Баба Люба. Вернуть СССР - А. Фонд
Я продолжила рыться в вещах двойника и буквально через минут десять обнаружила в верхнем ящике тумбочки неотправленное письмо. Очевидно, та Любаша начала писать, но не закончила — или времени не было, или любит потихоньку писать. Это не важно. Зато для меня большая удача хоть немного понять, что здесь происходит.
Писала Любаша своей подруге, которая проживала в Иркутской области.
И бинго! В письме она с горечью описывала, что её супруг, Скороход Пётр Иванович, который работает вахтовым методом на буровой где-то под Нефтеюганском, мало того, что завёл там вторую семью и прижил двоих детей, так ещё, когда их мамашка чухнула в Америку, привёз этих детей к себе домой и поставил Любашу перед фактом. Мол, они будут теперь жить у нас. Любаша была сердобольной барышней, не в детдом же их отдавать при живых-то родителях, поэтому стерпела. А может, любила своего супруга, раз простила. Скороход детей-то подкинул, а сам укатил обратно на Севера, деньгу зашибать. Но тут оказалось, что детишки, настроенные то ли мамашкой, то ли отцом, начали войну с Любой. Измывались над ней буквально во всём: бойкотировали, ничего не помогали, но самое дурацкое в этой ситуации было то, что деньги на содержание детей Скороход присылал исправно, почтовыми переводами. Но присылал он их на имя Анжелики, которая всё и забирала. А кормить их и всё остальное Любаше предстояло за собственный счет.
Дальше шла обычная бабская трепотня, Любаша перечисляла свои болячки, что устает, что тоскливо ей и в таком вот духе ещё страницу почти.
Дочитав до места, где излияния обрываются, я вздохнула. Что ж ты за человек такой, Любовь Васильевна Скороход? Терпила или мать Тереза? Как же можно так со своей жизнью поступать. И где ты теперь? Может, не выдержала всего этого и ушла?
Но как бы там ни было, теперь уже мне предстояло здесь жить и решать проблемы, которых накопилось ой как много.
Не успела я додумать мысль, как услышала на кухне звон посуды — хитрая девица воспользовалась тем, что я в комнате и решила пообедать. Вряд ли она мусор пошла выносить.
Я пошла на кухню, где действительно сидела Анжелика и с аппетитом уплетала борщ и оладушки.
— А кто тебе разрешил мою еду жрать? — уперла руки в бедра я.
Анжелика не удостоила меня ответом и продолжила есть, при этом ещё и демонстративно зачавкала.
— У тебя хватает наглости не вынести мусор и сидеть жрать мою еду? — повторила я.
Анжелика, глядя мне в глаза с усмешкой, откусила оладушку.
Этим она меня выбесила окончательно.
— Значит так, хамка, — тихо сказала я, — жрешь, ладно, дожирай. Но знай, это твой последний обед в этом доме. Я сейчас же иду в отдел опеки и попечительства и напишу заявление на отказ от тебя и твоего братца. Где он, кстати, до сих пор шляется?
Анжелика проигнорировала, но ложка в её руке ощутимо дрогнула.
— И я с огромной радостью добьюсь того, чтобы тебя отправили не просто в детдом, а в детдом для дефективных правонарушителей. Соседка подтвердит, что ты по ночам по злачным местам шляешься.
— Ты не сделаешь этого! — выкрикнула Анжелика, а так как она как раз запихнула ложку борща в рот, то ошметки еды разлетелись по свежеотмытой кухне.
— Не сделаю? — едко рассмеялась я, — с чего это? От большой любви к тебе? Назови мне хоть одну причину, почему я не сделаю этого?
— Тебя отец уроет!
— И где твой отец? — раздвинула губы в ухмылке я, — на северах? А ты не думала, что он там ещё тайно с десяток детей настрогал и ему там не до тебя? Тем более он откупился от тебя почтовыми переводами…
— Он вернется и убьет тебя! — набычилась Анжелика.
— Может, и убьет, — не стала спорить я, — но вернется он когда? Месяца через три? Через полгода? Как раз за это время ты ощутишь всю прелесть проживания в детдоме. Так что начинай собирать сумки. Анжелика. И приятного тебе аппетита.
С этими словами я развернулась и вышла с кухни.
За спиной послышались сдавленные всхлипывания.
Глава 4
Я же была довольна, как слон. Нет, вы не подумайте, ни в какой детдом отдавать этих детей я и не собиралась. Но нужны были рычаги влияния на вконец оборзевшую девицу, воспитанием которой, как видно, никто толком не занимался. Пусть хорошо подумает и сделает выводы. Хотя, если не сделает, то тогда выводы сделаю я и вполне могу пересмотреть первичное решение.
Я открыла шкаф и принялась рассматривать его содержимое. Нужно же понимать, какими ресурсами я теперь обладаю. А посмотреть было не на что. Три комплекта старенького постельного белья, хотя здесь надо отдать должное моей предшественнице — постельное хоть и было стареньким, но чисто выстиранным, выглаженным, кипенно-белым, да ещё и накрахмаленным.
Одежда тоже не порадовала. Я с отвращением вытащила какую-то ношеную-переношенную растянутую кофту и задумалась — выбросить её прямо сейчас или оставить на тряпки? Решила пока оставить на тряпки — хоть и говенный трикотаж, но полы помыть вполне можно. Затем я вытащила спортивные штаны из тонкого синего трикотажа. Они были такими заношенными, что аж страшно смотреть. Нет, их я даже на тряпки оставлять не буду. Я отбросила их на пол.
Затем дошла очередь и до футболок и маек. Это вообще тихий ужас! Как можно в таком ходить⁈ Все футболки, кроме одной, новой (очевидно она была просто мала, поэтому и не носилась) ушли в ту же кучку.
И тут на пороге показалась Анжелика. Уши её пылали.
— Не отправляйте нас в детдом, — явно преодолевая себя, пробормотала она и добавила просительным тоном, — пожа-а-алуйста.
Но меня на таком не проведёшь. Все эти умилительные рожицы до поры до времени, сейчас дашь слабину, а потом за спиной начнется.
— Ты поела?
— Ага,
