Баба Люба. Вернуть СССР - А. Фонд
Мда… для полного комплекта нужны коньки и ласты.
Сделала проще — сдвинула ногой всё это обувное богатство и поставила сумку. Хоть там и барахло, но тяжелая, зараза. Я уже аж рук не чувствую.
Дальше я уселась на стоящую рядом табуретку, предварительно смахнув какие-то сумки, сумочки, шапки и прочую чепуху на пол. Сняла сапоги. Ноги отекают и трудновато уже долго ходить в сапогах.
Вздохнула.
Хочешь, не хочешь, но нужно идти знакомиться с жилплощадью и её обитателями.
Квартира оказалась двухкомнатной. Узкий тёмный коридор, как я уже упоминала, был загромождён всевозможным барахлом. Даже торшер там зачем-то стоял.
Ладно.
Дальше я заглянула попеременно во все комнаты и на кухню.
Спальня, в которой очевидно, обитала я, была небольшой, точнее очень маленькой. Туда вмещался только допотопный шкаф, наверху которого была сбитая из реек антресоль, задёрнутая шторкой из розовой атласной ткани. Сложенный продавленный диван, рядом стул и маленькая тумбочка, на которой одиноко громоздился пузатый будильник — вот и вся скудная обстановка. Стены были оклеены линялыми обоями в цветочек, да ещё висел большой календарь с улыбающейся Аллой Пугачевой с букетом роз. На календаре была крупно дата — 1992 год.
Я опять вздохнула.
Таки попала я на тридцать два года назад.
Я вконец расстроилась. Ну вот почему нельзя было попасть, скажем, в начало восьмидесятых? Я бы успела устроиться, поднакопила деньжат, а потом, до девяносто первого, рванула бы куда-то в Тайланд. А что, вполне нормальный сценарий.
А так девяностой второй — самый худший год. Хуже него только девяносто третий, девяносто четвёртый, девяносто пятый и так далее.
Кухня тоже особого восторга не вызвала: грубая плитка до середины стены, дальше побелка, газовая плита, мойка, рядом старый, крашеный белой краской кухонный буфет. Стол и пару табуреток. Небольшой громкий холодильник. И всё это пространство было обильно заставлено грязной посудой.
На кухонном столе, между тарелок с остатками еды пробежал рыжий таракан, сердито шевеля усиками.
Я вздрогнула и поёжилась от отвращения.
И запашок тот ещё. Я открыла форточку — пусть хоть немного проветрится.
Кстати, эпицентр запахов обнаружился под мойкой — переполненное мусорное ведро, такое впечатление, дня два уже не выносилось.
Ужас ужасный!
Мимоходом я заглянула в ванную и туалет. Как и ожидалось, ничем они меня не поразили, разве что зеркало в ванной было заляпано брызгами, и круглая стиральная машина (ведро с мотором) переполнена грязным бельём.
Ну это трындец какой-то. Так запустить всё.
Интересно, им самим жить так не противно?
Напоследок я заглянула в комнату, где, по всей видимости, обитала девочка. Я прикинула, что это и есть Анжелика Петровна Скороход.
Так и оказалось. На не заправленной кровати лежала Анжелика Петровна и листала какой-то пёстрый журнал с картинками. Вторая кровать, поменьше и тоже не заправленная, стояла у противоположной стены. А в остальном обстановка была примерно такая же, как в другой комнате — старый шифоньер, тумбочка, два заваленных одеждой стула, письменный стол, облепленный вкладышами от жевательной резинки. Стены здесь были щедро оклеены всевозможными плакатами встык, поэтому зеленоватые фрагменты обоев можно было рассмотреть лишь у окна. Среди полуголых пёстрых людей, я смогла идентифицировать Саманту Фокс, Юрия Шатунова, Шварценеггера, Рэмбо и группу каких-то зомби. Две настенные полки были заставлены жестяными банками из-под пива.
— Тебя стучаться не учили⁈ — зло фыркнула мне Анжелика Петровна.
От неожиданности я застыла. Вот это да. Таким тоном со мной даже Рявкина никогда не разговаривала. А это ссыкуха какая-то. Ну и дочь воспитала я себе на голову. Точнее не лично я, а кто-то вместо меня.
Я не знала, как обычно было принято обращаться к ней в кругу семьи — Анжела? Лика? Энжи? Поэтому сделала замечание нейтрально:
— Ты почему хамишь, дочь?
— Какая я тебе дочь! — вызверилась Анжелика Петровна и аж подпрыгнула на кровати.
— А кто ты?
— У меня есть мама! А ты мне никто! — заверещала она.
— А почему ты тогда в моей квартире? — удивилась я. — И в паспорте?
История получалась какая-то мутная. Или же девица нагло врёт.
— Иди вон! — заорала она и зло швырнула в меня подушкой.
Подушку я поймала на лету и отбросила на вторую кровать. Спускать столь явное хамство я не собиралась.
— Это моя квартира, — тихо и твёрдо сказала я. — Если тебя что-то не устраивает, то иди вон ты. Тем более, если ты мне не дочь.
— Ты что, выгонишь меня на улицу? — вытаращилась девица.
— А почему нет? — пожала плечами я. — Зачем мне содержать кого-то непонятного, кормить, поить? Чтобы ты мне тут концерты устраивала?
— Ты не постучалась! — она обличительно ткнула в меня пальцем с неопрятным маникюром.
— Ну и что? — удивилась я. — ты переодевалась, что ли? Так я тоже женщина, что я там не видела? Парней водить тебе рано, а какие ещё тайны у тебя?
— Мне не нравится, когда в мою комнату… — начала качать права девица, но я её перебила.
— А мне не нравится, что в квартире бардак, грязнота, даже посуду не помыла.
— Тебе надо, ты и мой, — фыркнула та и отвернулась, укрывшись одеялом с головой. Мол. Всё. Разговор окончен.
Я развернулась и вышла из комнаты, прикрыв дверь. Ладно, я всё равно это так не оставлю. Рано или поздно ты проголодаешься, детка. А там посмотрим, кто будет диктовать условия проживания.
Нет, я, конечно, прекрасно знаю, что подростки могут устраивать глобальные истерики и бунты по любому поводу. Гормоны, воспитание и всё такое. Я вон сына вырастила и периодически случалось всякое. Но то, что устроила мне эта девочка, не укладывалось в голове. С чего такая агрессия? И почему она
