Александр Белый - Рождение державы
Собрав вместе тех казаков, которые видели прилегающую к переправе территорию, определился и с собственным местом развертывания и организации обороны.
В данном случае ничего заумного не придумывал. Оставил два десятка казаков, которые могли бы оценить внешнюю ситуацию и сообщить о том или ином перемещении противника, в дозоре на ближних подступах к театру возможных военных действий. А бой придется вести исключительно оборонительный.
В двух километрах по пути следования к пологому берегу и к участку мелководья Южного Буга находилась господствующая высота, где сейчас расположились войска и шатер князя Вишневецкого. Низина, по которой мы шли, была голой от растительности и не имела никаких других природных заградительных факторов, то есть по правилам ведения современной войны для обороны была категорически непригодной. Единственное – левый фланг изрезал неглубокий овраг, по которому протекал ручей, это было хоть каким-то препятствием, впрочем, не особо серьезным.
На холме замаячила группа всадников, которые стояли и наблюдали за нашим перемещением. И в это же время прискакали два казака передового дозора, наблюдавшие за неприятелем из разлома оврага, и сообщили, что те зашевелились и стали седлать лошадей. Все, дальше тянуть было нечего, никакая более удобная позиция нам все равно не светила. Поднял руку, завернул Чайку влево и ускорил движение.
– Вестовые!
– Слушаю, пан атаман! – гаркнули оба и тут же возникли передо мной на прекрасных кобылах арабских кровей, на коих сменили своих татарочек.
– Марш к берегу ручья. Разбежитесь метров на сто сорок друг от друга, это будут границы гуляй-города. – Увидев их недоуменные взгляды, поправился: – Две сотни и еще двадцать локтей. Ясно?
– Да! – Оба кивнули и сорвались в галоп.
– Лейтенант! Где Славка с лошадью стоит – это угол левого фланга. Туда один пулемет, второй оставить здесь, с этой стороны. Капитан! Сотник! Верховых и крестьян – в середину! Быстрей! Быстрей! – заставил всех перейти на легкую рысь и расшевелить вяло бредущий обоз, который после боя в замке увеличился на три десятка возов. Пани Мария лично выделила повозки, а мальчишек-ездовых из многодетных семей отдала навсегда и проконтролировала погрузку на двадцать возов абсолютно всего имущества ненавистного брата. Еще на десять возов мы нагрузили прочие трофеи.
На сей раз передвижная крепость сбивалась веселей и, по моим прикидкам, быстрей, чем обычно. Народ занимал заранее определенные места: крестьяне – в центре, а внутренний периметр свободен для маневра стрелков. Прикрыв крестьян, на позиции выступили лучники, как казаки, так и казачки. Между ними и фронтальным оборонным сооружением установили минометную батарею. Все щели над и под повозками облепили стрелки, а лошадей отвели в тыльную часть гуляй-города.
Теснота была приличная, но все же это лучше, чем подставиться под удар в открытом поле.
А на высотку прибывали все новые и новые всадники, и была их уже огромная толпа. Но в боевой порядок не строились, наверное, потому, что солнце уже подошло к закату, светового дня осталось всего ничего, а мы от них уж точно никуда не могли деться – в клетку влезли самостоятельно. Вдруг от противника отделились десятка два всадников вместе со знаменосцем и не спеша направились к нам.
Это были рыцари, закованные в комплекты точно такой же брони, как и те, которые сейчас хранились в повозках моего обоза. Вперед выехал всадник, внешне молодой, с выпуклыми глазами и торчащими в стороны, как у таракана, длинными напомаженными усами.
– Кто такие и что делаете на землях Речи Посполитой?! – громко выкрикнул он, а я приказал развернуть полотнище с вышитым родовым гербом и, одетый в полную кирасирскую броню, взошел на одну из повозок.
– С кем имею честь?! Пан забыл правила этикета?
– Цо? – вскинулся он, затем отчеканил: – Владислав Сикорский, хорунжий хоругви Овручского повета воеводства Киевского. Честь имею!
– Князь Михаил Каширский. Честь имею!
– Его светлость князь Вишневецкий, в полку которого имею честь служить, требует вас к себе!
– Передайте князю, что он меня может только пригласить.
– Да вы забываетесь! Его светлость есть коронный хорунжий, староста Белоцерковский и Струмиловский. Любой казак обязан явиться по первому его требованию!
– Это вы забываетесь, пан Сикорский, – тихо ответил ему. – Как вы смеете повышать тон на особу высокородного происхождения? Тем более на родственника вашего коронного хорунжего?
– Пшепрашем, ваша мосць. – Подхорунжий замолк, словно споткнулся на ровном месте, я его перебил:
– Кроме того, пан Сикорский, я оставил службу в Гнежинском полку и сейчас выступаю как сугубо приватная особа. Так и передайте князю, брату нашему.
– Понятно, ваша мосць, сейчас все будет доложено его светлости, – растерянно сказал подхорунжий и поклонился, затем отряд развернулся и поскакал обратно.
Слез с повозки и взглянул на ухмыляющиеся рожи своих бойцов. Ну, конечно, некоторым отшить недовольного пана шляхтича – это как бальзам на душу.
Лично у меня на сердце некоторое время было неспокойно. Однако противник в боевой порядок все не строился, наконец из лагеря Вишневецкого выехали три всадника и поскакали к нам галопом. Это были не латные рыцари, а дворяне, одетые в европейские хубоны и шляпы с шикарными разноцветными перьями.
Вздохнув с облегчением, опять взобрался на повозку и стал дожидаться их прибытия. Нет, я далек был от мысли, что нам удастся разойтись миром. Больше чем уверен, что будет найдено сто причин, оправдывающих желание князя раздеть нас догола. Но на сегодняшний вечер и до утра война точно отменяется. Правда, будет введен в действие сценарий предъяв и претензий, которые должны обеспечить видимость законности подготовленного ограбления. Ну не пропустит князь такой вкусный и жирный пирог, проплывающий мимо рта в какие-то заморские страны. Положа руку на сердце, я его прекрасно понимаю.
– Барон Штауфенберг. – Массивный воин с бесцветными глазами представился на плохом польском и поклонился. – Личный порученец его экселенции князя Вишневецкого.
– Князь Михаил Каширский. Рад видеть вас, герр барон.
– Ваша милость, его экселенция приглашает вас на аудиенцию в свой шатер.
– Приглашение принимаю, герр барон. Отправлюсь, как только оседлаем лошадей.
– Я подожду, ваша милость, и буду в эскорте вашего сопровождения.
– Как будет угодно, герр барон, – сказал и спрыгнул с повозки.
– Сир, не надо! Не стоит! Опасно! Ну его! – стали меня отговаривать бойцы.
– Ничего страшного, выслушаем предъяву да вернемся. Со мной пойдут капитан Полищук и сержант Павлов. Револьверы спрятать под кирасами.
– И я! Я пойду! – подлез Данко.
– Нет, ты останешься здесь, старшим, – при этом я снял с шеи маленький тубус с указом Кара Мустафы и вручил ему прямо в руки. – Возьми, на всякий случай. А еще за княгиней и княжной присматривай, понял?
– Да я за них жизнь положу. – Преданно глядя в глаза, он звонко треснул латной рукавицей по броне.
– Не ходи, а? Не уходи! – тут же объявились и Любка, и Татьяна.
– Да не переживайте вы так, девочки! Девяносто девять процентов из ста даю за то, что все пройдет так, как я думаю. Это же настоящий Корибут, его родной дядя был королем Польши. По крайней мере все внешние приличия будут соблюдены. Просто он хочет меня ограбить, а я знаю, как ограбить его. А чтобы провернуть такую аферу, с ним нужно встретиться.
На меня все смотрели с большим удивлением и недоумением. Я улыбнулся, взобрался на Чайку и взмахнул рукой:
– Расцепляйте телеги.
В общем, все произошло точно так, как и предполагал. Не угадал только с запасом лицемерия князя Андрея. Он меня даже встретил у входа в шатер, окинул взглядом мое сопровождение, внимательно осмотрел наши полные кирасирские вороненые доспехи, удовлетворительно хмыкнул и снисходительно похлопал меня по плечу.
– Входи. Входи, Миша, – показал рукой на шатер.
И вот мы сидели за походным столиком на раскладных стульях, в бокалах было налито белое вино, а за моими спинами на некотором расстоянии стояли в карауле три немца – барон Штауфенберг и те двое, которые нас сопровождали. А сейчас, как и положено, князь Андрей выставлял мне претензии, а я отгавкивался или пытался объясниться.
– Я лишь хотел вызвать на суд Божий убийцу своего отца, деда и близких людей. А они, Андрей Михайлович, пытались унизить меня и мою фамилию, насмехались над моими женщинами, предлагали задирать подол, мол, они сейчас придут. Кто такое может выдержать?!
– Да, такое выдержать нельзя. Но у меня, Миша, совсем другая информация от людей, не верить которым не имею права. А она состоит в том, что ты подло напал на замок подданного его королевского величества, когда его гарнизон и гости веселились и праздновали день ангела кого-то из рыцарей. Его имя мы потом уточним. При этом ты побил насмерть многих добрых католиков, забрал замковую казну в двести тысяч серебром, ограбил имение и увел крестьян. Да таких непотребств у нас никто не творил уже лет двадцать! Как коронный хорунжий, такое дело безнаказанным оставить не могу. Что скажет король? А что скажет шляхта?! Поэтому настоятельно рекомендую все вернуть: и казну, и ценности, и крестьян. А также выплатить контрибуцию, скажем, триста тысяч серебром. Со своей стороны беру обязательства положительно решить все претензии короны к твоей фамилии.
