Владимир Романовский - Польское Наследство
Кошмары ей все равно снились, один за другим. Она от кого-то отбивалась во сне, шептала арабские ругательства, потом по-славянски сказала, «Шахин, отойди, я сама … Ах ты подлец!» и еще что-то. Потом сказала, «Гостемил, он мой отец, и зовут его Гостемил, а вас всех я знать не желаю!» – еще повертелась, и повторила, судя по интонации, тоже самое по-арабски. Гостемил подобрал еще тряпку и вытер ей покрытый крупными каплями пота лоб. После чего он поцеловал ее в вытертый лоб – солено, неприятно, ну да что делать! Снова сел на скаммель. И задремал.
Проснулся он от того, что почувствовал – кто-то его разглядывает. Подумал – Ширин. И не стал открывать глаза, а стал ждать, что она будет делать дальше. Он слышал, как она переместилась – с ложа на пол, по полу к скаммелю. Как присела рядом. Погладила неумело по волосам – один раз было больно, но он не подал виду. Эка рученька у нее пудовая. Надо будет исподволь ей об этом намекнуть, чтобы нежнее … осторожнее была чтобы.
– Я знаю, что ты балуешься, – сказала она.
– Балуюсь? – спросил он, не открывая глаз.
– Балуешься. Ты не спишь.
– Притворяешься, – поправил он.
– Да.
– А откуда ты знаешь?
– А ты храпел, а потом перестал.
– Я храпел?
– Как гром. Как много лошадей.
– Это потому, что я напился давеча, – сказал он. – Возраст тут не при чем.
Кретин, подумал он, что ты плетешь, при чем тут возраст?
– Расскажи о себе, – попросила она.
– Что рассказать?
– Все расскажи. Кто мы такие, какая у нас семья.
Это «мы» так понравилось Гостемилу, что он открыл глаза.
– Ладно. Подожди. Где-то здесь смола должна быть.
Поозиравшись, он встал и направился к резному ящику, стоящему на сундуке. Действительно, есть смола. С чего бы? Спальня – недействующая, Хелье и Нестор спят по соседству. Может, Нестор любовницу сюда водил? Он отломил два куска, один пихнул в рот, другой протянул Ширин.
– Это чтобы запах плохой во рту изничтожить, – объяснил он. – Не глотай, просто жуй, а потом выплюни.
Она села на ложе, поерзала, положила смолу в рот, еще поерзала.
– Пойдем, – сказал он. – Покажу.
Умывальная за узкой дверью, в стиле лучших киевских домов, давно не ремонтировалась и не чистилась, но вид имела вполне пристойный. Слив не работал – рычаг заржавел. Ширин, войдя, странно посмотрела на Гостемила.
– Лохань, – объяснил Гостемил. – В ней моются. Это ты знаешь.
– Зачем, если рядом баня?
– Раньше бани не было. Кроме того, спальня на двоих, и иногда бывает, что выходить не хочется. Хозяин дома, хоть и скрывает это – истинный эпикуреец. Вот отходный горшок. Потом позовем этого … Поруку, чтобы сливной рычаг смазал. В общем, ссать сюда, мыться вон там, а я выйду пока что.
Все это было сказано таким естественным тоном, что Ширин подумала – у неверных никто ничего не стесняется. И ошиблась. На самом деле количество глупых условностей в каждом городе и в каждом сословии всегда одинаково, просто условности разные, а уровень неестественности каждого набора условностей зависит от культурного уровня среды, в которой они появились.
Затем сам Гостемил, дождавшись, когда Ширин удовлетворит физиологию, удовлетворил свою. Ширин сидела на ложе, скрестив ноги, прикрыв босые ступни простыней. Гостемил, чувствуя, как ломит спину, ноют суставы, еле двигается шея, напряг волю и, пододвинув к ложу ховлебенк, лихо сел на него верхом, и даже спружинил слегка, чтобы продемонстрировать, какой он свежий. Часа два выдержу, подумал он. После этого свалюсь и просплю сутки. Терпи, Гостемил. Это отцовский долг тебе велит. Отец такой девушки, как Ширин, должен быть крепок и весел, жизнерадостен и не ворчлив.
– Ну, стало быть, тебе хочется узнать нашу с тобой родословную, не так ли?
– Да.
– Это достойное желание, Ширин. – Она не улыбнулась. Либо халифатам не свойственна ирония, либо она у них иная. – Моровичи – по северным понятиям древний род. Происходим мы от дериварян…
– Как? От древлян?…
– Нет, дериварян, – строго сказал Гостемил. – Древлянами нас называет олегово отродье. Не будем подражать ему. Слово дериваряне происходит от этруско-латинского дериваре, что означает «отделившиеся». Когда-то давно какое-то племя, возможно этрусское, то бишь, пра-римское, сейчас никто уже не знает, сейчас мы все славяне … племя ушло на восток и на север … и обосновалось у порогов Днепра. Это там, где кнеррир себе кили ломают. Течет река, течет, вдруг – раз, и порог. Килем о порог – хрясть! … Да, так вот … Знали они грамоту и имели неплохие представления о зодчестве. В те времена у порогов никто не жил. А если и жил, то ушел, мол, ну их. А не ушел, так пришедшее племя выгнало. Дериваряне обосновались, построили семь городов, и стали жить. Правление у них было по римскому образцу, а грамота по греческому. И были они отважный, но немногочисленный народ. Моровичи же, а это мы, были одной из самых уважаемых семей. Не в последнюю очередь потому, что уже тогда отличались высоким ростом и крепким телосложением.
Сидя на ложе, Ширин расправила плечи, расставила локти, и напрягла бицепсы. Гостемил не рассердился – наоборот, обрадовался первой шутке дочери в его присутствии. Это так приятно, когда дети с тобою шутят.
– Именно, – сказал он. – В отличие от окрестных племен, женщины у дериварян не считались домашним скотом, а были с мужчинами равны.
– Охотились и воевали?
– Зачем? У каждого свои обязанности. Воюют мужчины молодые, иногда среднего возраста. Охотятся неуемные. Уемные занимаются земледелием. Женщины содержат дом, воспитывают детей, ругают мужей, содержат кроги и хорловы терема. Иногда под настроение доят корову и латают одежу. Но за столом все равны. Женщины не садятся отдельно, как принято было у окрестных племен, не сплетничают за спинами мужей – то есть, сплетничают, конечно, но не на публике. Участвуют в делах правления.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем женщине правление?
– Ну, как. Нужно же следить, чтобы женщин не притесняли. К примеру, муж строит дом. Если бы женщины не участвовали в правлении, он бы жену заставил бревна таскать, а это вредно женщинам. А то еще некоторые мужчины норовят выполнять женскую работу – дом прибирать, корову доить, детей воспитывать. Женщина же при таком муже зачахнет от скуки и безделья. Нужно, чтобы правление учитывало интересы всех жителей. Вот, в общем, так они и жили. Некоторые, в том числе Моровичи, имели владения на севере, под Муромом, и еще кое-где. Еще про наш клан рассказывают, что произошли мы от скифов, но скифы – легенда, а мы существуем на самом деле. Вот, – он снял с груди амулет и передал Ширин. – Это наш родовой герб. Солнце и два копья.
Ширин с трепетом рассмотрела амулет – простой делки, судя по всему очень древний. Не может быть, подумала она. Если Гостемил – приемный сын, то … Впрочем, славяне, если признают кого-то своим сыном, то полноправное членство в роду он получает автоматически. Стало быть – Моровичи. Мы – Моровичи.
– А потом по Днепру пришли рюриковы хорлинги и потребовали дань. Дериваряне вооружились и дали отпор. Шведская шваль отобрала один город, нынешний Киев, но остальные поселения оставила в покое. Потом пришел еще один из той же семейки, именем Олег, с большим войском. Ратников в его ватаге было больше, чем во всех дериварянских селениях людей. И князь дериварян разослал гонцов во все веси, и весь народ увел в леса. За это подлое олегово племя и дало нам кличку – деревляне, или древляне. И деревенщина еще.
Гостемил помолчал, наблюдая, как Ширин думает. Высокий ее лоб нахмурился, глаза перемещались под бровями то вправо, то влево, пухлые губы чуть приоткрылись. Прелестная девочка. Нет, она понравится местному люду, несмотря на рост. Не может не понравиться. Вон какая милая. А волосы – красивой волной, темно-каштановые. Раз каштановые – значит, где-то в роду рыжики были. Не у меня – у Зибы.
– Ту часть своей семьи, которая владела Киевом, Олег тоже уничтожил, – продолжал он. – Дериваряне два года провели в лесах, а затем стали понемногу возвращаться в города. Некоторые, правда, отправились в Киев – служить в войске. Но Олег был упрямый и не очень умный человек. И снова посылал дружины собирать дань. Все племена, что жили рядом, платили ему дань, кроме дериварян. В конце концов, чтобы избавиться от давления со стороны Олега, князь наш порешил искать союзников. Ни с хазарами, ни с печенегами он дела иметь не хотел, они дикие. Послал гонцов в Константинополь.
Гостемил умолк.
– А что могли дериваряне предложить Константинополю? – спросила Ширин. – Какая Константинополю выгода?
Ишь ты, разбирается, дотошная, вся в меня, подумал он. Что ж, придется выкладывать всю правду.
– Ты права. Золота у дериварян не водилось, меха были не слишком хороши. Но было кое-что другое. – Он снова помолчал. – Из всех славян дериваряне самые рослые, самые сильные. Как и сегодня, Константинополь был одним из трех центров работорговли, только вторым центром тогда состоял не Киев, а Веденец. Верно также и то, что при любой возможности дериваряне похищали варангов, а славян ловили – как придется. Но славян было больше. Правда и то, что дериваряне недолюбливали остальных славян за то, что те слишком легко покорились. Теперь, когда славяне занимают важные должности в киевском правлении, нынешний князь упорно распускает слухи, что, мол, славяне сами пригласили варангов к себе, чтобы те ими правили. Биричи на торге каждую речь начинают словами, «С тех пор, как пригласили предки наши Рюрика на Русь…» Молодое поколение именно так и думает. Так о чем это я? Ага … Византийский император, Леон Шестой, по настоянию одного из Моровичей, которого знал лично по давнишним походам, дал согласие на союз, поскольку предпочитал иметь дело с дериварянами, чем с диким и вероломным Олегом. Именно тогда самые уважаемые семьи дериварян приняли христианскую веру. Все крестились в Константинополе, и привезли в Искоростень, это наш главный город был, священника. А с Олегом Леон порвал отношения. Олег, узнав о таком обороте дел, собрал головорезов и пошел воевать с Константинополем.
