Токийский полукровка. Дилогия (СИ) - Гримм Александр

Во главе вытянутого стола, в окружении, суетящихся, советников, Оябун восседает будто живой труп. Страшный человек, такой и мать родную прирежет, не побрезгует.

– Сначала выведай у ребенка, где прячется Красный Они и тот второй мальчишка, с которым они вломились в приемку на Акихабаре. Если не можешь сделать все аккуратно, то пускай этим займется кто‑то из ребят. – мордовороты в классических костюмах, кучно стоящие по периметру роскошного холла с панорамными окнами, одобрительно гудят на это предложение. Что ж, могу их понять, наверняка топтаться на одном месте далеко не так весело, как пытать мальчишку‑хафу.

Впрочем, судя по оттопыренным пиджакам, из‑под которых выглядывают ножны и чехлы для холодного оружия, эти парни здесь не в качестве мебели и не для развлечений. Глядя на целую толпу охранников, можно сделать вывод о том, что престарелый Оябун серьезно печется о собственной безопасности. Вот только я сильно сомневаюсь, что причина во мне. Три десятка мордоворотов на одного мелкого хафу, к тому же привязанного к стулу, – явный перебор. Скорее, психопаты из «Потустороннего пути» окончательно прижали хвост бывшему хозяину Тайто. Если не выберусь из этой передряги целым, то очень надеюсь, что «мертвоглазый» старикан ненадолго меня переживет и вскоре будет выпотрошен кем‑то из Ёкайдо. Желательно, с особой жестокостью.

– Простите, босс! – кланяется одноглазый садист. – Этого больше не повторится. Я сделаю все как надо.

Во время поклона, лакированные ножны катаны забавно задирают подолы дорого пиджака, но мне не до смеха, ведь я отчетливо понимаю к чему все идет.

– Хорошо, Керо, приступай. – отрывисто распоряжается глава Мацуба‑кай.

Получив отмашку от босса, одноглазый якудза подходит к краю длиннющего стола, на котором лежит кожаный дипломат и щелкает его застежками. Содержимое кейса скрыто от моих глаз спиной палача, но я прекрасно понимаю, что внутри далеко не конфеты, которыми добрые дядюшки‑якудзы решили угостить славного малыша‑хафу. Когда Керо вновь оборачивается ко мне, в его правой руке зажат скальпель, а в левой покоятся плоскогубцы.

Неторопливо он возвращается ко мне, с вожделением наблюдая за выражением моего лица. Ублюдок хочет отыскать отголоски страха в моих глазах и у него это получается. Ведь я далеко не герой и также боюсь боли, как обычный человек. Это только в сказках люди смеются своим мучителям в лицо, поливая их грязью и остротами. В реальности все далеко не так радужно.

Мой первый тренер служил в Афганистане, он многое повидал и дал мне пару дельных советов: «Антон – говорил он. – Если когда‑нибудь тебя будут пытать, то ори, плачь, можешь даже обосраться. Но никогда, слышишь, никогда не выдавай то, что от тебя хотят услышать. В лучшем случае тебя тут же убьют, в худшем пытки продолжатся. Терпи, Антоха, терпи и надейся, что помощь придет…». Мне надеяться на помощь не приходится, но терпеть я буду. Не потому, что герой, а потому что вредный сукин сын, который твердо знает: «терпение – это единственная опора слабости»! Тренер, Юки, спасибо вам обоим за науку!

Холодный металл плоскогубцев сжимает ногтевую пластину на моей левой руке. По телу проходит дрожь. Дико хочется вскочить с массивного стула и бросится прочь, но путы не позволяют. Дерьмо, даже пальцами пошевелить не могу! Они также, как и предплечья, туго примотаны к подлокотникам.

– Если расскажешь, где Красный Они, то я аккуратно подрежу кожу скальпелем и будет не так больно. – увещевает меня садист, но делает это без особой охоты – мечник Керо хочет насладиться этой пыткой по полной. На самом деле его не интересует Красный Они, он здесь для того, чтобы вернуть мне должок. – Будь послушным мальчиком, расскажи мне все…

– Пфф, да, легко! Наверняка, Красный Они сейчас вовсю порет твою жирную мамашу. – голос дает петуха, но я упорно продолжаю копать себе могилу. – Знаешь, ты бы давно заметил нового отчима, будь у тебя побольше глаз…

– Ублюдок!!! – со зверским выражением на лице якудза дергает на себя, подцепленный, ноготь.

– Аааааааааааа!!! – сознание тонет в океане боли. Сквозь пелену слез, различаю довольную улыбку одноглазого маньяка. Он с каким‑то необъяснимым вожделением смотрит на окровавленную ногтевую пластину, зажатую в тисках плоскогубцев.

– Ну как, продолжим или будешь и дальше упрямиться, а малыш? – через несколько секунд, после того как я замолкаю, спрашивает Керо. Якудза лучится довольством, словно кот, обожравшийся сметаны. Судя по счастливой роже бандита, он испытывает небывалый прилив дофамина от произошедшего. Радость переполняет ублюдка и это хорошо. Для меня хорошо…

«Ну что, Керо, ты получил удовольствие? Эйфория от долгожданной сатисфакции уже затуманила твой разум?»

– Я скажу…все скажу. – сиплю «сорванным» голосом в ответ. – Он…живет рядом…с…

Глава 23

– Керо! Я не слышу, что говорит сопляк. – Оябун, внимательно следящий за пытками, подается вперед, дабы расслышать мое бормотание, но расстояние, между нами, слишком велико, чтобы мои слова достигли его старческих ушей.

– Кажется, уродец сорвал голос.

– Ну, так подтащи сопляка поближе! – кажется, глава Мацуба‑Кай начинает терять терпение.

– Простите, босс! – Керо хватается за поручни стула, к которому я привязан, и тянет предмет мебели на себя. Под громкий скрип деревянных ножек о паркет, перемещаюсь вплотную к торцу длинного стола, во главе которого восседает Оябун в окружении советников из Санро‑кай. – Говори!

В качестве стимула одноглазый мечник щелкает плоскогубцами у моего уха. Волосы на загривке встают дыбом и из глубин сознания выползает, недавно затаившийся, страх. Горло перехватывает спазм. Я знаю, что должен сказать, чтобы все это прекратить, но мне чертовски страшно. Наверное, впервые в жизни страшно по‑настоящему.

– Выколи себе второй глаз. – с трудом выдавливаю из себя слова, которые станут началом конца.

– Керо! Что он лопочет?! – выговаривает босс своему подчиненному.

Но одноглазому мечнику не до причитаний Оябуна, моя Ку‑айки уже поселилась в теле расслабившегося якудзы. Холодный металл скальпеля погружается в, неприкрытую повязкой, глазницу. На секунду воцаряется тишина, а затем помещение тонет в душераздирающем, полном боли, крике. Око за око, паскуда!

Я все‑таки перетерпел, сумел себя пересилить. Не воспользовался Ку‑айки раньше. Да, потерял ноготь, но зато сократил расстояние до цели. Гребанный Оябун – не мог сесть поближе.

– Керо, что ты, мать твою, такое творишь!? – вскакивает босс Мацуба‑кай с насиженного места. За ним подрываются и советники.

Они в панике и не понимают, что происходит. Единственный человек в помещении, который был способен видеть Ки, сейчас корчится от боли, елозя по паркету слепым котенком. А тем временем, «тень» в образе шиноби из Кога‑рю уже раскручивает цепь с закрепленным на ее конце серпом. В следующую секунду, стоящие в один ряд, советники лишаются седых голов. Призрачная кама аккуратно рассекает их тощие, морщинистые шеи. Головы Санро‑кай, словно перезревшие апельсины, с дробным перестуком падают на столешницу.

Начинается паника. Оставшиеся в живых советники рассыпаются прочь, подальше от стола, заваленного головами бывших товарищей. Впрочем, этот маневр не особо продлевает им жизнь. Глупцы, сбившись в кучу, бросаются в сторону выхода и вторым броском “тень” скашивает их, словно соломенный сноп. В этот момент, в поисках незримого врага по огромному залу мечутся вооруженные якудза, которые до этого момента подпирали своими спинами стены помещения. И никто из них не обращает внимания на мелкого хафу. Я же в это время, словно лиса в курятнике, выискиваю новую жертву. Залитые кровью губы растягиваются в предвкушающей улыбке.

А в следующий миг я сталкиваюсь взглядом с единственным человеком в зале, который не поддался паники. «Мертвые» глаза Оябуна Мацуба‑кай неотрывно следят за мной из‑за спин телохранителей. Взгляд дохлой рыбы с легкостью улавливают хищную усмешку на моем лице и умудренный жизнью якудза делает правильные выводы.