Олег Верещагин - Я иду искать. История первая

...Наган грохнул впустую — волк прыгнул неожиданно и стремительно, как белая молния. Олег, движимый каким-то инстинктом, успел перехватить его под челюсть и встретить ударом камаса в грудь. Но огромный зверь как-то по-кошачьи извернулся в воздухе, ударил мальчика боком в левое плечо и голову. Оба противника полетели на вереск под возобновившееся блеянье овец.

Олег вскочил — челюсти волка лязгнули, смыкаясь, возле самого бедра — и ударил вниз, но волк увернулся тоже и, выгнувшись буквой «С», полоснул клыками по правой ноге мальчика ниже колена — та без боли подломилась, и тело волка навалилось сверху на упавшего Олега. Рыча не хуже своего противника, мальчишка не давал волку дотянуться до горла или лица, вцепившись в шерсть под челюстью, а сам раз за разом всаживал камас то в воздух, то в бок волка... пока не ощутил, как страшная тяжесть потяжелела ещё больше... но перестала быть страшной, потому что перестала быть ЖИВОЙ.

Хрипя, Олег свалил с себя белого и сел. Зверь лежал рядом, вытянувшись — и Олег вздрогнул, увидев, что в нём было около двух метров от носа до крестца. Камас торчал в залитом кровью боку — последний удар, пятый, пришёлся в сердце точно между рёбер.

Олег ощутил холод — разгорячённое боем и страхом тело остывало на ночном воздухе. Вместе с холодом пришло осознание боли, и мальчишка скрипнул зубами — в ногу, казалось, снова и снова вонзаются волчьи клыки. Джинсы были распороты, четыре рваные раны располосовали икру до кости. Кровь текла сильно, но нигде не бежала тоненькой струйкой и не выбразгивала фонтанчиком — значит, вены и артерии были целы. Но нога стремительно немела, а всё тело затряс озноб — тряслись руки, и Олег не мог заставить себя не лязгать зубами. Порадовался тому, что его не мутит и не тянет потерять сознание — таких ран он никогда не получал.

— Заткнитесь, — бросил Олег овцам. Невнятно — губы прыгали и казались чужими, как после неудачной драки. Из кармана джинсов достал моток бинта, пропитанного бальзамом, сдёрнул кожаную обёртку. Скрипя зубами, потянул вверх насквозь промокшую кровью брючину, а разорванную чуню сдёрнул вместе с ремнями. — У-у-у-у...

Нога от колена до щиколотки была как чужая. Олег наложил повязку — кровь унялась сразу — и, выдернув камас из трупа волка, сказал, вытирая лезвие о вереск:

— Лучше бы нам было разойтись, одиночка.

Волк молчал, равнодушно глядя на вереск, камни и небо над ними. Олег подобрал револьвер, взвёл курок и дважды выстрелил в это небо.

А потом привалился спиной к трупу волка и закрыл глаза.

...Гоймир нашёл его часа через полтора, не меньше, когда солнышко уже высоко взобралось в небо. Выехал рысью из-за каменной груды — не там, откуда прискакал Олег, держа самострел наготове. Вздыбил коня, соскочил, подбежал с обеспокоенным лицом к лежащему другу, но, увидев волка, остановился. Глаза расширились до размеров блюдца.

— Салют, — Олег слабо махнул рукой. — Присоединяйся, только сначала закажи петербургер и бутылёк колы. Лучше двухлитровый.

— Это Южак! — выкрикнул Гоймир, подбегая и с трудом приподнимая волка. — Он что, напал на овец?!

— Ага. И на меня, — Олег кивнул на свою ногу. Гоймир присвистнул:

— Й-ой! Порвал?

— Зацепил немного...

— Не то слово — «немного»! Посиди, я скорым-скоро коня подведу и подсажу.

Он опрометью бросился прочь, но вновь не удержался — оглянулся и ещё раз сказал:

— От да!

Первое живое существо, которое Олег воспринял, сползая с седла на руки ребят, была Бранка. Он услышал её крик, пробившийся сквозь гул кровопотери:

— Матерь Лада! Ну, Гостимир — жди добра!

— Чем он-то повиноватился? — весело спросил Гоймир, сбрасывая наземь тушу зарезанной овцы.

— Бухнул, что одного из вас волк порвал, а кого — так я его спину спросила...

— Мои страдания не в счёт? — почти всерьёз обиделся Олег. Бранка собиралась ответить, но подскочивший Морок завопил:

— Южак! Й-ой, ей-пра! Вольг, ты его?! Или Гоймир?!

— Вольг, — признался Гоймир. — Камасом под сердце...

— Й-ой!

Налетела толпа. Отбиваясь, Олег слабо кричал:

— Убивают! Автографы потом, приёмные часы с двенадцати до часу ночи! Ай! Не троньте ногу — волк не оторвал, а вы оторвёте!

— Доведу тебя, — Бранка подставила плечо. Олег оглянулся. Гоймир был занят рассказом, но Йерикка, прибежавший вместе со всеми, смотрел внимательно и сочувственно. — Цепляйся.

— Я тяжёлый, — ответил Олег. Девушка пожала плечами и решительно перекинула руку мальчишки себе через плечо:

— А я сильная. Случись — я бы тебя и нести смогла.

— Вот ещё, — фыркнул Олег...

...— Так вот где ты живёшь, — сказала девушка то ли одобрительно, то ли насмешливо. Олег поспешно сел на лавку — прямо на брошенные вчера вечером трусы — и ответил:

— Ага. Мне много не требуется.

— Ложись, — повелительно сказала Бранка, — ногу глядеть буду.

— Да она в норме, не надо... — попытался возразить Олег, но Бранка усилила напор:

— Ложись, кому говорю! Я в этом понимаю, — и от напора словесного перешла к напору физическому, ловко надавив на плечи мальчика. — Лежи.

Присохшая повязка отдиралась так больно, что у Олега на глазах выступили слёзы, и он почти не воспринял слов Бранки:

— Так-то норма у тебя?! Положил повязку и кинул — мол, заживёт, что на волке! Й-ой, дубины эти парни! Хирургический набор есть у тебя?

— У Славны... Эй, ты что, собираешься шить?!

— И кроить, — решительно выставила подбородок вперёд Бранка. — А то — лохмотья эти оставлять, так ли? Лежи.

Она почти бегом покинула комнату и вернулась через несколько минут, неся плевой хирургический набор, шёлк, бинты, тазик кипятку и кусок самой обычной клеёнки.

— А ты умеешь? — неуверенно спросил Олег, следя за её движениями.

— А у нас любая соплюха умеет. Я ещё не в лучших хожу.

— Это обнадёживает, — вздохнул Олег.

— Не трусь, — засмеялась Бранка, — не в лучших — не одно, что плохая!

— Ой, надеюсь...

Шила она в самом деле ловко и быстро, чуть выставив вперёд верхнюю губу. Было очень больно, раны горели, и Олег, наверное, завыл бы, делай это кто-то другой. А так — он смотрел на Бранку, не отрываясь, ощущал прикосновения её рук и терпел. И легче было терпеть всё — ножницы, обрезавшие кожу, иглу, протыкавшую тело и омерзительно тянущуюся сквозь живое шёлковую нить.

— Вот и добро, — удовлетворённо объявила Бранка, закончив накладывать свежую повязку. Денёк покоя — и плясать пойдём. Мазь-то свежая, любое затянет.

— Спасибо, — кивнул Олег, устраивая ногу удобнее. Жгучая боль отступала, на её место шла тупая, мозжащая, которую предстояло терпеть — болеутоляющих тут не придумали, а привозные — дефицит, только для боевых действий, а не для ерунды вроде охотничьих ран...