Валерий Елманов - Битвы за корону. Прекрасная полячка
— Первая линия, пли! — рявкнул я, когда особо ретивым и шустрым оставалось до нас три десятка метров, не больше.
Раздался дружный залп. Навряд ли хоть одна пуля оказалась истрачена впустую — в такой тесноте промахнуться невозможно. Атакующие ахнули, взревели — кто от боли, кто от ужаса — и отпрянули, вжимаясь в бревенчатые заборы по краям дороги, а то и просто рухнув в первый попавшийся сугроб и застыв в нем, не шевелясь и закрыв лицо руками.
— Вторая, товсь! — отдал я новый приказ.
— Ну же! Чего ждете?! — заорал на своих вояк Голицын. — Покамест у них ручницы разряжены, давайте дружно! Успеете!
Зараза! У меня прямо руки зачесались снять его с лошади. Жаль, Дмитрий во всеуслышание заявил, что запрещает стрелять в бояр, мстительно упомянув об иной казни, которая их всех ждет опосля. Или все-таки эдак случайно всадить пулю? Я воровато оглянулся, прикидывая, заметит царь мое своевольство или нет. Кажется, смотрит на меня. Ладно, пускай поживет, гад.
Толпа меж тем загомонила, некоторые сделали пару робких шагов вперед, но дальше не пошли, остановились. Еще бы. Чай, не дураки и видят, что заряжают лишь гвардейцы первой линии, а вторая готова к стрельбе. Словом, призыв боярина пропал втуне. Зато Шуйский сообразил способ получше. Нет, ей-богу, когда на кону твоя собственная жизнь, изобретательным становится каждый. Прекрасно понимая, что теперь ему либо удастся прикончить Дмитрия, либо придется расстаться с белым светом, и скорее всего в мучениях, Василий Иванович нашелся:
— А у вас самих чаво, пищалей нетути?! С нами бог, он подсобит не промахнуться. Стреляйте в них, робяты, стреляйте. А кто в ентого дьявола иноземного попадет, тому тыщу рублев жалую.
«Ого, — восхитился я, наслышанный о скупости Шуйского. — Ай да Мак-Альпин! Какого Плюшкина раскрутил. Значит, кое-чего стою». Но рисковать людьми не хотелось, и я, мельком глянув назад и убедившись, что большая часть гвардейцев в двух линиях Груздя, выстроившихся метрах в тридцати позади нас, перезарядила пищали, скомандовал:
— Огонь! — и сразу после залпа распорядился: — Все. Отходим. Следующий рубеж между стенами собора и звонницей.
Момент отступления был самым опасным. Преследовать навряд ли решатся, но кто может помешать палить нам в спины? И пусть они защищены полубайданами, бахтерцами, колонтарями, юшманами — словом, средневековыми бронежилетами, но в их надежность верилось плохо. Одно дело, когда пуля попадает в пластину юшмана с расстояния в триста метров, и совсем иное — с полусотни. Вдобавок почти все они короткие, до пояса, а многие и без рукавов, то есть ноги и руки вообще не защищены.
Однако обошлось. Помогла образовавшаяся густая дымовая завеса (да здравствует черный порох!) и возникшая сумятица. Не зря же я приказал спецназовцам выскакивать за ворота именно после второго залпа. Едва мы устремились к линиям Груздя, как за спинами осажденных с моего подворья рванулись всадники. Судя по растерянным возгласам, бунташный народ оказался в ступоре: кого преследовать в первую голову? Словом, моя задумка оправдалась — кое-кто решил, что царь действительно среди конных беглецов, и спешно ринулся в погоню за ними, а остальные застыли в нерешительности.
Обольщаться не следовало. Через пару-тройку минут подмену распознают. А кроме того, я для верхушки мятежников столь же опасен, как и государь. Но хорошо хотя бы то, что по моей полусотне практически не стреляли вдогон, и мы преспокойно миновали выстроившуюся в две линии полусотню Груздя.
— Едва крикну, что готов, сразу делай второй залп и бегом на новые позиции, — предупредил я, чуть тормознувшись возле сотника.
Тот кивнул, а я устремился за остальными гвардейцами. Первые из добежавших до нового рубежа уже спешно растягивались в две линии.
«Ай молодцы! — мысленно одобрил я их. — Действуют на загляденье, словно на ученьях» — и гаркнул во всю глотку, чтобы слегка скинуть напряжение и добавить бодрости:
— Поспешай, робяты, а то щи с кашей на столах остывают!
Шутку мою поняли. Кто-то хмыкнул, а кто-то и улыбнулся, вспоминая старые казармы под Москвой. Именно там, чтобы не тратить уйму времени на специальную отработку этого сложного элемента отступления, я и ввел правило для всех сотников: возвращаться с занятий не просто так, но… отступая. И, повинуясь своим командирам, будущие гвардейцы не шли к столовой, а «отступали» к ней всю дорогу — разделившись на полусотни и перебежками, то и дело выстраиваясь в две линии и ощетинившись ручницами. И такие тренировки проводились каждый день.
Поначалу дело шло не ахти, и пришлось ввести для нерадивых наказание. Сотне, плохо исполнявшей этот маневр, отдавалась команда… перейти в наступление. То есть приходилось бежать «в атаку», по сути возвращаясь обратно, и начинать «отступление» заново. Тогда-то кое-кто из сотников и напоминал своим подчиненным про остывающие щи да кашу. Зато теперь этот элемент выполнялся всеми чуть ли не на автомате, никакой толкотни, каждый четко знал свое место и быстро занимал его.
Но радовался я недолго… Увы, мои опасения насчет тыла оказались не напрасны. Из дворца для осады моего подворья действительно прибыли не все заговорщики. Дело в том, что сброд, имевшийся в распоряжении мятежников, в корне отличался от моих гвардейцев, не приученных к грабежу. Изрядное количество ратных холопов, едва вломившись в царские палаты, пользуясь случаем (когда еще подвернется такая шикарная возможность?!), принялись хапать все, что попадалось под руку, вплоть до нарядных тканей, коими были обшиты покои Марины Юрьевны, и даже… подушек с перинами. Особо жадные, не удовольствовавшись туго набитой пазухой, сноровисто соорудили узлы из содранных со стен тканей, в которые увязывали награбленное добро. И как они ни торопились, но грабеж — чересчур увлекательное занятие, и пока они этим занимались, то, вполне естественно, изрядно подзадержались.
Словом, когда Микита Голован услыхал первый залп и, проникнув на передний царский двор, ринулся с него в палаты, ему было кого изгонять из них. И остатки мятежного сброда, ошалевшие, но, увы, пищали не бросившие, повылетали из дворца как раз в то время, когда оборону в узком пространстве между стенами Успенского собора и звонницей Ивана Великого держала моя полусотня, а гвардейцы Груздя уже устремились к Благовещенскому собору. Да тут еще сам сотник, увидев знакомые лица гвардейцев Микиты Голована, радостно протянул:
— Наши подоспели! Ну теперь держись!
И Дмитрий, воодушевленный тем, что пришла подмога, а враг бежит, недолго думая крикнул гвардейцам Груздя:
— За мной! — и ринулся в атаку.
Был бы на его месте кто иной, мои ратники навряд ли его послушались. Но повелевал сам государь, и вновь сказалось мое отсутствие. Хотел сотник встрять и отменить его приказ, но не решился. Спецназовцы, назначенные в царскую охрану, тоже не ожидали от него такой прыти, а потому, метнувшись вслед за государем, дабы взять его в защитное кольцо, сделали это с небольшим запозданием и догнать его не успели. Да, подавляющее большинство мародеров ринулось наутек, не думая об обороне, но кое-кто успел выстрелить. Таковых оказалось немного, десятка два, но четыре пули угодили в цель. Взметнулся в отчаянном прыжке Корела, бывший подле царя, чтоб закрыть его своим телом, но поздно — свинец угодил Дмитрию в грудь. Да и немудрено, бежал-то он впереди всех.
Когда я со своими людьми подоспел, трое моих гвардейцев и государь лежали на снегу. Едва глянув на него, я понял, что дело худо — на белой рубахе чуть повыше сердца зловеще расплывалось темно-багровое пятно. Приемлемый выход оставался один — немедленное отступление. Но куда — в царские палаты или в Запасной дворец? Не знаю, что бы я выбрал, но когда встал с колен и огляделся по сторонам, то заметил слегка приоткрывшуюся дверь Успенского собора и выглядывающее из-за нее бородатое лицо какого-то не в меру любопытного дьякона или священника. Я указал на нее и распорядился:
— Государя и прочих раненых на полушубки и в храм. Груздь, командуй. Вторая полусотня вместе со мной в атаку. Впере-од!
Иначе было нельзя, поскольку всем сразу не войти и у дверей храма неизбежно образовалась бы толкучка. Мы вновь метнулись в проход между собором и звонницей и всадили первый залп чуть ли не в разинутые глотки ошалевших преследователей, никак не ожидавших такого поворота событий. Толпа в панике отхлынула, огрызаясь разрозненными выстрелами, но особого урона они нам не нанесли, слегка зацепив двоих. Образовавшиеся полминуты мы использовали на всю катушку, успев перезарядить пищали, после чего половина гвардейцев, по моей команде дав второй залп, ринулась к дверям собора. Выждав минуту и бабахнув напоследок третий раз, следом отправилась оставшаяся часть полусотни. Особо смелым преследователям досталось по арбалетному болту.
