Ее превосходительство адмирал Браге - Макс Мах
В Шлиссельбург прибыла только в шесть вечера и на этот раз – возможно, ради исключения – отправилась ночевать в дом отца. То есть дом, разумеется, принадлежал всей семье, но даже официально – в телефонном справочнике Шлиссельбурга – назывался домом Кокорева. Впрочем, отец там практически не бывал, а члены семьи использовали особняк от случая к случаю. Просто чтобы не снимать номер в гостинице, если дела забросили в столицу. Ара тоже бывала в нем редко, даже реже, чем другие, но и у нее тут имелась собственная комната, и она знала, что дом обитаем. В нем жила немолодая чета, следившая за порядком и по мере необходимости принимавшая разнообразных Кокоревых. Сейчас была очередь Ары, но она никого не предупредила о своем приезде, а значит, могла рассчитывать только на то, что ей откроют дверь, организуют ванну и перестелют постель.
Дверь ей открыл Поликарп Данилович. Удивился такой редкой гостье. Посетовал, что не телефонировала заранее, но обещал в пять минут затопить угольный бойлер, в котором вода, разумеется, будет греться не менее получаса, и сказать Василисе Ниловне, чтобы застелила чистым постель и принесла Аре полотенца и мыло.
– А еды купить в округе где-нибудь можно? – спросила Ара, у которой не было желания выходить из дома, чтобы поесть в каком-нибудь трактире поблизости.
– Это можно, – степенно ответил основательный мужчина. – Пока будете мыться, как раз и схожу. Чего принести-то?
– Смотря где собираетесь покупать.
– По лавкам не пойду, – решил мужчина. – Маета одна. Возьму все, что требуется, в трактире на Якорной.
– Ну, тогда купите мне, пожалуйста, пару расстегаев с мясом, – начала соображать Ара, одновременно доставая из кармана брюк портмоне, – кулебяку с капустой и что-нибудь копченое. Ветчину или язык со шпиком. Грамм триста, чтобы и на завтрак хватило. Сыр – пожирнее. Пять-шесть сладких пирожков с ягодой или яблоками. Бутылку старки и пару бутылок ситро.
– Старку не надо, – покачал седеющей головой Поликарп Жиздорин. – В буфетной чего только нет. Сами выберете или я вам чего подберу. Остальное принесу. А Василиса Ниловна вам капустки квашеной и огурчиков соленых соберет. У нас в подполе на всякий случай и сыр есть, костромской да пошехонский[126], и вологодское масло. Сельдь атлантическая пряного посола, еще что-то из разносолов. Но тогда надо бы и хлеб взять.
– Меня все устраивает! – улыбнулась Ара. – За все спасибо и низкий вам поклон. А я пока, с вашего позволения, Поликарп Данилович, возьму вот журнал и газету, – кивнула она на столик в углу прихожей, – и навещу уборную. Страшно сказать, как давно я мечтала о тихом спокойном месте, и чтобы не надо было никуда спешить…
Так на самом деле все и обстояло. Теплый, правильно устроенный сортир в отсутствие необходимости куда-либо спешить – есть великое благо, которое не все и не всегда способны оценить по достоинству. В особенности штатские, но Ара, несмотря на юный возраст, штафиркой не была уже много лет подряд, и умела по-настоящему ценить тихие радости мирной жизни. Поэтому, забрав с собой журнал «Себерский гламур», оставшийся здесь, верно, еще с довоенных времен, когда в особняке Кокорева гостили ее сестра и невестка, Ара заперлась в уборной и, закурив папиросу, устроилась на горшке, чтобы никуда не спеша предаться чтению статьи о запрещенной в Себерии однополой любви.
Писали, впрочем, об одних лишь женщинах, что, на взгляд Ары, выглядело куда куртуазней, чем мужской гомосексуализм, от упоминания о котором ее всегда откровенно передергивало. Черт его знает, в чем тут было дело. Она же не мужик, чтобы опасаться за целостность своего очка. И даже более того. Как молодая, любопытная и склонная к авантюрам женщина, Ара не исключала того, что когда-нибудь в отдаленном будущем попробует с мужем, что это такое – анальный секс. На данный момент она все еще к этому была не готова, но теоретически принимала такую возможность в расчет. Ведь, если можно «туда», так отчего бы не дать мужу и «сюда», тем более что мужики, как она слышала от опытных женщин, на это дело падки даже больше, чем на классику? И однако же, когда речь заходила о мужской заднице, ей – несмотря на все разговоры о равенстве полов – об этом отчего-то даже думать было неприятно. То ли воображение у нее было слишком раскованное, то ли еще что, но, представив, что один мужчина имеет другого в зад, она всегда испытывала от этого позывы к рвоте… Так же и сейчас, подумала об этих бедолагах и тут же пожалела, что стала читать эту гребаную прогрессистскую статью, отбросила журнал в сторону и, забыв о своих планах на тихое уединение, поспешила закончить свое пребывание в домашнем сортире. Не то это было место, не те мысли и не то настроение…
2. Шлиссельбург
Сентябрь, 1954
Весь следующий день прошел в бегах. Начиная с восьми тридцати утра Ара три раза докладывала вышестоящему начальству о боевом применении реактивной авиации. В первый раз заинтересованными слушателями оказались полторы дюжины военных инженеров и штабных офицеров в звании от капитана 2-го ранга до контр-адмирала. Доклад длился полтора часа, и еще не менее часа Ара – совершенно не готовая к такому повороту дел – отвечала на многочисленные вопросы. Вопросы были правильные, но у нее болело бедро и кружилась голова. Тем не менее она выдержала. Однако это был всего лишь первый раунд, после которого у нее было всего полчаса времени, чтобы умыться, выпить чашку крепкого кофе и принять таблетку обезболивающего.
Вторая встреча прошла в узком кругу. В разговоре участвовали три адмиралтейских боярина, не считая Елизавету Аркадиевну, и два заместителя главкома. Просидели за чаем с бутербродами добрых три часа, и, выйдя из просторного кабинета одного из адмиралтейских бояр, Ара чувствовала себя, как выжатый лимон. Но, слава богу, Елизавета Аркадиевна знала, в каком она находится состоянии, и организовала обед на двоих. И вот здесь, поскольку разговор шел между своими, Ара выдала кое-какие подробности, о которых не стала бы говорить ни с кем другим. Впечатлений у нее за десять дней боев набралось столько, что хоть отбавляй. Но о большей их части Ара постеснялась бы говорить вслух. Во всяком случае, никому, кроме крестной матери, она такое рассказать
