Изгоняющий демонов - Виталий Дмитриевич Гладкий
Несмотря на многочисленность гимирру, Табал все еще держался. Кочевники не смогли преодолеть горы, которые защищали сильные табальские крепости, поэтому остались на знакомой им равнине, где зимой дули сильные ветры, а снег заметал траву. Они попали в ситуацию, когда и вернуться уже невозможно и вперед двигаться им не дают.
Гонцы за помощью прибыли к Шаррукину еще зимой, но он мудро рассудил, что гимирру никуда не денутся, будут терпеливо ждать теплого времени, чтобы по весне преодолеть все препоны и ворваться в щедрые долины Табала. Но все равно нужно было поторапливаться. Царю не хотелось получить разоренную провинцию, которую подчистую выметут жадные до добычи кочевники. Поэтому он и решил не ждать месяца дууза, а повел свою профессиональную армию в поход, едва в горах сошли снега.
Оказавшись неподалеку от войск Теушпы, военачальники ашшуров невольно опешили. Ранее гимирру если и строили свои временные военные лагеря, то чаще всего устанавливали вокруг них обычные плетни и лишь иногда копали неглубокий ров. Но теперь кочевники насыпали высокие валы, на которые и пехота могла взобраться с трудом, не говоря уже о коннице. Судя по всему, Теушпа был мудрым вождем. Он прекрасно знал, что в открытом противостоянии колесницы ашшуров просто сметут его воинство — как это бывало ранее.
— Будем атаковать! — сказал решительно Син-ах-уцур.
— И получим горы трупов, — недовольно ответил военачальник кулуммийцев Эшпаи.
— Ну и что ты предлагаешь? — спросил туртану.
— Ждать. Окружить лагерь гимирру и ждать, пока им станет совсем невмоготу, и они выйдут в поле, — ответил кулуммиец. — А там мы раздавим их нашими колесницами и тяжелой панцирной конницей.
— И сколько нам придется ждать? — язвительно спросил один из шакну.
— Кочевники долго в лагере не продержаться — уверенно заявил Эшпаи. — Им нужно кормить лошадей и заготавливать продукты. Да и с водой не думаю, что у них хорошо обстоят дела.
— Я предполагаю, что на такой случай они запаслись и кормом для лошадей, и провиантом в достаточной мере, — ответил Син-ах-уцур. — Что касается воды, то, судя по «журавлям», гимирру выкопали несколько колодцев. А еще через лагерь бежит глубокий ручей.
— А как думают остальные? — спросил туртану, обводя взглядом собравшихся на совет военачальников.
Большинство помалкивали, зная, что Шаррукин все равно поступит по-своему, но некоторые склонялись к мысли, что нужно поддержать идею Эшпаи.
— Я не думаю, что гимирру как-то можно удержать в лагере, — прокашлявшись, обстоятельно сказал ниневиец Набудини-эпуша. — Он чересчур большой. У нас не хватит войск, чтобы закрыть все дыры.
— А все не нужно затыкать, — быстро молвил Мутаккиль-Ашур.
Несмотря на молодость, он был весьма опытным военачальником, и его суждения всегда оказывались точными и по делу.
— Ну-ну… — подбодрил его Син-ах-уцур.
— Мои разведчики донесли, что эта котловина заканчивается узким проходом в своей дальней стороне. По нему и прошли сюда гимирру. Поэтому стоит закрыть этот кувшин плотной пробкой, и кочевники окажутся в западне.
— Здравая мысль… — Туртану пытливо посмотрел на Мутаккиль-Ашура. — Я доложу повелителю. Какое решение он примет, то и будет. Но вы не расслабляйтесь. Готовьте свои отряды к битве. Все свободны!
Шаррукин томился в одиночестве. Его просторный шатер из плотной дорогой ткани голубого цвета с золотой вышивкой был окружен белыми кибитками военачальников, которые перевозились на быках уже в собранном виде, и палатками телохранителей. Царя обуревали какие-то бестолковые мрачные мысли, он чувствовал себя не в своей тарелке. Такое с ним случилось в походе впервые.
Шаррукин долго и истово молился перед небольшим походным изображением Ашшура, но черный, тщательно отполированный шойгам[114], из которого был изваян бог, казалось, покрывала изморозь, и царю стало зябко. Никогда прежде Ашшур не был таким чуждым и неприветливым. От него всегда исходила невидимая благодать, которая бодрила и звала на подвиги.
Син-ах-уцур, не высказывая ни удивления, ни обеспокоенности состоянием царя, кратко доложил ему об итогах военного совета. Он знал, что настроение Шаррукина может меняться по десять раз на день. Царь немного подумал и спросил:
— Так говоришь, шакну кулуммийцев предлагает взять гимирру в осаду?
— Именно так, — подтвердил туртану.
— То, что это глупость, ты, конечно, ему не объяснил…
— А зачем? — пожал плечами Син-ах-уцур. — Военачальник такого ранга должен понимать, что наш обоз небезразмерный и продуктов в нем не более чем на две недели. Как потом кормить солдат? Где взять провиант? Все деревни и города в округе уже разграблены, поля пусты, как и закрома.
— Что ж, дураков нужно учить. Завтра поутру в бой. План сражения ты, уверен, уже разработал…
— Да.
— Вот и отлично. И первыми на валы лагеря гимирру пойдут кулуммийцы во главе с Эшпаи. Пусть проветрится, может, станет умнее…
С рассветом завязалась кровавая сеча. Ожесточенные кулуммийцы, которым изрядно надоело бить ноги в длительном походе, от радости, что их страдания вот-вот закончатся, так лихо ударили на гимирру, что вскоре оказались за валами, во вражеском лагере. Но не тут-то было. Вождь кочевников юный Теушпа показал себя зрелым военачальником. Он вывел своих конных стрелков в поле, чтобы отсечь кулуммийцев от остального войска, которое могло прийти им на выручку, и небо в лагере посерело от великого множества стрел. Солдаты Эшпаи гибли под этим железным дождем, как осенние мухи.
Бой закончился практически полным истреблением кулуммийцев. Яростный Эшпаи, который спасся от верной гибели лишь благодаря своему великолепному панцирю и быстроногому «ослу гор»
