Космопорт - Сергей Чернов
Тоже хихикает, но всё-таки отодвигается. Немного.
Излагаю трудности.
— Где-то должны быть видеозаписи… вот эту папку открой!
Вот ради чего я в Москву прилетел. Всё остальное — попутно.
2 августа, понедельник, время 13:30.
Московская область, Звёздный городок.
Начальство ЦПК встречает меня со сдержанной вежливостью. Михаил Павлович Мелихов, коротко стриженый, темноволосый. Не красавец, хотя черты лица правильные. Мешки под глазами портят образ или добавляют штрих. Как посмотреть.
— С чем вы к нам, Виктор Александрович?
— Забираю свою группу.
— Им ведь ещё полтора месяца!
— Ждать не можем. Закончим на ходу и у себя. Как раз заканчиваем с монтажом основного оборудования.
— Жаль-жаль…
Конечно, жаль. Выплаты за обучение прекращаются. Но нет причин лить слёзы.
— А вам-то чего? Набирайте следующую группу, кандидатов мы вам подошлём. Разрыв будет не больше месяца, затем занятия возобновите. Этот выпуск мне нужен прямо сейчас.
Мелихов отдаёт своим приказ на выписку пациентов, то есть, на выпуск курсантов и предлагает экскурсию. Отказываться не стал, знания карман не тянут.
Проходим макеты станций и кораблей, немного задерживаюсь у барокамер и внимательно разглядываю центрифугу.
— До двадцати «же» может разгоняться, — поясняет Мелихов. — Хотя на максимальные обороты никогда не выводим. Обычный предел — десять «же». Не хотите попробовать? Вы вроде в хорошей форме, три-четыре «же» должны выдержать.
Запросто! Соглашаюсь, и центрифугу начинают готовить к старту. Меня взвешивают. Кажется, это нужно для формирования противовеса. Прошлый век, ржавую балку им на дряблые плечи! Можно же сделать автоматическую регуляцию, искин даже в режиме дрейфа накидывает схему, в результате которой утяжелённой конец придвигается ближе к центру, тем самым возвращая центр тяжести на ось вращения.
Надо по прилёту домой глянуть, как у нас сделано. Что-то поздно я об этом подумал. Возникает гадкое чувство на основе простой истины: «хочешь сделать хорошо — сделай сам». Возникает и с гнусной усмешкой подсказывает: именно так и будет.
С другой стороны, простота — тоже плюс. Меньше шансов сломаться.
Наконец, процедура подготовки заканчивается. Мелихов поглядывает с некоей долей мальчишеской гордости — вот что у нас есть! Усаживаюсь в кресло. От испытаний вертикальной нагрузкой отказался, позвоночник надо беречь.
Центрифуга начинает раскручиваться. Мне не надо говорить, что фокусировать глаза надо на противоположном конце. Только он неподвижен в нашей общей системе координат.
«Два с половиной же», — сообщает механический голос в наушниках. Руки, немного голову поднимаю спокойно, двигаю пальцами.
«Три. Четыре. Четыре с половиной», — нагрузка уже чувствительная, но дискомфорта не вызывающая.
«Пять. Шесть. Семь», — что-то они размахнулись. Решили, что глава космического агентства обязан выдерживать нагрузки, положенные рядовым космонавтам?
«Восемь!», — голос механический, но откуда злорадные нотки? Двигаться уже трудно, хотя с усилием ещё возможно. Дышать тоже становится трудно.
«Девять! Десять!», — ликует механический голос. Двигаться не пытаюсь, все усилия на дыхание.
«Одиннадцать! Двенадцать!», — захлёбывается восторгом голос. С-цуко! Какого хрена, ржавый якорь вам в зад через глотку! На грудь наваливается тяжелейшая плита, чувствую, как щёки и всю кожу стягивает к затылку.
«Пятнадцать! Шестнадцать!», — дышать невозможно, даже не пытаюсь, наращивая давление в лёгких для хоть какого-то противостояния. Изо всех сил пытаюсь не скользнуть в беспамятство. С трудом отгоняю зелёную пелену перед глазами.
«Восемнадцать!», — тёмно-зелёная волна накрывает глаза и выключает сознание…
В это время сотрудники и побледневший Мелихов бестолково суетятся, трясут оператора. Наконец, кто-то догадывается сорвать топор с пожарного щита и рубануть по кабелю, который возмущённо брызгает искрами. Вой центрифуги постепенно стихает, собравшиеся потрясённо смотрят на труп гостя центра с вытекшими глазами…
Такую картинку быстренько накидал искин, мгновенно переключившийся в режим паранойи. Огромный ему поклон. И отрицательный ответ хозяину ЦПК:
— Когда совсем станет нечего делать, обязательно приду покататься.
— Боитесь?
Он что, на слабо меня пытается поймать? Как подростка?
— Конечно, боюсь. Только не центрифуги, — и откровенно поясняю на вопросительный взгляд. — Вы несколько десятилетий работали филиалом НАСА. У вас тут если не каждый первый, то каждый второй, точно американский шпион и диверсант. Ваш персонал с ними взасос целовался.
— Зря вы так, — смурнеет Мелихов. — Было время — дружили, настало другое время, все всё понимают.
— Свою жизнь на это закладывать не собираюсь! Реальная практика уже много раз показала, что не все понимают.
Возвращаемся к нему в кабинет. У нас масса дел. Надо взять программу обучения с пометками пройденных тем. Табели курсантов с результатами испытаний и оценками. И сразу ясно, что совсем не зря закопался в бумаги.
— Вот это, это и это — из программы исключить.
— Да вы что! Самое основное!
— У нас другие системы управления и оборудование. Впрочем управление «Союзом» оставьте. Может пригодиться.
Вечером, перед строем курсантов объявляю:
— Ваше обучение здесь закончено. Продолжите на Байконуре. Собирайте вещи, завтра после обеда мы туда улетаем.
Глава 27
Подстеленная соломка
10 августа, вторник, время 10:10.
Байконур, ЦУП Агентства.
— Виктор Александрович, «стакан»… — начальник эвакогруппы запинается от моего взгляда и поправляется: — «гильза» доставлена в монтажный корпус. Визуальный осмотр повреждений не выявил.
— Спасибо, Артём Павлович, — кивком отпускаю среднего роста кряжистого мужчину.
Мы удобно расположились за спинами операторов, контролирующих очередной запуск «Симаргла». Мы — это прежде всего я, зампред СБ Медведев и Овчинников. Игорь у меня на положении мальчика за всё, и если он рядом, значит, всё в порядке.
— Почему «стакан», Виктор? — доброжелательно любопытствует зампред.
— По форме и назначению, ДмитрьАнатолич. Ракета в него вставляется, как в стакан. Скорее, как пуля в гильзу, но для наших остряков нет ничего святого, упорно обзывают стаканом. Национальный менталитет сказывается, не иначе.
Зампред беззвучно смеётся.
«Симаргл» тем временем идёт на второй виток, отставая от отделившейся «Виманы». Ракета-носитель до первой космической не дотягивает, хотя может. Пусть и в случае выпрыгивания на орбиту горючего на возвращение не остаётся. Может-то он может, только кто ему даст? Я могу позволить, но показывать лишнего не хочу. Не стоит будоражить американцев сообщением, что ПН «Симаргла» переваливает за восемьдесят тонн. Это, конечно, если его самого считать, а не только «Виману». А почему бы и не посчитать? Есть для этого основания, есть. Но эту карту я пока открывать не буду. С ума сойдут, если узнают, что мы достигли четырнадцати процентов ПН.
В нашу общую
