шкуру на барабан натяну! На ремни исполосую!
-- Ты чего Лёнь? -- нахмурилась Лизавета.
Дебил затрясся, как кролик перед удавом, нервно дернулся кадык и он совсем другим тоном произнес:
-- Эт я так, теть Лиз, не обращайте внимания, голову напекло. Я пойду, ладно?
-- Ступай. Коли что не так, не сердись. Старой становлюсь, нервы уже не те. Кондратушка дома не ночевал, так сердце кровью зашлось. Думала опять, кому под юбку залез. А выходить не брехали бабы и, правда, в поход подался, с души как камень свалился.
-- Да как ты можешь! -- вякнул супруг. -- Кроме тебя и в мыслях некого нет.
-- У-у-у, -- залилась слезами счастливая Лизавета.
Страсти улеглись и народ потянулся завтракать. Каша подгорела, жевали молча, давясь перепрелым овсом.
Провожать супругу Кондрата отправились всем скопом. Бедная лошадь осознано пыталась откинуть копыта, но этот номер не прошел. Несчастное животное потрусило в сторону столицы.
К обеду штрафники загрустили. Бесцельное шатание по лагерю разлагало дисциплину. Прямое начальство отсутствовало. Ленька после общения с Лизаветой тоже бесследно исчез. Пришлось брать инициативу в свои руки.
Принято считать -- служба в армии делает из мальчишек мужчин. Хотя многие, почему-то, отводят эту роль женщинам. Там, где довелось служить мне, ощущалась жуткая нехватка представительниц прекрасного пола. Не все офицеры могли позволить себе такую роскошь. Возможно в связи с этим, дабы солдатики не уподобились барину, который за неимением кухарки, жил с конюхом, политика начсостава была проста и бесхитростна. Рядовой всегда должен быть в меру сыт, до синевы выбрит и измотан работай. В пустой голове и мысли соответствующие. Эту древнюю как мир аксиому я и взял на вооружение.
Разумеется -- выщипывать одуванчики, красить листву или подметать ломиком плац я никого заставлять не собирался. Да и бритье вряд ли кореша восприняли бы с восторгом. Но работу следовало найти каждому. Боевой дух плетями не создашь, а его еще и поддерживать постоянно требуется. Мое дело в принципе маленькое, случись заварушка -- схватил шестопер и ура, пал смертью храбрых. Да не больно хочется. А посему я решил провести учения. Время терпит, труба на подвиги не зовет. Начальство отсутствует.
Основа всему -- строевая подготовка. Этому меня учили отцы-командиры. Солдат, нечетко выполняющий строевые приемы, обязательно должен струсить в бою и стать предателем. Азы строевого устава должен знать каждый. С этого я и начал.
Следующий этап учений был корешам более понятен. Взяли штатное оружие и принялись крушить все, что подвернулось под руку. Через минуту у моих ног валялся раздробленный на клочки корявый ствол березы. Довольные одержанной победой блатные утирали взмокшие лбы. Гляди на них, меня озарила простая, но гениальная мысль -- обращаться с тем металлоломом, что нас вооружили, не умел только я. Пулемет, автомат, гранатомет -- пожалуйста, шестопер -- извините. Не по Сивке крутые горки.
Солнышко нещадно припекало. Услышав команду: "Отбой!", кореша разлеглись у шалаша. Раскрасневшийся Евсей выговаривал Федору:
-- Подельник, ты что ж, когда равняешься, грудь четвертого человека не видишь?
-- Так как ее увидеть, ежели я третий в строю стою?
-- Устав знать надо, там все сказано! Пахан, что говорил: "Кто живет по уставу -- завоюет честь и славу!"
Я язык прикусил. Быстро Фраер армейским маразмом заразился. В другом месте, да в другое время -- толковый сержант с него бы вышел. Под чьей-то ногой хрустнул сучок. Все обернулись. Микула Селянович подошел ближе и поинтересовался:
-- Давно наблюдаю, а в толк не возьму, чем это вы занимаетесь?
-- Да так, тренируемся.
-- То-то смотрю, взопрели, словно пахали на вас.
-- Тяжело в ученье -- легко в бою. -- Отрапортовал Евсей. -- Это Санька Суворов сказал, правда, он не с нашего княжества, но все равно -- мужик умный.
-- А чего ж других не зовете?
-- Ну, -- растерялся я, -- не уполномочивал никто, так сказать по личной инициативе, на добровольных началах.
-- Коль дело доброе -- уполномочим, -- заверил Микула и поманил остальных штрафников. -- Слушай приказ, с сегодняшнего дня и до окончания посольства сей человек, по прозвищу Пахан, назначается моим заместителем.
Бывший сотник нравился мне больше и больше. Хоть честолюбивые помыслы меня и не тревожили, а все-таки приятно. Микула Селянович отвел меня в сторону. Прежде, чем заговорить, как и прошлым вечером, долго и пытливо рассматривал.
-- Сегодня ночуем еще здесь. Я в город пошел, у сеструхи именины нынче. Гульну напоследок. Вернусь завтра с провиантом, тогда и двинем. За Лёнькой глаз да глаз. Натворит бед -- Князь с меня шкуру спустит, а я тебя на кусочки порежу. Старобок просил уму разуму его поучить. Так что пущай графом себя навеличивает, особо не мудрствуй, чем бы дитя ни тешилось...
-- ...только б сопли о занавеску не вытирало, -- закончил я.
-- Правильно, -- кивнул Микула. -- Ежели меня кто спрашивать будет -- скажи в церкву подался, свечку ставить. Ясно?
-- Так точно!
-- Чего стоишь тогда? Иди, командуй.
Было б сказано. Командовать не мешки ворочать. Для начала пообедали, довольно скромно. Личные запасы почти иссякли, а казенных пока не было. Потом часок на травке полежали. Потом еще один. Затем меня заела совесть, и я приступил к исполнению обязанностей.
-- Занять круговую оборону!
Одиннадцать человек, подчиняясь моей воле, выполнили нехитрый маневр. Для первого раза не плохо. Я принялся за разбор полетов:
-- Антоха, условный противник снаружи, а не в центре. Федька, ты чего там орешь?
-- Пою, Пахан, как же в бою без песни.
-- Ты еще станцуй, милай...
-- Отставить разговоры! В одну шеренгу становись! Ориентир -- поваленная сосна, на рубеж атаки, пятьдесят метров вперед, по-пластунски -- марш! Сорока, задницу ниже! Васька, руками загребай больше, руками! Кондрат Силыч, перекури, у тебя и так день тяжелый был, как ветерану разрешаю.
