Космопорт - Сергей Чернов
— Если Колчин откажется от тяжёлых ракет Роскосмоса, то это будет косвенным, но веским доводом, что его ракета может выводить примерно столько же, а может, и больше, чем самая мощная «Ангара-А5».
— Какова твоя личная оценка, Майк? — любопытствует Брендон.
— Сорок тонн, не меньше, — на этот раз можно не аргументировать, спросили всего лишь мнение.
Алоиз презрительно фыркает. На остальных тоже не производит впечатления. Нет среди американских перспективных или действующих тяжёлых и сверхтяжёлых систем ни одной с грузоподъёмностью меньше сорока пяти тонн.
— Итак, — подводит итог Брендон. — Приходим к выводу, что русским удалось совершить новый шаг в развитии своей космонавтики. В какой мере им удалось сократить разрыв с нами, узнаем позже. Наверняка сами объявят.
После совещания Брендон приглашает в свой кабинет. Секретарша приносит кофе с венскими вафлями.
— Твой вопрос решается, Майк. Но знаешь… — делает многозначительную паузу. — Мы решили не отдавать тебя Илону. У него и без того дела идут неплохо. К тому же он сильно вложился совершенно в другую схему. Как тебе поработать с Blue Origin (компания-изготовитель успешной ракеты New Glenn)? Я говорил с Джеффом (Джеффри Безос — владелец компании). Не буду врать, что он в восторге, но интерес проявил. А когда я намекнул, что размер гранта может достичь пяти миллиардов, все сомнения у него исчезли.
— Действительно будет такой грант? — новость приятная, что тут скрывать.
— Вряд ли Конгресс пропустит в полном объёме, — морщится Брендон. — Но на три миллиарда рассчитывать можно. Остальное наскребём из общего бюджета. За счёт того же Джеффа. Его ракета хороша, но её можно пока отставить в сторону или адаптировать к тоннельному запуску.
— Можно считать, вопрос, куда меня направить, решён? — осторожно спрашивает Веклер, непринуждённо угощаясь вафлями.
— Да, Майк. Только скажи мне: ты уверен, что у тебя получится?
— Нет, шеф. Уверен только в том, что это перспективный путь. А как там с гиперзвуком? Эту технологию Колчин тоже использует.
— Работы по гиперзвуку никак не закончатся приемлемым результатом, — морщится Брендон. Светло-серые глаза слегка темнеют. — Надеемся на разведку. Когда-то же им удастся разнюхать, — он тяжело вздыхает. — Скажи, Майк, а у тебя в рукаве больше ничего нет?
Взгляд шефа делается острым.
— Уточни вопрос, шеф.
— Может, ты ещё о чём-то догадался, но никому не говоришь? Например, потому, что догадки смутные, постеснялся, — Брендон смягчает первоначальную остроту вопроса.
— Есть догадка, — Веклер равнодушно пожимает плечами. — Нет, я не стесняюсь, но она настолько на поверхности…
— И какая же? — Брендон с трудом сдерживает нетерпение.
— Так жидкий водород же! Я ж говорю: это на поверхности! Мальчик Колчин как-то научился с ним работать. Решил проблему охрупчивания материалов и наддува топлива. То есть это подозрения, конечно, но вы сами только что видели манёвры его водородной ракеты.
В глазах шефа Веклер видит часто встречающееся выражение: и как я сам не догадался⁈ И справедливо решает, что только что заметно поднял свою репутацию в глазах начальства.
*Вимана — в индуистских и буддийских мифологических текстах воздушный дворец, царский чертог или небесная колесница.
Глава 26
Разговоры о разном и главном
30 июля, пятница, время 11:00.
Байконур, аэродром «Юбилейный».
Аэродром с нашим приходом сюда расцвёл. А чего бы ему не расцвести, когда в списке статей расходов появилась ещё одна строка с именем этого объекта. С минуты на минуту объявят посадку. Зина словно тень всегда рядом со мной.
Трень-брень-трень, — деликатно вибрирует телефон. Нашёл, мля, время! Достаю. Не всегда отвечаю на звонки, например, с неизвестных номеров. Но на этот ответить придётся. На Зину можно не оглядываться, любой бы и я в последнюю очередь предположил, что она способна на такую деликатность. Однако отсаживается дальше, метров на десять. Сейчас можно, народу вокруг мало. Это не Шереметьево, где каждую минуту садится или взлетает самолёт.
— Да, Алис, — стараюсь говорить приветливо, но голос всё равно сухой.
— Здравствуй, Вить, — делает паузу, то ли ждёт ответного приветствия, то ли не решается продолжать. — А ты когда к нам приедешь?
Теперь я делаю паузу. Мне надо подумать.
— Могу задать тебе тот же самый вопрос. И отвечу тебе точно так же, как и ты.
Чувствую, насколько туго вращаются шарики в её голове. Она не дура, конечно, обычная девчонка. Не интеллектуалка, точно. И ребус этот несложный раскусить не может. Поэтому переводит стрелки.
— А я детей каждое утро на зарядку вывожу, — и замолкает, ждёт.
— Молодец! — искренне хвалю. — И, наверное, каждое утро говоришь им, что так папа велел, поэтому надо делать. Без споров и разговоров. Молодец, Алисочка!
— Ну-у-у, не каждый раз… — уточняет неуверенно.
— Понятно, — криво усмехаюсь. — Никогда ты им этого не говорила. Может, тогда бабушка им это объясняет?
— Бабушка? — потерянно повторяет Алиса.
— Ты так и не поняла, что я хотел сказать, да? — за разговорами уже иду к самолёту, закинув сумку на плечо. — Всё очень просто, Алиса. Мой вопрос тот же самый: когда ты переедешь с детьми ко мне на Байконур? И если ответишь — никогда, то и мой ответ будет тот же: никогда. Никогда я к вам приезжать не буду. Если скажешь: завтра, то и я так же отвечу. Завтра же приеду и заберу вас к себе. Тебе всё понятно?
— Ну-у, да…
— Тогда пока. Я у самолёта стою, мне пора. Внутри не знаю, есть или нет связь. Не всегда бывает.
30 июля, пятница, время 13:20 (мск).
Москва, Кремль, кабинет зампреда СБ.
Интересно перемещаться по разным часовым поясам. Подсчёт времени тоже подчиняется закону относительности. Если опираться только на местное время, то вся математика рушится. Вылетел с Байконура в одиннадцать пятнадцать, прилетел в Москву в двенадцать двадцать, летел три часа. А в Петропавловске-Камчатском глубокий вечер и через полтора часа — полночь.
— Виктор, почему не пригласили меня на запуск? — в голосе зампреда нет обиды, чисто справку ждёт. Я и даю, мне нетрудно.
— Э нет, Дмитрий Анатольевич! Вас я приглашу обязательно, но только тогда, когда буду уверен, что всё пройдёт успешно. И если всё
