Валерий Елманов - Алатырь-камень
– Будет драка, Костя. Это я тебе точно говорю. Есть одна примета, которая всегда сбывается. Как только у меня в голове Высоцкий или Трофим [201] зазвучит – все. Считай, что мордобитие обеспечено. Иногда сам удивляюсь. Вроде все в порядке, а я кого-то из них с утра напеваю. К чему бы? И на тебе, то на дороге засаду устроят, то вообще в абсолютно мирном русском городе ребятки местные пристанут, чтоб я с ними тренинг провел. Вот и сегодня с самого утра в ушах мелодия звучит, аж подпевать хочется.
– А кто поет?
– Трофим, – нахмурился Славка.
– Это что – хуже?
Воевода как-то странно покосился на него и явно ответил не то, что на самом деле думал:
– Считай, что они одинаковы.
– А чего хмуришься? – не отставал Константин.
Славка открыл было рот, затем закрыл, потом опять открыл и, указывая в сторону города, сказал другу:
– А вот и первая подмога.
Тот обернулся. Действительно, к ним во весь опор уже неслись всадники.
– Только что-то их много, – пробормотал Константин. – С нами всего два десятка ехало.
– Так Минька мастеровых своих на коней посадил, а их у него не меньше. Вон как в седле держатся – яко пес смердячий на заборе, – процитировал он известное выражение Петра I.
– А остальные?
– Этих я не знаю, – насторожился Славка. – Слушай, уж не монголы ли? – И он потащил клинок из ножен.
Но тревога была ложной. Как оказалось, старик-лекарь сразу после разговора с Константином не отправился спать, хотя ему и предложили местечко среди своих. Некоторое время он сокрушенно разглядывал безмятежно посапывающих булгар и юрматов, перебирая в сухих старческих пальцах янтарные четки-бусинки.
Затем, вздохнув, лекарь вышел на улицу, протер лицо снегом, извлек из своих пожитков молитвенный коврик, разулся и, встав лицом к югу, то есть к Мекке, приступил к совершению утреннего намаза. Он прочитал первую суру из Корана, сделал два положенных рак-ата [202] , но на этом его салят ассубх [203] не закончилась. Немного подумав, он прочитал еще и другую суру, последнюю [204] , показавшуюся ему особенно важной.
Затем лекарь не спеша поднялся, свернул коврик и отправился будить Рашида, назначенного ханом старшим над этими десятками…
– Наш хан Абдулла ибн Ильгам сказал тебе, русский царь, что клинки его воинов будут с тобой до тех пор, пока камень не станет плавать, а хмель тонуть [205] , – спрыгнув с коня и легко, кошачьей грациозной походкой ступая по снегу, подошел к Константину Рашид. – Я что-то не видел утонувшего хмеля, и по пути сюда мне ни разу не встретился камень, всплывший из воды, – первым улыбнулся он своей незамысловатой шутке.
– Я тоже, – согласился Константин.
– Тогда почему ты оскорбил нас, не взяв с собой?
– Вы устали с дороги. Я решил дать вам немного отдохнуть, – смутился Константин.
– Мои воины обижены, – покачал головой Рашид. – Они считают это недоверием к нам.
– Я готов искупить свою вину, – приложил руку к сердцу Константин.
– Золотом? – пренебрежительно усмехнулся молодой булгарин.
– Тогда я второй раз обижу вас, а мне бы этого не хотелось. Я знаю, что больше всего любит настоящий воин, но лучше, если ты скажешь об этом сам, – неторопливо произнес Константин.
– Наш хан – великий человек. Он умеет выбирать себе друзей, мудрых, как священный свиток всемогущего, – одобрительно заметил Рашид. – Что ж, я скажу. Ты пошлешь меня и моих воинов первыми, когда придет пора скрестить клинки с этими пожирателями падали, умеющими только отнимать у людей честно нажитое добро.
– Награда велика, но я дарю ее тебе от всего сердца, – торжественно произнес Константин.
– Тогда будь столь же щедр и к нам, – выступил вперед Каргатуй. – Позволь нам быть вторыми. У нас тоже есть что сказать этим умельцам воевать с мирными народами. Поверь, в бою мы не осрамим тебя. Во всяком случае, от хана Бачмана я ни разу не слышал попреков, но только слова благодарности.
– Пусть будет так, – кивнул Константин.
– Ничего себе награда – первыми в бой пойти, – шепнул на ухо другу подошедший воевода, занимавшийся в это время размещением пушек и расстановкой своих дружинников, и похвалил: – А ты классно держался. Я бы так не смог.
– Вот потому-то я и не люблю Европу, – вполголоса ответил Константин. – Там продается все и вся уже сейчас. А Восток…
– Дело тонкое, – продолжил Вячеслав.
– Нет, не так. Просто на Востоке за деньги – что сейчас, что потом – многого купить невозможно. Зато кое-что – и весьма дорогое – тебе вручат даром, ничего не требуя взамен. Вот потому-то Киплинг и прав, сказав свое бессмертное: «Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не бывать».
– Почему? – нахмурился Славка. – Я что-то недопонял всех сияющих глубин твоей царственной мудрости.
– Да все ты отлично понял, – отмахнулся Константин. – Не могут быть вместе те, кто не понимает и от этого презирает друг друга. Сам же мне говорил, что теперь совершенно иначе смотришь на Кавказ.
– Так это потому, что он пока совсем иной, – неуверенно сказал воевода.
– Правильно. А почему? Да потому, что он еще ничего не перенял у Запада. А перенять он может только самое худшее. Сам знаешь, что дурной пример заразителен. Стоп! – неожиданно прервал он сам себя. – По-моему, началось, – и указал на Торопыгу, галопом несущегося к ним.
Николка начал кричать еще издали:
– Выезжают, выезжают!!
Впрочем, это предупреждение было напрасным. Всадников, выбиравшихся из-за заснеженных кустов на противоположном берегу, увидели все. Константин обернулся к своим людям, жалкой горстке по сравнению с той тысячей, не меньше, что скапливалась там, раскрыл было рот, чтоб приободрить их, но в это время из возка вылез старик-булгарин.
– Вот оно – долгожданное явление Магомета народу, – раздалось сзади. – А ему-то что нужно?
– Неправильно говоришь, воевода, – укоризненно покачал головой ибн Усман. – Сейчас будет бой и много крови. Я – лекарь. Если я уеду, то кто поможет воинам?
Константин только вздохнул и обреченно махнул рукой.
– Ты прав, ибн Усман, – произнес он. – Только отойди за возок, чтобы ненароком не пролить свою кровь, ибо если ты погибнешь, то кто станет лечить моих раненых. Пойдем, Слава, – повернулся он, но тут же услышал сзади чей-то до боли знакомый звонкий голос:
– Пушки к бою!
Константин обернулся, и все внутри у него похолодело. Минька, вылезший из возка, хлопотал вокруг своих орудий, деловито распоряжаясь людьми.
– А это явление откуда? – прошептал Константин и подбежал к изобретателю, который не обращал на царя ни малейшего внимания. – Ты какого сюда приперся?! – прошипел он сдавленным от бешенства голосом. – Ты где вообще должен быть?! Ты на воздушном шаре должен быть!
Но Минька вместо защиты сам перешел в контратаку.
– Ага, на воздушном шаре, – подтвердил он спокойно. – Сверху лучше всего видно, как вас убивать будут. Только я не сторонник трагедий Маяковского.
– Шекспира, – машинально поправил Константин.
– Да хоть Толстого, – зло ответил Минька, и только тут другу стало заметно, с каким трудом он себя сдерживает. – Я, может, тоже хочу поприсутствовать на ваших учениях. Врагов-то тут нет, государь, так чего ты меня гонишь? К тому же шарик занят. Туда наш патриарх захотел залезть, ну я и предложил Слану его покатать, – прищурился он.
Константин внезапно понял, что изобретатель вот-вот взорвется.
Впрочем, тот и сам это ощущал, поэтому ограничился кратким советом:
– Не трожь меня, государь. Напоминаю на всякий случай, что мне не тринадцать лет, а четвертый десяток идет, причем давно. И я все равно никуда отсюда не уйду, так что ты только свой авторитет потеряешь.
Сзади вырос Вячеслав. Чувствовалось, что сейчас он всей душой на стороне Константина.
– А ну проваливай! – решительно выступил он вперед.
– А вот это ты видел, – и Минька, окончательно озлившись, слепил смачную дулю и сунул ее под нос воеводе, опешившему от такого хамства. – Это мои пушки и мои люди! Значит, и я возле них должен быть! И еще здесь мои друзья, хотя теперь это вопрос спорный, – упавшим голосом произнес он.
Трудно сказать, что предпринял бы в ответ на это Вячеслав, но тут обстановку разрядил Константин.
Глянув на противоположный берег реки, он прикинул расстояние до города и заметил другу:
– А ему уже все равно не успеть. Придется оставить, иначе получится еще хуже. – И, показав на конную лаву, скопившуюся на противоположном берегу и постепенно выступающую на лед, пояснил: – Перехватят.
– Вот это другой разговор, – удовлетворенно кивнул Минька. – Кстати, чтоб вы знали – лучше наводчика, чем я, вам не найти. Так что брысь отсюда и не мешайте целиться!
