Трое из Иудеи - Валентин Леженда
Соломон смущённо обернулся, глядя на негодующе сжимающую кулаки мать.
- Вот эта штука… растущая прямо из верхушки чёрного квадрата…
- Из вашего лба, – поспешно вставил безумец.
- Гм… даже так… если я не ошибаюсь… а я вряд ли ошибаюсь, поскольку изображённое вполне очевидно, то это…
- Всё правильно, это мужской детородный орган, – дерзко подтвердил художник.
- Но почему?!! – Соломон в очередной раз недоумённо развёл руками, призывая в свидетели всех собравшихся, которые опасливо поглядывали на тирскую знаменитость, стараясь держаться от гостя как можно подальше.
- Сей яркий символ олицетворяет верховную власть, – выдержав небольшую паузу, ответил художник. – Безграничное доминирование тирана-царя над простым забитым народом.
- Но почему этот орган растёт прямо из моего лба?
- Таково моё виденье! – грозно ответил гений и даже с чувством топнул обутой в дорогой сандалий ногой.
- Спасибо, – вежливо улыбнулся психу царь. – Вы свободны.
И слегка обиженный гений, гордо подняв голову, в гробовом молчании покинул дворец. Придворные поспешно расступались перед ним, словно тот был прокаженным…
- Художника не трогать, – быстро распорядился владыка Израиля, вернувшись на трон. - Картину сжечь на заднем дворе, причём немедленно. Место сожжения оцепить и потом продезинфицировать.
- Однако мне кажется… - попыталась возразить Вирсавия.
- Мама, давайте не будем спорить, – строго посмотрел на неё Соломон и инцидент на том был исчерпан.
Однако занимательная история загадочной картины безумного Даливадороса к удивлению не закончилась. А всё дело в том, что царю по большому счету, конечно, следовало бы проследить за процессом сожжения гнусной картины, ибо тут же нашлись ушлые личности из числа разбирающихся в живописи придворных, которые картину элементарно умыкнули, придав огню вместо неё купленный по дешевке на распродаже портрет здравствующего египетского фараона по неведомой причине изображенного с двумя головами. Как видно и в стране гигантских пирамид также проживало немалое количество душевнобольных представителей художественно-изобразительного фронта.
Благополучно избежавшее уничтожения полотно тайно перекочевало в тирские земли, где было за огромнее деньги продано царю Хираму, слывшему большим ценителем всего оригинального и нестандартного. Хирам всё ломал свою голову, кто именно (а то что перед ним чей-то портрет сомнений не вызывало) был изображён на довольно большом куске папируса. К счастью, поясняющей подписи под картиной не было как и автографа автора, иначе случилась бы между тирцами и иудеями великая кровопролитная война.
***
Безумного художника пришлось на время обезопасить, ибо у того неожиданно возникло непреоборимое желание разукрасить в растущем на глазах храме каменные стены. По личному распоряжению Соломона непризнанного в Израиле гения постоянно сопровождали сотрудники ТИС - тайной иудейской службы, следящие за тем, чтобы знаменитый гость благополучно перекочёвывал из одного пивного заведения в другое, не успевая как следует протрезветь. Разумеется в таком плачевном состоянии держать в руках кисть было решительно невозможно.
А храм рос не по дням, а по часам. Возводили великолепное строение на холме Офел, вершину которого предварительно срезали и уравняли. Для расширения внутренней площади территорию окружили стеной из хорошенько обтёсанных каменных глыб скреплённых оловом. На вершину холма вела удобная протоптанная дорога, по которой все желающие попадали во внешний двор, где постоянно толпились жители Иерусалима, дававшие строителям «ценные» советы, вследствие чего между тружениками и зеваками регулярно случались нешуточные драки. Но стража всегда была начеку, разнимая дерущихся ещё до того как из складок длинных одежд выскакивали острые ножи.
Вторая стена поскромнее окружала внутренний двор – основное место религиозных обрядов. Посредине стоял жертвенник, на котором горел вечный огонь всесожжения. Рядом установили «медное море» - медный колодец, заполненный водой для обмывания жертвенных животных. Одним словом всё делалось по высшему классу.
По окончании строительства храма занявшего около семи месяцев, состоялось большое торжество по случаю установления внутри знаменитой святыни – ковчега завета. Во время торжества толпы народа заполнили внешний двор, а на внутреннем должна была пройти церемония посвящения и установления ковчега.
Ковчег завета представлял собой деревянный ларец, украшенный искусной резьбой, в котором покоилась каменная скрижаль великого пророка Моисея. По одним слухам скрижаль была одна по другим две, хотя возможно правы были обе спорящие стороны. Скрижаль и впрямь была одна, но только расколотая неким неосторожным древним хранителем на две одинаковые части. Ларец тщательно охранялся огромными статуями, изображавшими херувимов – могучих бородатых мужиков с крыльями. Статуи были вырезаны из оливкового дерева и покрыты толстым слоем золота.
Торжество в честь завершения строительства храма прошло как по маслу. Вокруг жертвенника собрались старейшины израильских племён, жрецы в белых ниспадающих одеждах, придворные вельможи, певчие, арфисты, кимвалисты и сто двадцать трубачей-виртуозов.
В общем негде даже финику упасть.
Обстановка была тоже соответствующая: жара (от огня в алтаре и многочисленных курилен) и духота (из-за огромного количества людей).
Соломон в пурпурном роскошном плаще и в золотом царском венце сидел на престоле. Сзади него выстроились пятьсот воинов личной гвардии, включая двух дряхлых современников Давида. Каждый воин держал в руках щит из чистого золота. Щиты специально пронумеровали и при помощи крепкой цепочки прикрепили к запястью каждого солдата.
Далее подробно описывать историческое действо излишне. Ну, разумеется, случилось жертвоприношение, заиграла музыка, внесли ковчег, спели гимн «Явись-ка, Яхве, дрогнет враг!», унесли ковчег. Ну и прочее, согласно заранее составленному плану. Дым от постоянных ритуальных сожжений резал глаза, струнные музыканты, лишённые возможности лицезреть свои руки, играли вразнобой, трубачи истошно гудели ну и вполне логично, что когда дым, наконец, рассеялся могучие воины из личной гвардии Соломона не досчитались доброго десятка золотых щитов. Крепкие на первый взгляд цепи, идущие к запястьям, были аккуратно перекушены, причём при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что перекушены не специальным кузнечным инструментом, а чьими-то алчными зубами.
Когда суматоха, вызванная пропажей щитов, наконец, улеглась, Соломон сокрушённо покачав головой торжественно встал во весь рост, дабы толкнуть историческую речь:
- Точно так, как не знаешь ты, откуда стало дыханье и кости, откуда в беременной утробе, так не знаешь ты дел Бога, создающего всё! – так красиво начал мудрый царь. – Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать… время разрушать и время строить… время разбрасывать камни и время собирать камни… время молчать и
