Time - Альберт Григорьевич Горошко
В ночь на 15 марта никто не спал. Мы сидели, как полтора года назад, в кухне на первом этаже и пили чай. Лукинична сидела с нами, подперев рукой тяжелую голову, сипло дышала и , всхлипывая, роняла прозрачные слезы в свое блюдце. Виссарион преданно смотрел на профессора. По его просьбе накануне мы втроем сфотографировались на фоне самого большого ветряка.
Профессор чая не пил, ссылаясь на поддержание спортивной формы. Я подумал о том, что снова сделаю неосмысленный шаг в своей жизни. Разговор как-то не клеился, и мы отправились прогуляться по ночному городу. На центральной улице было светло, как днем. Белый собор вонзался пятиярусной колокольней в звездное небо.
– Виссарион, давай-ка еще сфотографируемся здесь. – и я протянул ему взведенный фотоаппарат. Третья пленка уже подошла к концу – дома проявлю бесценные кадры!
Одинокие прохожие возвращались с вечерней смены. Часы на заводской башне показывали полдвенадцатого. В двенадцать город погрузится в сон, и тогда мы пройдем в третий цех электроподстанции, куда мы перевезли машину, и двое из нас уже не выйдут обратно…
Сторож спал, уткнувшись в газету на столе. Рядом в пепельнице тлела
недокуренная папироса. Сухонькая ладонь сжимала стакан с остатками чая, в который было подсыпано снотворное. Я аккуратно высвободил его и сполоснул в умывальнике. Трансформаторы третьего цеха чуть слышно гудели. Виссарион включил рубильник питания клетки и полез в кабинку оператора.
– Ну пора! – и я протиснулся между прутьев. Виссарион наверху начал вращать маховик редуктора. Когда стрелка динамометра остановилась на красной отметке, раздался щелчок, и маховик зафиксировался. Виссарион подал напряжение. Мои электронные часы обнулились.
– Виссарион, я оставляю их тебе!
Я начал бег.
– Доктор, расскажите потом, что вы видели, – крикнул я, сбивая дыхание.
Я, как белка в колесе, наматывал круг за кругом с чемоданом в руке, пока доктор не сказал: “Стоп! Ну, удачи, до встречи в 1998 году.” И я сделал шаг в толщу времени.
Глава шестая
На другом конце
Сначала я просунул голову, и в глазах тут же потемнело. Все пропало – ни Воронкова, ни Севидова, ни гудения трансформаторов. Я пролез за прутья и тут же поскользнулся, наступив ногой в какую-то жижу. Чемодан как будто провалился сквозь землю! Тщетные поиски меня раздосадовали. Вокруг было темно, тихо и сыро. Что это – подвал? Я нашарил рукой стену. Бетон. Странно. Севидов должен появиться часа через полтора, учитывая его “малый ход”. Надо произвести разведку . Хорошо, что я взял со стола сторожа коробок! Вспыхнувшая спичка не отняла у мрака ничего, кроме моих рук. Я пошел по стене. Угол. Еще один. Дверь! Надо подождать доктора…
Не помню, сколько времени я ждал – доктор так и не появился. Я подошел к двери и приложил ухо – снаружи слышался странный знакомый шум. Я толкнул дверь, и она со скрежетом пошла. Нажал еще – и вышел, как мне показалось, на воздух. Окружающее меня пространство было так же темно, дул удушающе теплый ветер, и я никак не мог понять, почему мои ощущения были такими знакомыми. Вдруг раздался нарастающий гул, и стал появляться свет, слабый, затем сильнее. Через несколько секунд я еле успел, ослепленный, отскочить за дверь – мимо с грохотом и воем пронесся поезд метро.
Метро в нашем городе, в восьмидесяти километрах от Москвы? Невероятно! Я побежал вслед поезду. Видимо, интервалы между поездами здесь большие, потому что ни через две, ни через пять минут я не был раздавлен. Сумрак впереди скоро рассеялся, и я вскочил на перрон. Станция была похожа на огромную трубу. Я посмотрел на часы над черным жерлом туннеля – желтые лампочки высвечивали 5:03.
Сейчас появится народ.
Часть третья
Глава первая
Современность
Меня окликнули. Я обернулся и попятился: передо мной стоял человек выше меня ростом в темном комбинезоне, с замысловатой железякой в руках. Его лицо почти целиком скрывали огромные черные очки. Я видел только решительный подбородок под суровой складкой рта. “Терминатор!” – первое, что пришло мне в голову. Рот зашевелился:
– Ты как здесь оказался? Я вчера все проверял. Ты кто – бомз?
Я подумал, что он с дефектом речи и ответил:
– Нет, не бомж, вот мой паспорт и прописка.
– Бомз – без определенного места занятий, а бомжей мы давно вывели, – сказал великан и , сложив пополам мой паспорт, сунул его в нагрудный карман. – Откуда у тебя это старье?(Это он про мой паспорт!) За мной! – и он ткнул меня в спину железякой. Человек в комбинезоне не походил ни на привычного мне милиционера, ни на омоновца – и то, как он обошелся с моим паспортом, весьма меня озадачило.
– А как же документы? – обернулся я.
– Вперед! Не разговаривать!
Мы сели в подошедший поезд. Через полчаса езды без остановок по длинному перегону мы вышли точно на такой же станции – мрачной трубе с голыми бетонными стенами. Вокруг нас по-прежнему не было ни души. Мы опустились вниз на лифте, похожем на грузовой подъемник, и попали в громадный подземный ангар, где в слабоосвещенном мерцающими лампами пространстве ворочались могучие детали станков, производя оглушительный грохот. В каждом станке шипела пневматика, и отработанный воздух создавал сквозняки то тут, то там. Я шел, спотыкаясь о какой-то хлам, а мой конвоир привычно перешагивал через преграды, и его железяка больно упиралась мне между лопаток.Пройдя в конец ангара, мы снова сели в лифт и опустились так низко, что у меня заложило уши. Я, должно быть, попал в преисподнюю. Теперь мы шли по длинному коридору с дверями, напомнившему мне бомбоубежище. Одна из дверей не была заперта, и мы прошли как раз в нее. Здесь находился дежурный в таком же комбинезоне и очках, но без железяки. Он нажал на кнопку пульта справа от себя, и из коридора донеслось щелканье отпираемых запоров.
– 112-й куб! – четко доложил дежурный, и конвоир повел меня вперед по следующему коридору с пронумерованными камерами. Возле 112-го номера мы остановились.
– Лицом к стене, руки на стену! – и конвоир стал открывать дверь…Он сильно наклонился из-за своего высокого роста над замком с ключом в руке. Ключ не вращался. Видимо, кубом давно не пользовались. Он сунул свое орудие подмышку и схватился за ключ двумя руками. Какая неосторожность, он видимо
