Борис Толчинский - Боги выбирают сильных
— Что меня больше всего давит в этом деле, так это то, что мама не посовестилась войти в сделку с Сатаной и выступить против нас. Но я ее люблю, София, она была не только мамой мне, но и отцом; отца-то я совсем не помню!
— Не говори «была», любимый. Она ни слова не сказала против тебя.
Ты сын ее, был, есть и будешь. Тебе нужно немедленно уехать, как мы договорились…
Марс посмотрел на меня удивленным взглядом и сказал:
— Если я сейчас уеду в ссылку, она накинется на тебя. А тебе и без нее проблем хватает.
— Верно, — улыбнулась я, — нынче у меня проблем так много, что Клеменция не сможет создать мне новые!
Он покачал головой, а затем внезапно сжал меня в своих объятиях…
— Я обожаю вас, — прошептал он мне на ухо, — тебя, моя Психея, и его!
— Не зарекайся, мой Эрот, — игриво заметила я, — там может быть и она!
Марс проговорил, кивнув на мой живот:
— Если это «она», я тоже счастлив. Пусть она будет такой, как ты.
Боги наградили меня самой удивительной женщиной на свете, и я пою тебе, моя богиня: «Tu mihi sola places, nec jam te praeter in urbe Formosa est oculis nulla puella meis»…[7] Я подарила Марсу поцелуй и заметила:
— Вот так воинственный бог — не Марс, а Мусагет, коль скоро у тебя на памяти «Элегии» Тибулла! Ну, не предполагала…
— Всегда подозревал, что ты меня недооцениваешь, — рассмеялся он и продолжил: — «Tu mihi curarum requies, tu nocte vel atra Lumen, et in solis tu mihi turba locis»…[8] Если бы на твоем месте был кто другой, я бы присоветовал ему выкинуть белый флаг. Но на твоем месте — ты, и я — с тобой, всегда и всюду! Поэтому я говорю тебе: не отступай, борись, сражайся, и скоро победишь всех недругов коварных!
— Мы победим, — поправила я Марса, — в твоей любви моя победа!..
Незадолго до полуночи Марс меня покинул и поторопился в Эсквилинский аэропорт, чтобы успеть на ночной рейс аэросферы в столицу Сиренаики. Если ничего не случится в пути, еще до наступления нового дня он прибудет в Джоку, и сенатской комиссии останется только хлопать глазами и скрежетать зубами в бессильной ярости; дядя слишком умен, чтобы настаивать на отмене декрета и возвращении Марсия в столицу. В отличии от матери моего возлюбленного, дядя Марцеллин умеет с достоинством принимать поражения; этого у него не отнимешь. Я думаю, завтрашний день дядя потратит, успокаивая чрезмерный воинственный пыл Клеменции Милиссины.
Однако успокаиваться было рано. Едва ушел Марсий, я включила видиконовое зеркало и связалась с бункером разведшколы «Везувий». Как известно, полночь — излюбленное рабочее время моей замечательной подруги Медеи Тамины. Так и есть: она отозвалась сразу.
— Что празднуем? — спросила она меня, увидев знакомую улыбку на моем лице.
— Три хорошие новости, подруга, — ответила я. — Первая новость касается бедняги Марса. Эту головную боль можешь вычеркнуть из нашего списка. Я сослала его в Кефейские джунгли, сторожить черномазых дикарей. Peractum est![9] Вторая новость: по моим расчетам, из-за Марса в рядах моих противников случится серьезный конфликт…
— Macte![10] А третья новость?
— Третья хорошая новость, Медея, заключается в том, что скоро я тебя увижу.
На лице моей подруги отразилось удивление, и я пояснила:
— Сворачивай свои дела и приезжай в Темисию. Ты думаешь, я позабыла, что десятого января у тебя юбилей? Счастливая ты, подруга, тебе тридцать лет! А мне еще два года мучиться…
— Как с Варгом поступить?
— Бестактной иногда бываешь ты, подруга. Могла бы и не напоминать о том, что мы с тобой скрывали моего врага от моего любовника!.. Ты уверена, что он по-прежнему прячется в пещере Гнипахеллир?
— София! Как мне не быть уверенной, когда его ближайший друг работает на нас!
— Кто еще об этом знает?
— Двое надежных агентов.
— Это очень ценные агенты?
С Медеей мне всегда было приятно разговаривать: мнения своего она не таила, но понимала меня с полуслова.
— Дело будет закрыто, — сказала она. — Еще один вопрос: что с Ромуальдом делать? Если уж дело закрываем, то и его…
— Нет, — отрезала я, — он может нам еще пригодиться. Я хочу сохранить всех: Варга, Ромуальда, Кримхильду, Доротею, Свенельда, Марса, его мать, моего дядю, моего мужа… всех, кто что-нибудь значит! Да, это сложно. Много проще было бы убирать их, одного за другим. Но я так не могу. Это мне неинтересно. Чтобы так поступать, большого ума не надо. А вот заставить этих людей, таких разных, работать на общее дело, на благо нашей великой державы… по-моему, это достойная цель!
Медея улыбнулась и спросила меня:
— Я слышала, что герцогиня Кримхильда быстро идет на поправку.
— Тебя это удивляет? Северянки выносливее нас, южанок.
— А что будет, когда она выздоровеет?
— Не загадывай, подруга. Nunquam simpliciter fortuna indulget[11]. Ergo[12], мы должны рассчитывать только на самих себя. Однажды мы уже помогли герцогине выбраться из затруднительного положения; если понадобится, поможем снова. И не только ей. Множество важных людей нуждаются в том, чтобы кто-то помог решить их проблемы.
— Для этого ты вызываешь меня в Темисию? Чтобы я помогла важным людям решить их проблемы?
— Приезжай — узнаешь. И еще одно, Медея: в Неаполь ты больше не вернешься.
— Жаль, — вздохнула она, — эта работа была мне по душе!
— Не печалься, подруга, найду тебе другую работу по душе, — ободрила я ее, и на этом наш разговор завершился.
Было уже поздно, и я не стала работать с документами. Завтра ожидался трудный день, мне нужно было подготовиться к нему. Я отправилась в спальные покои. Все последние дни ночевала в министерстве — отсюда было много проще контролировать дела, чем из фамильного дворца Юстинов.
Мелькнула мысль зайти к отцу, и я направилась в его апартаменты.
Однако майордом Малого Квиринала сообщил мне, что отец уснул, и я решила его не беспокоить. Повернулась, чтобы уйти, но в этот момент дверь отцовской опочивальни отворилась, и оттуда появился кесаревич Эмилий Даласин.
Заметив мое удивление, он быстро подошел и взял меня под руку.
— Очень хорошо, Софи, что ты здесь. Мне нужно с тобой поговорить.
— Так поздно?
— Лучше поздно, чем никогда, — сумрачно отозвался кузен, и я поняла, что разговор у нас выйдет тяжелый.
Мне пришлось вернуться в кабинет, потому что Эмиль был не тем человеком, которого я могла принимать в спальне. Он устроился в кресле около дивана, я села напротив.
— Тебя, наверное, интересует, что я делал ночью у твоего отца, — начал Эмиль. — Я выручал тебя, кузина.
— Вот как? Ты выручал меня, а я даже не знаю, от какой напасти. Не лучше ли было для начала зайти ко мне и посоветоваться?
— Не лучше! Время было дорого. Если бы я промедлил, сенаторы могли успеть первыми.
— Сенаторы?!
Эмиль кивнул.
— Да, Софи, те самые сенаторы, которые прямо сейчас убеждают твоего отца подать в отставку.
Сенаторы — у моего отца! И я об этом ничего не знаю! Что это, если не заговор?! Как может Эмиль быть таким спокойным в тот момент, когда мои враги склоняют моего отца предать меня?!
Он увидел, как заблестели мои глаза, и воздел руку, останавливая меня:
— Не торопись бросаться в битву, отважная Пенфесилея. Не все данайцы перед тобой трепещут.
Я взяла себя в руки и сказала:
— Продолжай, кузен.
— Это началось на званом вечере у князей Виталинов. Само собой, мы со Стефанией там были. Обычный вечер, ничего экстраординарного.
Пока не появилась…
— Позволь, я догадаюсь! Пока не появилась Клеменция Милиссина?
— Да! Ее, разумеется, никто не ждал, ты знаешь, она не нашего круга… В общем, она возникла из темноты, равно erinnys ex tragoedia[13], вызвала принцепса Клавдия Петрина, который вместе с моим отцом предавался Каиссе[14], и потребовала завтра же, то есть уже сегодня, созвать Сенат!
Князь Клавдий задал ей резонный вопрос: зачем?
— Пустой вопрос, — усмехнулась я. — Известно, зачем: чтобы вынести вотум недоверия первому министру!
— Она сказала иначе… Извини меня, Софи, я не стану повторять всего, что она о тебе наговорила! Какие-то страшные вещи!.. Будто ты совратила ее сына Марсия, и в результате… — мой достойный кузен покраснел и остановился на полуслове.
— Не надо, Эмиль, не говори. Я примерно представляю, на что она способна в исступлении… Лучше скажи, кто слышал клеветнические речи.
— Я, моя жена, Клавдий Петрин, еще сенаторы Виталин, Ираклин, Валентин, Цецилия Даласина, моя бабушка, а кроме сенаторов…
— Ясно, кузен. И как они отреагировали?
— А как ты думаешь, кузина? Они были в шоке!
— Корнелий Марцеллин тоже это слышал?
Эмиль насупился и проронил:
— Его там не было. Виталины, насколько мне известно, люди порядочные и с подобной публикой не знаются. Забери меня Эреб, Софи, но у меня создается впечатление, что ты довольна выходкой Милиссины! Она оклеветала тебя — а ты довольна?!
